Библия аборигенов Берингии

Ибория
© иллюстрация автора (карандаш) ©

За долгую работу геологом на просторах Северо-Востока страны довелось мне немало общаться с коряками, орочами, эвенами и ительменами. Множество сказок, баек, да и вранья от них услышал. Немало почитал и собирателей фольклора. И, случилось, догадался или придумал, что в сказках аборигенов Северо-Востока*(для любопытных ссылки) мифология, свойственная и всем остальным цивилизациям мира. Калейдоскоп из ярких космогонических, героических сказаний и бытовых сказок складывается во вполне осязаемую картинку-мозаику. Это Библия. Вот и предлагаю читателю уже свою сказку из сказок. Не обессудьте, коли что не по нраву. Буду унипа* (рассказывать).

СОТВОРЕНИЕ МИРА
(ватаньнывок – на корякском языке – начало действия)
Было темно. И так, словно большущий ворон накрыл всё своими чёрными крылами. Полное безмолвие и ни единого движения. И не понятно, тесно или просторно? И шибко долго. Скучно. И, вдруг:

– Кутых!

Это Ворон, вот так вот, ни с того ни с сего, ударил клювом и пробил дыру в черноте. Хлынул свет, и зарёй побежал.

(Полагаю, слямзили учёные у аборигенов теорию Большого взрыва. Хотя это вовсе и не взрыв)

Так великий Кутх*, словно взломав скорлупу, открыл мир. Вот это развлечение! Сквозняк, сполохи, пыль, шум. Словно огонь бежит по ягельной тундре. Сам остался по одну сторону (верхний мир), а по другую отправил зарю. Полетел огромным вороном, а пожар за ним потянулся. Взмахнёт крылами, образуется вихрь, а как ещё раз – другой… И кружатся, полыхают. Ворон оглянется на каждый - там засияет дух Пээгти*. Солнцем! И ныне тот его полёт нам виден.

(Догадаетесь, как?)

Зарю Кутх нарёк своей женой. Подарил ей один вихрь. И поручил обустраивать её владения. Предупредил, мол, буду доглядывать, подмогну при случае. Мити была не против. Ошалевшая от счастья понеслась оправдывать доверие. Она, как хорошая жена, была непоседлива, деятельна и фантазёрка, и как всякая женщина, амбициозна. Начинать надо с очага и что при нём дОлжно.

Огонь дарованный радует, а под руками ещё много чего. И хоть всё, да и голова от азарту кругом идёт, но на скорую руку одно за другим перебрала, которое слепила, иное смела. Расставила по разумению и чтоб мужу понравилось. А нагрянет, так и покормить надо будет. Обожгла возле Солнца один из слепленных комков и разместила, где жар в самый раз. Не сгорит, не замёрзнет. Любуется, как остывает потихоньку её творение, красками переливается. Чё хошь на нём приготовишь! Кутх кстати заглянул.

– Ну ты! Ну ты! Даёшь! (молодец, мол).
– Аха! Это Нутэнут*! – отвечает довольная жёнушка (Земля то бишь).

Ворон улетел. Проверил.

Сидит Мити, дальше рассуждает. Ага, а вода? Где взять? Надо было спросить. Только подумала, сверху в её лепнину копьём молния вонзилась. Искры во все стороны от удара. Треснула запёкшаяся оболочка, раздвинулась в ране. Из неё внутренний жар ударил, а за ним вода полилась. Залила всю поверхность океаном*. Вслед Земля сомкнулась. Чуть-чуть трещинка осталась. Скоро и волны стихать стали. Глянула вверх Мити, а там улыбка Ворона тает. Во как! Умыл* и затопил. Улетел дальше творить-вытворять.

И у неё теперь всё есть! Разулыбалась и она морю-океану.

– Прям с сёдня же тебе и применение.

И родилась от их с мужем улыбок морская владычица Седна. Назвала Мити её своей помощницей. Просила сочинять жизнь морскую. И растить, совершенствовать юную.

Уже Седна разводила водоросли да живность от мелюзги до большущих рыб. А Мити ещё покружила по своему хозяйству. Где доделала, кое переиначила да дозревать оставила, передвинула, раскрутила, закрутила, покатила…  В общем, с утварью по своим фантазиям разобралась. Глянула вновь на Землю и первичный замысел по поводу сковородки решила восстановить.

Призвала Седну, пошушукались. Надо твердь поднимать. Улыбнулись, дружно дунули в волны и создали духа глубин, кита-великана*. Обозвали его Юный. Велели камни да ил со дна доставать. И в кучку их, в кучку. Дело быстро пошло. Большой был кит. Легко подвигал  огромные пласты глины. А осколки некогда разбитой оболочки переносил на спине. Словом, не успели оглянуться, как большое поле суши уже грелось и сохло, согреваемое очагом. Солнцем то бишь. Славно получилось! А тут, как у них с женой повелось, вовремя и Кутх нагрянул. Мити ему рыбки нажарила, потчевала да хвалилась, показывала свои рукоделья.

Остался доволен. Но коррективу ввёл. Как старшему без указявок-то? Мол, для сковородки только многовато места. Умерь её, а остальное озелени, засели. Насочиняй и тут красоту. Да и подался по верховным своим делам.

Опять зовёт Мити владычицу морскую. Та-то уже поднаторела жизнь разводить. У суши берега покатые были, далеко мелководьем простирались. Кромка их вся в заливах, а повыше сплошь озёра. И поползли из моря по её команде растения. А за ними вслед и твари осваивать лужи, далее и твердь. Скоро всему этому уже свой управитель понадобился. Для неба создали птицу-великана Мага. Большущую, чтобы могла ветры гонять, дождями и молниями управлять. Ну, или перетаскивать что. Главное, сверху за всем наблюдать, порядок блюсти. Так и повелось. Седна в море-океане командует, а Мага над сушей. Снуёт жизнь! Множится.

А Мити другую свою задумку решила воплотить. Заприметила она белую глину, что кит-великан на сушу толкал. Когда высыхала, аж перламутром блестела. Нашла, отломила большой кусок и слепила колобок. Тут Кутх опять в гости наведался. Отложила свою игрушку жена. Принялась гостя ублажать. Кормить да достижения завирать.

– И в море-океане стада живности тучнеют, и по суше твари ползают и бегают. Иные так шустры, что и Мага не всегда уследит. Правда, ей это в забаву. Увлекается дюже. Она некоторых ещё и летать учить взялась.
– Вижу, хорошо получается.

Его взгляд упал на недавнюю Митину игрушку. А шарик-то уже подсох, красивый такой. Вращаясь играет жемчужиной.

– Уй, это ты*? Играла?
– Яг’ылгы*. Да, да (Луна). Я из белой глины…
– Ладно, к месту красота, пусть будет.

В общем, не озвучила Мити, что хотела. Не успела. Или не решилась. Но, душа-то от улыбок Кутха и Мити в мячик тот нырк! С той поры Луна так и кружится неподалёку Земли. Забот у неё – дружить с Седной и Магой и помогать им в хлопотах. Но, главное, быть красавицей и всех радовать.

Посчитал тогда Ворон, что вчерне мир сей уже хорошо устроен. И Земля радует. С Мити они рассуждали, что пора бы живность и разумом наградить.

ЧЕЛОВЕК
(й’ыток* – на корякском означает рождение человека; звучит, как исток)
Творческой паре подопечный Мити мир в будущем представлялся сложным, умным и самостоятельным. Хоть и маленький, но словно в зеркальце отражённый большой, верхний. Порядили так и за глину опять.

Из-за белейших облаков полыхало золотом Солнце. Розовый и шоколадный песок пляжа любовно укладывали рядками изумрудные волны. А шаловливый бриз вспенивал им гребешки. От берега полого долго-долго, к самому синему небу поднималась красная твердь. За ней наперегонки долинами бежали малахитовая зелень растений и пестрота цветов всевозможных гамм. И ещё всюду плавает, ползает, бегает, летает. Шуршит, топочет, жужжит, кричит и поёт от восторга! Олё*!

И посреди этого восторга, раскинув ножки и ручки, лежит человек. Это их сын Эмэмкут*. И все поглядывают в его сторону. Они ждут его взгляда и голоса.

Вот это забава у парня. Пока в каждый угол, расщелину заглянешь, в глубину занырнёшь. Окликнешь, поиграешь, обзовёшь… Эйвэт*! Шикарный подарок родителей. Скоро такой его азарт обуял, что и сам уже захотел мир творить-вытворять. Кутх с Мити улыбаются, глядя на его весёлую суету. Подрос. Наверное, и пора уже. Отец вдохнул в сына силу ворона. И надо ему подружку, для кого он тут всё затевать будет. Ну, и помощницу заодно. Родили они дочь. А мать с ней своею силой поделилась. Пришла Элгатгыйнын на землю к Эмэмкуту. Пусть друг для друга учиняют* Нутэнут. Не будем вмешиваться, понаблюдаем, как отыщут вины*.

Двое юных созданий и зашагали рука об руку. Теперь Земля была их вотчиной. Дел много, путь долгий. Чтобы было с чем вернуться к родителям, похвастаться, мол, получилось!

Новоявленные были усердны. Их творчество расползалось, разбегалось и разлеталось. Да и под стать мастеру и мастерице. Всяк улепётывал искать свой угол и там хозяйничать. Догляду уж не хватало. Решили по примеру родителей родить себе детей. Самим веселей и, мол, будет кому сердце радовать. Обучить в чём сами поднаторели, да и тоже пусть тренируются ваять и управлять. В общем, стали люди плодиться и расселяться. Учинять свои Нутэнуты. Казалось бы, как и задумано было Кутхом и Мити. Но не совсем.

Поначалу у Эмэмкута с женой родились сыновья: Сисильхан, Синаневт, Котгану, Кигигысыняку, Сисисын, Котхонамтальхан; дочери: Сирим, Амзаракчан, Няа, Мророт, Анаракльнавт, Ельтальхан, Инианавыт, Клюкэнэвыт, Тиниэнэввут , Рэра, Уала, Хайсянэру. И так далее. Много, не перечесть. И те попереженились и своими детьми обзавелись. И все усердно сочиняли разнообразных зверюшек. И фантазий хватало, да и перещеголять друг дружку норовили. Мишки, волки, олени, мамонты, моржи, лахтаки, киты, орлы, чайки, лебеди, гагары, крабы, черви, пауки…, мелкоты мириады. Это ладно, хорошо даже. Но, уже рыбы порхают, птицы ныряют. Под тяжестью гигантов земля трескается, и в море и в небе громадные чудища снуют. Великаны кит Юный и птица Мага (ещё помните пращуров таких?) дискомфорт ощутили и поскучнели, перспективы рисуя. Всё чаще с надеждой вверх поглядывают, ибо укор в их взорах Эмэмкут и Элгатгыйнын не читают. Азарт глаза застит. Переусердствовали. Но до сего содеянное было ещё полбеды.

Катили времена с чудесами позаковыристей. Половинчатые особы мужеского и женского полу, это у которых по одной конечности, одному глазу, одному уху, шастают запросто меж зверей и людей.  Вроде с добрыми намерениями пока. Их сочинители тоже. Но, уже ошалев от дозволенного, и соревнуясь, кто больше кудесник, стали человеки с рыбами, птицами и животными жениться. От сих деяний экземпляры нарождались, что диво дивное описать слов не хватает. Тут ещё и люди в животных, а те в людей туда-сюда превращаются. Бабки в жуков, девицы в чаек, мужики в медведей, юноши в орлов… А твари разные в людей. Духи в сей чехарде растерялись, командиров развелось, чуть ли не каждый. Заблудились какие. В общую суету затесались летающими лодками, лыжами, шапками и рукавицами. С ветром, с громом соревнуются, даже Луне и Солнцу дерзят. Вот, к примеру, история случилась.

Как-то женщина от безделья мячики шила. И осенило её. Собрала все звёзды с неба, Луну и Солнце. Понесла в дом. Там взяла мяч. Насыпала внутрь. Зашила. Кончила дело, вышла. А неба нет. Темно везде. Говорит себе женщина:

– А ну-ка, подброшу я мяч!

Бросила. Светло стало. Упал мяч – темнота, хоть глаз выколи. Подбросит мяч – светло, поймает – темно.

– Вот, какое у меня сокровище! – засмеялась.

Усекла, чего вытворила, и давай округу терроризировать. Хочет, подбросит мяч. А больше не хочет. Хорошо мужик настырный сыскался. Доплутал в потёмках с огнивом до её жилища. Шантажом, дуру жизни лишить, заставил мяч выпотрошить.

Ну, куда такие делишки годятся? По задумке же все новорождённые чудеса должны помогать людям и соседям, лучше жизнь их устраивать. Но столько кудесников развелось! И кто, чего, зачем не уследить. Все упёртые, герои. На своём настаивают и вперёд других надо. А то и поперёк. Так где-то и соскользнули. Плутовство, утаить, украсть, отобрать… Скоро уже дерутся все напропалую. За место, за кусок…, да и просто по глупости. К примеру, ворона гагару не так покрасила, та обиделась – мордобой. Зло, как плесень по миру поползло. Его духи кэле, нынвитах и тунгаках*… всюду витают. Даже духи-людоеды завелись. Как говорится, приехали.

Умиление на ликах Кутха и Мити растаяло. Безучастно взирать на это уже далее нет сил. Зовут Луну, Седну и Магу. Те уже и рады. Меры, понимают, нужны кардинальные. Верховному судить, остальным выполнять.

ПОТОП
(тэв’ъек – на корякском означает опуститься на дно; йымайтык – спастись)
На самом севере совсем недавно ещё благословенной земли, где белейшие снега и голубые льды океана служили кондиционером миру, происходила подозрительная суета.
Тамошние охотники крались к мирно спящему медведю. Они знают, что тот спит, всегда прислонившись к большущему мешку. И именно мешок их цель. И вот они уже несутся с вожделенным, украденным из-под бока засони. Героев встречают с радостными песнями и танцами. Ведь добыча – тепло! Теперь с похолоданиями не надо откочёвывать от берега холодного моря полного рыбы и зверя. Стравливай по чутку тепло из мешка. Счастье! Отпраздновали это событие и угомонились, к радужным сновидениям подались.

Среди блаженного затишья на мешок наткнулась мышка. Очаровалась такого впечатляющего размера горой кожи. Решила, что если отгрызёт кусочек для своих нужд, то и не убудет. Ну, и… Тепло вырвалось наружу. Снег и лёд стали таять и быстро топить округу. Тэв’ъек*!

Конечно, Ворон это безобразие видел. Его гнев позволил хлынувшей с севера воде срывать всё живое, погружая в пучину. А его милосердие постучало в жилище на южной окраине тверди.

Иель* проснулся и вышел наружу. Север гудел и полыхал зарницами. Оттуда в долину ворвался высоченный водяной вал и понёсся к морю, запрыгивая на берега. Иель во всю силу голоса призвал сородичей спасаться. Схватил жену и скачками в гору. Сзади в панике бежали люди и звери, а ужасные волны смахивали их. На самой вершине догнали и его с женой, захлестнули. Но, беглецам, ухватившись за скалу, удалось удержаться. Не скинула их вода. Поток её бушевал, отшвыривая пену ярости на ноги вжавшихся в камни людей. И закрыты были лица Солнца, Луны, Седны и Маги.

Когда стало светать, взору во все стороны открывалось неспокойное море. И только узенькие полоски гребней и островки вершин были надеждой жизни. Долго убывала вода, нехотя обнажая обезображенную поверхность суши. Прежний мир канул. Одиночки и небольшие стайки спасшихся бродили среди нагромождений камней и ила в поисках еды. Птицы им помогали, пикируя на остатки растительности и погибших. В непростых хлопотах были Седна и Мага. Увы.

ЕДИНЫЙ НАРОД
(ительмен* – единый народ)
Прошло много-много лет. На север встреч холодного течения океана шли косяки сельди. Морские звери следовали за ними. Славная охота!

Старый рыбак с внуком следили за замысловатыми галсами белух в заливе. В их кильватерных струях поплавками играли нерпичьи головы. И туда же дождём проливались чаячьи стаи. На берегу рыбаки спешно выбирали улов из сетей. Они в считанные минуты тонули после постановки, переполненные рыбой. Ынныын*!

– Давно, внучок, это было. После потопа, помнишь, сказывал? У подножья горы Аслах* жил большой К’эвлах*. Сам Кутх спас, предупредил его родителей. Великаном был. Шаг в пол версты, видел дальше птиц, слышал шёпот рыб в море. Верховодил. Сородичи под стать ему. Не особо уступали. И рыбаки, и охотники, и оленеводы знатные. Разбредались от родины во все стороны. На север в тундры, на запад в тайгу уходили. Уплывали на юг к островам и на восток в Америку. Обживаться им помогали родителями переданные знания о царствах природы*. Конечно, и инструмент жизни прихваченный. К’эвлах обучил своих огнём управлять, железо ковать, разнообразные по месту жилища строить. Для охоты и рыбалки приспособ не меряно. Ещё они вняли ему, как оленей и собак приручать. А нарты смастерил, так и с ветром наперегонки. Лишь бы суши хватало и в море не улететь. Правда, моря не боялись. На больших лодках до любой земли недалече казалось.

Порядок был. К’эвлах с владычицами вод и небес разговаривал. Седна поведала о ходе косяков рыбы в море, и когда в реки зайдут. Мага птиц надоумила на юг – север летать, оленей по кругу ходить. Меж собой и людьми помощников назначили. Седна духа Улейгона* приставила зверем морским управлять, а Мигт* – рыб водить. В царстве Маги дух Письвусъын* повелевал зверьми, дух Кигигыльын* птиц направлял. Оленные стада специальным поводырём наградили – Пилячучем*. А для связи с ними К’эвлах шаманов определил.

Предки лишнего не брали. Рачительно дела вели. Установленный вождём обычай патлача* соблюдали. Добыли большого кита, соседям жир. Те оленей подарили. У кого чего, а всем польза. А каждому хорошо, так и праздники искренны. Это К’эвлах завёл благодарить высшие силы за помощь. Шаманы всем в радость концерты выдавали. Духи особо расплывались, когда пред их ликами молодёжь посвящали в охотников, рыбаков и оленеводов. Лучших в лица запоминали.

Всюду, куда люди ушли, этот закон соблюдали. Порядок и силу он нёс. Новое место похоже старались устроить. Селились округ большой горы со снежной вершиной, а где земля плоская, так и холм насыпали. Мол, с него их улыбки духам ближе и приятней.

К’эвлах за всеми доглядывал. Новые вожди с ним сообщались, не особились. И как-то порешили они все вместе на горе Аслах дорогу построить. Вкругаля-вкругаля, но до самой макушки. Это чтоб пред ликом самого Кутха предстать с дарами и благодарением. Премного пришло силачей, даж с самых окраин. Им камни ворочать легче, чем мамке твоей бисер перебирать. Дорога уже до облаков. Мага с их предела взялась отговаривать. Мол, не дело затеяли. А тут и гора запела и в рост подалась. Возликовали, ещё ближе к Ворону будем. Увлеклись. И невдомёк, что Мага пустого не обронит.

Скоро им всё разъяснили. Закричала гора:

– Эх, я вас*!
 
Огнём, словно из ружья выстрелила. И вслед:

– Йыпычкынтавык*!

Взорвалась, в общем. Твердь так вздрогнула, что на ней все горы полопались. Гром птиц, что были на крыле, посбрасывал, а на земле тварей насмерть глушил. Небо почернело и горячими камнями обрушилось. Сожгло всё и засыпало.

Кое-где только от этой беды жизнь утаилась. Великаны так все погибли. Мелкие, что вдали в пещеры да в землянки забились, уцелели. Да и то потом многие померли, не сыскав пропитания. Много лет с той поры прошло, а всё горстки людей там-сям мыкаются. Измельчали окончательно, друг о дружке не догадываются, не то что о предках.

СТРАХ И ТРЕПЕТ*
(в’аёлг’ыгыйнын – на корякском – страх)
Потихоньку сирые оклемались. Жизнь штука упёртая. Улыбается чадам заря. Опять уже кукушка без счёта, журавли, гуси рулады. Солнышко светит, луна отсвечивает, земля лелеет. Правда, таланты, как и росточек, человекам поумерили основательно. Чудес на чуть, лишь бы чтоб не скучно. Как в сей сказке:

Возвращается охотник с моря. Из байдары вышел, по берегу идёт. Видит снимающую жир женщину. Подошёл, и ногой её в зад. Как пнул, в утробе у неё оказался. Пошла женщина домой, забеременела, оказывается. Время рожать. Родила мальчика. Собралась ребенка мыть. А он на ноги встал, сам мыться. После этого свою жену взял.

Ну, не совсем уж только. Кое и соседям на пользу:

Зарядили дожди. Льют и льют. Тучи с моря бегут и бегут. Без просвета. Устали и люди и звери. Терпение лопнуло. Куйкынняку говорит соплеменникам:

– Поплыву за море, глядеть буду!

К шаману. Не благоволят ли этому верхние духи? Тот утром головой кивает. Собрался. Поел, чай да мухомор. Приободрился на геройство. В лодку и в шторм. Волны долго им играли. А надоело, вытолкнули на берег. Видит, женщина сидит, волосы расчёсывает.

– Ага, вот из-за чего дождь идёт!

Поздоровался. Чай пьют, говорят. А женщина всё причёсывается. Угостил её мухомором. Та вскоре от чирима* и опьянела. Тогда Куйкынняку ей волосы срезал. Чайки с моря летят. Спрашивает:

– Там, за морем, не распогодилось?
– Совсем прояснилось.

Куйкынняку в обратку. Справился!

Но эта сказка о другом. Открывает она, что ныне любое дело не начинают, не спросив соизволения наверху. Любое. Иначе непай*. Укоротили вожжи духи. Страх и трепет пред богами людишек до копчика пронизал. Осознали свою никчёмность без их согласного участия. Поняли, куда им судьба. Обязательно теперь перед затеей за разрешением, а по исходу с благодарением.

В очередной раз Ворон к Мити пожаловал. Опять у неё всё красиво. Склоны сопок прикрыла покрывалом из зелёных, жёлтых и оранжевых лоскутов. Тундра сплошь бисером ягод расшита. Чёрные, красные, синие! Розовые скалы скалятся в синеву спокойного моря. А то на Солнце жмурится. Живое летает и копошится. Гудит хором.

На берег люди вышли. Пёстро выряжены. Тащат байдары, приткнули рядком по пляжу. Вёсла, гарпуны, пузыри-поплавки к бортам прислонили. Шаман птицей запрыгал, бьёт в бубен, кричит. Мужчины, женщины, дети с песнями в пляс. Бабки, дедки гурьбой на терраске. Ревниво следят. Судить да рядить их забава. Хороводить, галдеть молодым. Все вместе просят. У Седны и Улейгона – кита, Магу – придержать ветер, у Кутха – удачу, и всем домой и с добычей. К сумеркам утомились. Разложили дары: мясо оленя, жир тюлений, рыб всяких. Пошли почивать. Завтра в рассвет плыть.

Возле даров юноша с ножом. Собака на поводке. Спустится в ночи Кутх, её надо убить, отдать. Сидит, звёзды считает. Не сосчитал. Уткнулся лицом в колени. Закемарил преступно. Вдруг слышит:

– Эй, Эйвэт*.

Вскинулся парень. Руками по сторонам. Нет пса. Убежал. Ворон смеётся:

–  Хе-хе. Проспал мой подарок.
–  Возьми моё сердце, – шепчет Эмэмкут.

Схватил нож, замахнулся. Страх и отвага, как уда с чавычей. Кто кого?

– Хе-хе. Ты мне ещё много даров принесёшь. Беги, поднимай мужчин. Улейгон кита ведёт.

ЗАВЕТ
(танмо* – на корякском – правило, пример)
Дух Кигигыльын парил над укрытой снегом страной. Он внимательно вглядывался в припай южного моря, его береговые тундры. Щурился на блистающие ослепительной белизной сопки, горные хребты с зубьями вершин, и снова на плоские тундры и чуть очерченную кромку северного моря. Именно таким маршрутом скоро полетят его подопечные. Нужно знать, где и когда будут открываться земли, ломать лёд реки, и отражать Солнце озёра.

Внизу, на утоптанном снегу, лицом к закату сидели два пастуха. Братья беседовали, привычно доглядывая за оленями.

– Хорошее место нашли. Снега мало, и наста нет. Долго будем. Волки не объявятся, так и важенки пока не отелятся.
– Мы так далеко раньше не ходили. А что за краем тех плоских сопок, где Солнце садится?
– Ветер, – смеётся старший брат. А больше, Кечи, даже шаман не знает.
– Интересно же.
– Не, интересно на море. К осени вниз откочуем, пойду к береговым свататься. Девушку я там хорошую приглядел. Оленей у меня уже много.
– Ты говоришь, шаман не знает. Гляди, Челькутх, нарты, – указал рукой младший.

С запада к оленям стремительно приближались двое нарт. Братья им наперерез. Вот уже стоят друг перед другом двое пастухов и двое пришельцев. Челькутх спрашивает:

– Кто вы? Мы вас не знаем.
– К’улик, к’улик*, – непонятно чужаки отвечают.

Потараторили, руками помахали без толку. Незваные уехали.

Так стали встречаться некогда выжившие и воспрянувшие людские общины. Подросли численностью, расширили круг своих нутэнутов и соприкоснулись с соседями с севера, с юга, с запада и востока. Язык и законы их были новые. Норов крут. И все хозяева, куда дотянуться способны.

У Вельвынэлевыта было много оленей. Пришли злые с севера. Окружили стойбище. Стали олени громко хоркать, чужих почуя. Будят женщины Вельвынэлевыта:

– Проснись! Олени кричат.

Вышел он из яранги. А на него вооружённые люди набросились. Зовёт он братьев:

– Выходите биться! Женщины, гоните оленей во все стороны.
– Гыыч, гыыч, гоов-гов! – закричали женщины, бросившись к стаду.

Завязалось сражение. Напавших много. Вот-вот одолеют. Но, олени мечутся, пугаемые криками со всех сторон. Шарахнулись рекой на дерущихся, разрушили строй врагов, каких и потоптали. Те отскочили, залучили часть оленей и погнали их прочь в Рыркайпию*.

Горит огонь. Уносит души погибших. С дымом к Ворону, с золой тенью* в подземный мир. Рычит Вельвынэлевыт:

– Отомстим!

И вот уже Кунлелю с братьями преграждают путь пришлым с юга. Бьются день луками, дерутся другой копьями. Снег в долине повытоптали, очернили кровью. Уходят враги с оленями в страну Уйкоаль*. И цедит сквозь зубы меж костров Кунделю:

– Отомстим!

О том же в стране Йинкэн* яростный крик богатыря Чибдэвэла. И в землях Ала’сах* небо это же слышит. И с севера на юг, с юга на север, с запада на восток, с востока на запад… Всяк сосед танит*. Сегодняшний победитель завтра просит не пощады, а смерти. “Ира-Ира”*. Стрелы режут воинов, как траву. И уже на три павших героя только один вырастает. Оленей меньше, чем сваленных в кучи рогов. Лодок больше разбитых, чируч* брошенных, жилищ пустых, очагов стылых. Жёны терзаны. Рабы и сироты к волкам уползают за избавлением. Пуще. Из далека, из тайги да с моря бородатые воины явились. Огнём хлещут. Разбойничают.

Улеглись первые снега. Прикрыли склонившийся им стланик. Тундры загладили. Перевалы поупокатили. Реки, озёра дорогами. Пикытым с сотоварищами на оленях кочуют вглубь чужой страны. Далече подались, а всё не только на стойбище, но и на след не наткнулись. Рыскают разведчики. Тщетно. Вожак зовёт шамана.

– Уккэмкэй, помогай.

На вершине круглой сопки копьё воткнуто. К нему нарты привязаны. В них Пикытым. Упряжь в руках. Шаман вокруг. Камлает. Потом с горы кубарем. Кувыркался, распластался, поднимается назад. Встал, понурив голову. Наездник велит:

– Говори.
– Уккэмкэй плачет. Нет нам дороги. Там, до моря злые духи на людей вызверились. Кусают им лица и грудь, валят с ног*. Отрывают тень, к себе волокут. И домой нельзя. Твои братья от береговых рабов привели. Духи в них таились. Грудь и бока прорвали и на наших людей напали. Им дана власть до лета.
– Что делать?
– Кочевать на плато. Летом возвращаться в свой предел, собирать людей и оленей. Кутх запретил воевать, убивать и брать в плен.

На площадке скального мыса в кругу из гранитных обломков мерцали угли. Рядом сидела шаманка Кытна, протянув ладони к восходу. Оттуда стремительно неслась приливная волна. Быстро поглотила отмели с лужами. Ударила в скалы. Лишь небольшие ленты галечных пляжей ей недоступны. На них мнут друг другу бока морские котики. Их крики громче волн. Но чаячьи пронзают до облаков. У горизонта касатки завершили свои манёвры плотным построением в ряд. Погнали волну к берегу. И вышвырнули десятки щенков прямо на тела родителей.

– Мы поняли тебя, Кутх! – почти пропела женщина.

Сидящие за её спиной главы рОдов согласно кивали.

– Мужчины прекратили войну. Они обратили лица к дому.

Поднялись. Каждому, уходящему по тропинке вдоль обрыва, Кытна шептала:

– Не спеши. Не спеши…



Для любопытных:
* Аборигены Северо-Востока – здесь в основном использованы баялки коряков и ительменов, в меньшей степени эвенов, чукчей и азиатских эскимосов.
* Унипа — на языке азиатских эскимосов означает рассказывать.
* Кутх – ворон-творец, у которого нет родителей у ительменов, у коряков — Куйкынняку (Куткыннеку), у кереков — Кукки, у чукчей — Куркыль и Тэнантомнын, у эскимосов — Кошкли; он же в эскимосских мифических преданиях называется: силъам йугуа (силам йон) — человек вселенной, силъык — творец, силам осына — хозяин вселенной.
Рык’эргавык – на чукотском - освещать, озарять; на корякском – эчгатгыйнын – заря; Мити – заря, жена Ворона.
* Пээгти — на чукотском – звезды, входящие в созвездие Орла; на корякском – лыляпычг’ын – звезда. Тийкытий – на корякском – солнце; на чукотском – тыркытир.
* Нутэнут – на корякском – родина (своя земля), на ительменском – Мизвин Сэмт; на чукотском – нутэск’ын.
* Анкан - на корякском – океан, море; на чукотском – ан’к’ы.
* Мимыл – на корякском и на чукотском – вода.
* Юнэт – на корякском – жизнь; на чукотском – егтэл.
* Йыоны – на корякском – белая глина. Уйичвэтык – на корякском – играть; на чукотском – увичвэтык.
* Яг’ылгы – на корякском – луна; на чукотском – йъилгын.
* Й’ыток – на корякском – рождение человека (чем не исток (?) звучание). Аятык – на корякском – падать; на чукотском – эрэтык.
* Олё – на корякском – междометие, выражающее радость.
* Эмэмкут — герой ительменско и корякского фольклора, прямой наследник деяний своего отца Кутха, от которого заимствовал способность перевоплощаться в ворона, совершать чудеса, помогать людям. Перевоплощаясь в ворона, он продолжает космогоническую миссию взаимодействия человека и животного. И имя его можно перевести, как многочисленный Кутх.
Элгатгыйнын – на корякском – рассвет, восток.
* Эйвэт – на корякском – подарок (учитывая, что на языках аборигенов практически не звучат –д– и –м–, это слово созвучно с известным нам –Эдэм–, т.е. рай).
* Чининкин – на корякском – свой; чининкин нутэнут – отечество.
* В’ины – на корякском – дорога.
* Кэле, нынвитах и тунгаках – духи-оборотни, носители злых сил.
* Тэв’ъек! – на корякском означает опуститься на дно; на ительменском – клакас; поведанная легенда о затоплении Берингии, в результате которого её северные народы погибли.
* Иель – ительмен, один из немногих спасшихся от потопа на юге суши (Берингии) на хребтах и вершинах гор.
* Ительмен (ительмелахч) – все аборигены камчатки и северной части охотского побережья материка именуют себя этим именем, считая себя единым пра-народом. Одна из трактовок этого самоназвания означает – люди вышедшие из воды (“ийэ“ -  вода).
* Ынныын – на корякском – рыба.
* Аслах – на ительменском – самый высокий.
* К’эвлах – на ительменском – могучий.
* Царства природы: на ительменском: ийэ –  вода, химлх – огонь,  ктхым – земля, спл – ветер; на корякском: мимыл – вода, милгын – огонь, в’ыв’в’ын – камень, кытэг – ветер.
* Утлейгон – у ительменов имя духа, управителя морских зверей.
* Мигт – у ительменов имя духа, управителя рыб.
* Письвусъын – у коряков имя духа, управителя диких зверей на суше.
* Кигигыльын – у коряков имя духа, управителя птиц.
* Пилячучем – у ительменов имя духа, управителя оленных стад.
* Патлач – обычай подносить подарки соседям, делиться большой добычей.
* Энк’вас – на ительменском – сжигать.
* Йыпычкынтавык – на корякском – взорваться.
*Страх и трепет – имеется ввиду книга Сёрена Кьеркегора с таким названием; её сюжет основан на библейской истории жертвоприношения Исаака.
* Чирим – у ительменов пьянящая настойка на мухоморах и голубике.
* Непай – у коряков и ительменов – неудача.
* Эйвэт – у коряков и ительменов – подарок, гостинец.
* Танмо – на корякском – правило, пример.
* К’улик – на чукотском – известить голосом.
* Рыркайпия – у ительменов и коряков – страна, где живут чукчи (Чукотка).
* Тенью – по представлениям аборигенов после смерти душа человека поднимается в верхний мир, а её тень в подземный мир.
* Уйкоаль – так называли свою землю ительмены и коряки (Камчатка и северная часть Охотского побережья с пространствами до Колымы).
* Йинкэн (страна духа огня) – так свою землю называли эвены (восточная часть современной Якутии с пространствами до Колымы, Хабаровский край); Чибдэвэла – имя героя эпоса эвенов.
* Ала’сах – так называли свою землю эскимосы Аляски.
* Таннит – пришелец, враг. Азиатские эскимосы, чукчи, коряки, ительмены называли друг друга таннитами (тангами), приходивших в целях захвата оленей. Нападениям подвергались и жители побережий, у которых танниты забирали продукты морского промысла.
* Ира-Ира – боевой клич аборигенов.
* Чируч – у коряков и ительменов – рыболовная снасть.
* “Кусают им лица и грудь… Грудь и бока прорвали…” – эпидемия чёрной оспы нанесла сильнейший урон аборигенам; её признаки – волдыри и водяно-кровавые нарывы на лице и верхней части тела.

** Прошу читателей учесть один наиважнейший факт. Индейцы подолгу общаются на сильном морозе, когда деревенеют губы. Сами такими губами попробуйте произносить, к примеру: океан – прозвучит, как – анкан; умыл – мимыл; сегодня – седна… Нет совсем звуков: -ж-; -з-; -р-; -х-; -ц-; -ф-. Некоторые нам привычные выражены у них другими: -д- (т, в); -с- (ч, ц); -ш-, -щ- (к, ч, ц). В словах большое скопление согласных (в ительменском особенно). Такая получается дикция.
************************

Это произведение мной иллюстрировано. Оно разбито на главы, и главы предваряются портретами героев. Можете посмотреть по ссылке:

http://proza.ru/2021/01/17/313