Дважды самоубийца
Я шел, шатался,
Огненный шар раскалялся…
Мостовая
Пылала
Белая пыль
Ослепляла
Черная тень
Колебалась.
В этот июльский день
Моя сила
Сломалась.
Я шел, шатался
Огненный шар раскалялся…
И уже тяжкая подымалась
Радость.
Радость от века, —
Радость, что я убил человека.
Этому стихотворению Бориса Викторовича Савинкова (1879—1925) вполне подошло бы название «Самоубийца». Ведь автор в нем убил самого себя.
Савинков — дважды самоубийца. В первый раз, когда он еще в царской России вступил в Боевую организацию партии эсеров, главной задачей которой была череда политических убийств. И во второй, когда он в СССР выбросился из окна пятого этажа во двор Лубянской тюрьмы.
Дважды он был приговорен и к смертной казни — в 1906 и в 1924 г., царским и советским судом, соответственно.
Суд внутренний, хоть и безбожный, победил суд внешний. Говорят, Борис Викторович покончил с собой от разочарования и смятения, что не заметил, как от борьбы с «врагами народа» сам стал для народа таким же врагом.
«Благодаря незаурядным организаторским способностям, личной неустрашимости и тому качеству, которое Луначарский охарактеризовал, как умение вжиться в свою роль и заставить поверить в нее других, Савинков все время находился на гребне контрреволюционной волны, на самой ее вершине». (Генерал-майор юстиции Н. Поляков).
Наивысшим взлетом революционера стал период между Февральской и Октябрьской революциями 1917 г., когда Савинков был управляющим военного министерства и товарищем военного министра (премьера А.Ф. Керенского), «реальным претендентом на полноту диктаторской власти в стране», военным губернатором Петрограда и и.о. командующего войсками Петроградского военного округа.
В руки ОГПУ (Объединенное государственное политическое управление, сменившее ВЧК) Савинков попал 16 августа 1924 г. благодаря блестящей операции «Синдикат-2», разработанной председателем ОГПУ Ф.Э. Дзержинским, его первым замом В.Р. Менжинским и начальником контрразведки А.Х. Артузовым.
Через 5 дней арестованный передал следователям свои признания о терактах, совершенных против царских сановников и против «рабоче-крестьянской власти». Причем в оба периода, царский и советский, Савинков, по его словам, «работал только для народа и во имя его».
Суд был скорый, т.к. к нему готовились еще с 1922 г. — начала чекистской операции. 25—29 августа в Москве состоялся открытый судебный процесс по делу Савинкова.
С руководителя «Союза защиты родины и свободы» (с 1921 г. — «Народного союза…») было спрошено по высшей мере за все преступления, учиненные в 1918—1923 гг. этой организацией на территории Советской России, а затем СССР: вооруженные выступления в 1918 г. в Ярославле, Рыбинске, Муроме, Елатьме; шпионаж в пользу Польши, Англии и Франции; диверсии, террор; создание «зеленого (крестьянского) движения», «Русской народной армии», повстанческих отрядов и подполья; получение денег от империалистов на артиллерию, пулеметы и обмундирование для солдат Колчака и Деникина и т.д.
В 1923 г., по признанию самого Савинкова, он полностью разочаровался в Белом движении, Антанте, главах западных государств, фашисте Муссолини, демократах и монархистах. И якобы он готов был уже заявить, что прекращает борьбу с большевиками, но вместо этого на какое-то время нырнул в литературные труды, из которых через год его вновь позвала труба авантюр.
Обвинения и зашиты на суде не было, также как и присяжных. Председательствовал В.В. Ульрих, член Военной коллегии Верховного суда СССР, который «всегда сочетал беспощадную репрессивность к врагам народа с принципами революционной законности». При этом он, говорят, очень любил жуков и бабочек.
Процесс охраняли 21 секретный сотрудник ОГПУ.
Первоначально предполагалось провести судебный процесс при закрытых дверях. Но чтобы избежать обвинений зарубежной прессы в инсценировке суда, и показать, что Савинков — живой, настоящий, а его показания — подлинные, было решено провести публичный суд.
Свои показания в переполненном зале подсудимый начал со слов: «Я, Борис Савинков, бывший член Боевой организации партии социалистов-революционеров, друг и товарищ Егора Сазонова и Ивана Каляева, участник убийств Плеве, великого князя Сергея Александровича, участник многих террористических актов, человек, всю жизнь работавший только для народа, во имя его, обвиняюсь ныне рабоче-крестьянской властью в том, что шел против русских рабочих и крестьян с оружием в руках».
Признав за собой все преступления, Савинков, тем не менее, просил называть его не преступником, а военнопленным, и пояснял, что прибыл на этот раз (в 1924 г.) в СССР не для организации подрывной работы и шпионажа, а «чтобы узнать правду о России».
«Это была, — писал в судебном отчете корреспондент «Правды», — яркая по форме, отточенная, временами художественная мучительная речь». (Н. Поляков).
«Я стоял на точке зрения, — показал Савинков, — что если я веду войну, то я веду ее всеми средствами и всеми способами. Наша организация имела в виду всевозможные способы борьбы, вплоть до террористической. Мы считали, что нужно приложить все усилия, чтобы вас свалить». Но при этом главной задачей «Союза» являлся созыв Учредительного собрания.
В 1918 и 1921 г. Савинков готовил теракт против В.И. Ленина, но не совершил его, т.к. его «опередила» Ф. Каплан, да и он перестал чувствовать, что «народ с ним».
Савинков полностью признал свою вину и «историческое поражение», а также выразил готовность «искренней и честной работой загладить свои преступления перед трудящимися». «Я безусловно признаю Советскую власть и никакую другую. Каждому русскому, кто любит свою страну, я, который прошел весь путь этой кровавой тяжелой борьбы против вас, я, кто доказывал вашу несостоятельность, как никто другой, я говорю ему — если ты русский, если ты любишь свой народ, ты низко поклонишься рабоче-крестьянской власти и признаешь ее безоговорочно».
Кроме показаний на предварительном следствии и на суде, Савинков оставил еще и письменные показания, не противоречившие устным. Умолчал Савинков об одном — о своих контактах с английской разведкой.
29 августа председательствующий огласил приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР.
Признав Савинкова виновным в организации контрреволюционных восстаний, террористических актов, банд, в руководстве военным шпионажем, в ведении письменной и устной антисоветской агитации и пропаганды, суд по совокупности преступлений приговорил его к высшей мере наказания — расстрелу.
Приняв во внимание «чистосердечное раскаяние Савинкова, его полное отречение от целей и методов контрреволюционного и антисоветского движения, разоблачение им интервенционистов и его готовность искренней и честной работой загладить свои преступления перед трудящимися», суд постановил возбудить ходатайство перед Президиумом ЦИК СССР о смягчении приговора.
«Савинков заслушал приговор внешне — бесстрастно».
Президиум ЦИК СССР в тот же день удовлетворил ходатайство Военной коллегии Верховного Суда СССР и постановил: «Заменить осужденному Б.В. Савинкову высшую меру лишением свободы сроком на десять (10) лет».
О суде над знаменитым террористом подробно писали газеты всего мира. Газетчики недоумевали, вздыхали, голосили, не верили, что Савинков раскаялся и пошел на сделку с Советами, проклинали его и поливали грязью.
Савинков же из тюрьмы направил своим сторонникам за кордоном несколько писем с призывом прекратить борьбу против русского народа и вернуться в Россию.
Содержался бывший террорист во внутренней тюрьме на Лубянке не как арестант, а как почетный гость — в его распоряжении была библиотека, его водили на прогулки, в рестораны, к нему допускали его возлюбленную, мадам Деренталь.
Несколько раз Савинков тщетно ходатайствовал о полном помиловании, 7 мая 1925 г. написал Дзержинскому письмо: «Если Вы верите мне, освободите меня и дайте работу, все равно какую, пусть самую подчиненную. Может быть, и я пригожусь». Узнав, что его просьба отклонена, заключенный на исходе того же дня покончил с собой.
Место захоронения Б.В. Савинкова неизвестно.
P.S. «У меня нет дома и нет семьи. У меня нет утрат, потому что нет достояния. И я ко многому равнодушен. Мне все равно, кто именно ездит к Яру, — пьяный великий князь или пьяный матрос с серьгой: ведь дело не в Яре. Мне все равно, кто именно «обогащается», то есть ворует, — царский чиновник или «сознательный коммунист»: ведь не единым хлебом жив человек. Мне все равно, чья именно власть владеет страной — Лубянки или Охранного отделения: ведь кто сеет плохо, плохо и жнет… Что изменилось? Изменились только слова». (В.Б. Савинков).
Рис. http://www.etoretro.ru/data/media/19/1313563882527.jpg