Чайная история

Николоз Дроздов
Тогда была еще на свете страна, которой давно уже нет, а на мысе Пицунда, этом райском уголке абхазского побережья, возвышалась над синим морем заветная летняя мечта всех моих коллег в той стране - Дом творчества Союза кинематографистов и Союза журналистов СССР. Мечта для меня лично почти ежегодно становилась реальностью, ибо я секретарствовал в нашем Союзе кино и выбить путевку в тот дом было мне несложно; да и брал я ее в сентябре, когда любителей приморского отдыха из среды пишущей и снимающей братии становилось меньше.
 
А мы с Гелой, друзья с детства, предпочитали как раз девятый месяц года. Жена его была не из ревнивых и отпускала мужа на черноморский "мальчишник" довольно спокойно. Возможно, она хотела, чтобы он и вправду чуть отдохнул, ибо было от чего. Гела, единственный в нашем кругу друзей "дубль-дипломник" (закончил консерваторию и истфак университета) помимо основной своей музыкально-археологической деятельности был еще и игроком. Играл он с разными типами - любителями адреналина из числа толстосумов и редко им проигрывал. Прикалываясь, мы звали его "лучшим археологом среди виолончелистов" и "лучшим виолончелистом среди археологов", но в особых случаях нарекали еще и "лучшим картежником в мире науки и искусства". Гела не обижался, скорее наоборот. Замечу, что в картах он был действительно силен и прока от покера в его жизни было гораздо больше, нежели дивидендов от основных своих профессий.

Ну, а я был человеком свободным от супружеских уз, и посему мы с Гелой последние три года проводили бархатный сезон вместе, когда в Мекке Творчества было уже потише и поспокойнее, благодаря отсутствию в нем младых отпрысков служителей пера и кинокамеры. Следовательно, жить можно было без галдежа, разборок, потасовок и ора вокруг. Вот, мы в этой невраждебной среде и оттягивались: два джигита, шагнувшие в средне-статически кризисный для мужской половины человечества возраст. Недалекие заплывы по утрам, валяние в песке под негорячим солнцем, сиеста в тени сосен, преферанс, бильярд, сауна, (Гела и в теннис играл) по вечерам же - походы в разные кабаки, иногда даже - уединение с дамами...

Путевки в творческий дом были 24-дневными, на 12-й день в Храме Отдыха проходили ротации, часть из уже отдохнувших отбывала, другая же часть из пока не отдохнувших прибывала. В числе очередных новобранцев явился нам еще один друг детства - Вано. Двухметровый, вечно улыбающийся гигант, большой почитатель вина и женщин. Миру кино он не принадлежал, как не принадлежал и миру журналистики, он принадлежал всей Грузии, ибо являлся директором "Арагви" - самого крутого ресторанного комплекса в столице "солнечной". Скоротать вечер в этом замечательном заведении было для граждан города Тбилиси делом, весьма поднимающим самооценку, а личное знакомство с главой данного объекта общепита сулило каждому определенные преференции при желании справить там свадьбу, именины, юбилей и разные другие коллективные или же камерные торжества. Потому для Ивана двери любого в Грузии сообщества всегда были открыты.
 
В юности Ванечка был ярым борцом за справедливость. И чаще всего боролся он с несправедливостью в кабаках и ресторанах - опротестовывал все счета, предъявляемые нам официантами за выпитое и закусанное. Как правило, без особого успеха. По мере взросления пыл борца в нем угасал, ибо приходило понимание того, что система обсчета посетителей в сфере обслуживания населения непобедима. И, получив диплом экономиста, наш Вано подался... в ресторанное дело. Мы тогда шутили, что выбор его обусловлен тем, что отныне за выпитое и съеденное лично ему ничего уже не надо было платить. Но это в шутку, а так, вписаться в мир деловых людей ему не стоило большого труда, человеком он был сообразительным - умел делиться, и стремительный свой карьерный рост обеспечил всего за несколько лет.

Прибыл Ванечка в одиночестве (бишь, без супруги) на своей белоснежной "Ниве", ближе к вечеру мы шумно отметили его приезд в кабаке "У озера", ну, а последующие десять дней практически его не видели - ушел он в загул и не просыхал, проводя время в других компаниях, преимущественно женских. На одиннадцатый появился у нас в номере с опухшей, явно не тянущей на слово "отдохнувшей" физиономией, и по обыкновению улыбаясь, сказал:
- Езжайте домой на моей машине. Я на ней уехать точно не смогу.
- У нас прав нет.
- Мои же есть.
На визуальное сходство с Ванечкой ни один из нас ни тянул, но я не тянул больше, так что водительские права директора "Арагви" получил Гела. Наверное, не стоит добавлять, что и в те времена использование чужих документов считалось подлогом и было уголовно наказуемым. К тому же, перед самым отъездом ранним утром, заглянув в багажник "Нивы", мы обнаружили там двуствольное охотничье ружье, патронташ и две коробки патронов к нему.
На вопрос: "Это еще что?", получили ответ:
- Думал поохотиться на уток. Не судьба.

А нам - судьба.  Дело в том, что предыдущие "круизы" на Пицунду мы с Гелой совершали на его небесного цвета марки ГАЗ 31 "Волге", - заветной мечте всех поголовно граждан Страны Советов. Три года подряд его мучили там разные знакомые и незнакомые с просьбами свозить то в Гагры, то на Рицу, то в Сочи. И вот на четвертый раз Гелу прорвало. Как истинный рачинец (самый долго думающий народ среди всех грузин) он заявил, что на машине мы туда не поедем. Поехали на поезде. Но от судьбы ведь не убежишь - уезжать пришлось опять-таки на колесах.
К проблемам нашим, отнюдь не стыковавшимися с Уголовным кодексом, добавлялась еще одна: в Абхазской автономии были перебои с бензином. Кое-что в баке у Ванечки оставалось, но хватало горючего не надолго. Хорошенько подумав, Гела сказал, что до Очамчир тачка нас довезет, а там есть у него один приятель...

И действительно, горючего на заправках трассы не было, даже в Сухуми. А очамчирским приятелем Гелы оказался...  директор чайной фабрики. Одни директора на нашем пути домой. Мы подъехали к главному входу в малый сталинский ампир и Гела исчез внутри. Минут через тридцать-сорок вышел из здания парень, подошел, поздоровался, сел за руль и ввез меня на территорию фабрики. Все, куда ни глянь, было там опрятно, все на своих местах, чисто, убрано кругом - аж до странности. На колонке в глубине большого двора парень заправил по полной бак ванечкиной "Нивы", вывез меня обратно и откланялся. На смену ему явились две женщины в белых халатах.
- Откройте, пожалуйста, багажник, - попросили.
Вынесли по очереди три большие картонные коробки, две запихнули туда, а третья уже не поместилась, определили ее на заднее сидение. Пожелали мне счастливого пути и исчезли.
Наконец, появился и Гела.
- Не хотел Гиви нас отпускать, - сказал. - Еле его уломал.
Посмотрел на коробку сзади, спросил: Это что?
- Без понятия, - говорю. - Чай, наверное. Сзади еще две таких.

Гела задумался. Но так ничего и додумав, завел мотор и мы двинулись. За городом свернули на обочину, остановились и открыли эту коробку. Действительно, там был чай. Несколько десятков красочных  жестяных баночек, квадратных и прямоугольных картонных коробочек большого и среднего размера, все с иконкой торговой марки, схожей с адидасовским трилистником. И украшала их надпись на двух языках "Грузинский Чай" и "Georgian Tea". В таких отечественное "зеленое золото" отправляли лишь на разные ярмарки, фестивали и выставки, ну, может, по праздникам еще и на нужды семей партийно-хозяйственной номенклатуры в систему спец распределителей. Коробка в целом килограммов на десять тянула однозначно. Следовательно, получили мы в подарок от Гиви 30 кг лучшего в стране чая. На двух человек выходило что-то многовато даже при учете фактора беспредельного грузинского гостеприимства. И эта мысль не давала мне покоя.

- У него кроме тебя, гостей там не было? - задал вопрос.
- Были, - ответил. - Делегация горкома Тбилиси, шесть человек. Он банкет для них готовил, куда и нас приглашал.
Теперь до меня дошло, почему во дворе гивиной фабрики царили чистота и порядок.
- Ну, все ясно, - сказал. - Женщины напутали, погрузили их чай нам. Давай, вернемся.
На этот раз Гела не думал. Ответил сразу же.
- Нет. Если мы туда вернемся, Гиви нас уже ни в какую не отпустит. А эти три ящика его не разорят. Понятно?
- Понятно, - ответил я. И мы продолжили путь.

По дороге было несколько постов автоинспекции, перед которыми следовало притормозить. И хотя столичные номера машин вызывали у местных блюстителей дорожного порядка большую неприязнь, нас почему-то ни разу не остановили. Остались позади Очамчири и Гали, пересекли мост через реку Ингури, разделяющую абхазов с мингрельцами, миновали Зугдиди, Цхакая, Самтредиа, и на подступах к стольному граду имеретинцев Кутаиси, нам наконец то махнул жезлом гаишник, украшавший пейзаж мотоциклом с коляской и личным присутствием.
 
Иногда мозги у друга моего работают быстрее, чем заложено природой, в эти моменты на них нисходит божественное просветление. Ибо, прежде, чем инспектор подошел к нам, Гела достал из бумажника десятку и вложил ее в ванечкины права. Мне показалось, что многовато. По неписанным законам, действовавшим на дорогах, если тебя останавливали просто так, для быстрого решения вопроса следовало заплатить трояк, за мелкое нарушение полагалась дать пятерку. Десятка тянула на нечто серьезное.
Упитанный, светлоглазый имеретинец подошел, попросил документы. Похоже, он недавно перекусил или даже отобедал, ибо выглядел свежо. Посмотрел на нас, на коробку с заднего сидения, открыл права, увидел там банкноту, но брать ее не стал, вгляделся в фотку, перевел взгляд на Гелу, на меня, потом снова на фотку. Удивило его видимо то, что у лица на фотографии были залысины, у сидящих в машине же их не было.
Гаишник призадумался.

За те несколько секунд, в течение которых проходил его мысленный процесс, передо мной предстала очаровательная перспектива текущего момента. Он сообщает по рации о задержании двух подозрительных типов. Нас определяют в камеру предварительного заключения и ведут дознание по трем пунктам: С какой целью мы путешествуем по чужим документам? Каким образом попали в машину три ящика элитарного экспортного чая? Откуда у нас незарегистрированное огнестрельное оружие? Неплохая ситуация для 44-летних мужиков.

Инспектор еще раз взглянул на Гелу и спросил: 
- Волосы выросли, Иван Давидович?
Мы оба заржали, оценив его юмор, хотя я вновь четко представил себе не самые веселые последствия данного вопроса. 
Но вникнувшего в ситуацию гаишника на служебный подвиг почему-то не потянуло. Он усмехнулся в ответ и... взял наконец таки десятирублевку, определив ее в карман брюк. Вернул ванечкины права и сказал: Езжайте! 
Мы перевели дух, а мне мысленно пришлось признать, что номинал купюры был определен Гелой правильно.

В Кутаиси завернули в знакомый духан Гогисванидзевых, вкусили по тарелке знаменитого их харчо. Для полного счастья ничего больше нам было и не нужно. Дальше уже темнело. В Гори, мигнули фарами мраморному вождю всех времен и народов и через час были в конечной точке маршрута - дома, благо и жили мы в одном дворе. Чай, этот не предназначавшийся нам подарок, Гела хотел разделить поровну, но я взял себе одну коробку, сказав, что и этого мне хватит на всю оставшуюся жизнь.
Ошибся малость, хотя в принципе был прав. Закончились припасы раньше, и с тех пор настоящего чая в жизни я уже не встречал. Такая вот история.

Сентябрь 2016.