Лет семнадцать тому назад я работал в ежедневной московской газете «Метро». Вёл на её страницах постоянную рубрику «Литературные места для пассажиров с детьми». Редакция располагалась, прямо-таки как домик Карлсона, на крыше круглой башни – станции метро «Краснопресненская». В погожие дни у входа в метро с самого утра стояли лошади, большие и маленькие, которых приводили сюда их владельцы, чтобы заработать на жизнь. Они за деньги катали детишек вокруг этой башни.
Со стороны лошади казались задумчивыми и печальными. Они цокали подковами по горячему асфальту и вспоминали, наверное, о своей привольной деревенской жизни, о свежей луговой траве и холодной ключевой воде. Но не будем гадать, а лучше остановимся, приглядимся к коням и послушаем рассказ одного из них. Вот что он поведал мне:
«Я люблю, когда человек смотрит на меня добрыми глазами. Такой же добрый взгляд был у моего хозяина. Он ухаживал за мной с той поры, когда я был жеребёнком. Холил меня, ласкал, расчёсывал гриву и хвост упругой щёткой, баловал по выходным кусочками сахара. Он дал мне самое красивое лошадиное имя – Сивка-Бурка. Я очень гордился своим сказочным именем. И хозяином тоже гордился. И любил его. Правда, иногда от него исходил неприятный запах алкоголя. А я терпеть не мог этот запах. И когда хозяин подходил ко мне и дышал в лицо, я становился упрямым и не хотел выполнять его приказы. Этим я хотел доказать пагубность его зловредной привычки. Он не бил меня за непослушание, но обзывал обидными кличками, которые я старался не запоминать.
Мы с хозяином работали на птицеферме. В телеге возили в заготовительную контору и сельский магазин дощатые ящики с яйцами. Мне нравилась моя работа. И я, наверное, возил бы ящики всю жизнь, если бы не два обстоятельства.
Первое касалось моего увлечения, переросшего в страсть. Как-то ранней весной на птицеферме появилась новая лошадь.
Это была изумительно-белая лошадка с пышной гривой, большим хвостом и огромными глазами. Она очаровала всех коней — и молодых, и старых. Каждый хотел добиться её расположения. Я оказался на седьмом небе от счастья, когда она обратила внимание именно на меня, в результате неимоверных усилий с моей стороны. Чего я только ни выдумывал, чтобы добиться её симпатии.
В редкие часы отдыха мы мчались в поле. Ветер трепал наши гривы и хвосты. Я буквально летел рядом с ней по воздуху, едва касаясь земли. Набегавшись, мы жадно срывали сочную траву и пили ледяную воду из ключа.
В середине лета я впервые решил проявить свои чувства. Мы стояли на лугу и долго смотрели друг другу в глаза, не произнося ни единого слова. Мне казалось, она испытывает то же, что и я. Но как я ошибался! Когда я протянул к ней голову и коснулся её гривы своими губами, она вдруг дико заржала и больно укусила меня. С рассечённой губой я вернулся в стойло. Хозяин ждал нас. Увидев моё состояние, он сразу всё понял и беззаботно сказал:
– Да плюнь ты на неё. Разве мало лошадок вокруг? Найдёшь другую, какие твои годы.
А я уже был в зрелом возрасте. И это была моя первая глубокая любовь. Хозяин заботливо обработал рану. Но с той поры я стал неузнаваемым.
Мне ничего не хотелось делать. Телега, в которую меня впрягали, казалась противной, хуже бича. Дорога от фермы до конторы и магазина тянулась бесконечно. Солнце жарило немилосердно. Мухи и слепни кусали невыносимо.
Я думал только о белой лошадке. Но подойти к ней не хотел из гордости. Она несколько раз при встрече косила на меня взглядом, но я гордо поднимал голову и без слов проходил мимо.
Наконец терпению моему пришёл конец. И я перестал слушаться хозяина. Всю неделю меня не впрягали в телегу.
А тут вмешалось второе обстоятельство. Политикой и экономикой я не интересовался, хотя стоило бы. Но что-то случилось на нашей птицеферме. Стало мало кормов. Куры перестали нести яйца. Людям не платили зарплату.
Странные слова «кризис» и «капитализм» витали вокруг. А вскоре птицеферму и вовсе закрыли. Уцелевших кур распродали. Как и меня. О судьбе белогривой лошадки я ничего не знал. Но я помнил её и думал о ней. Безответная любовь, неопределённость, страх перед завтрашним днём и, главное, разлука терзали меня ежеминутно. Что с ней, где она, увижу ли снова?
Новый хозяин оказался посредником. Он купил меня не навсегда и не для себя. А перепродал ещё кому-то. Тот тоже перепродал. Меня возили из деревень в города и обратно, пока я не оказался в Москве.
Поселили меня в однокомнатной квартире на первом этаже. Поначалу я боялся спускаться вниз по ступенькам. Казалось, вот-вот споткнусь и сломаю копыта. Со временем свыкся с городской жизнью. Лошади, как и люди, ко всему привыкают, даже к политическим и экономическим кризисам.
Хозяйка, весёлая женщина, относилась ко мне ласково. Привозила корм с птичьего рынка в толстых пластиковых мешках. По вечерам давала свежую траву. Словом, не голодал. Но и работать приходилось с утра до вечера.
Каждый день верхом на мне она приезжала сюда, к станции метро «Краснопресненская». И желающие детишки могли за плату покататься на мне по кругу. Я был первым конём около станции метро. И около меня каждый день выстраивались очереди. Желающих покататься на лошади почти в самом центре Москвы было хоть отбавляй.
Потом сюда на работу стали приводить двух пони. Я всю жизнь прожил в деревне и ни разу не видел таких миниатюрных лошадок. Я очень сильно удивился. Но пони оказались во всём похожими на нас, больших лошадей. Они тоже добросовестно катали детишек. Тоже зарабатывали на жизнь себе и своей хозяйке.
Я уже хотел было познакомиться с мохноногой тёмно-коричневой пони, как вдруг...
Как вдруг на следующее утро я не поверил своим глазам. У метро стояла моя долгожданная белогривая лошадка. Она тоже во все глаза смотрела на меня, ничего не понимая.
– Вот где нам с тобой пришлось встретиться, – сказал я первым и опустил голову. Грива скользнула на глаза, и я почувствовал, как из них выкатились две крупные капли слёз. Я долго не поднимал голову, стараясь не выдать своих чувств. Она тоже молчала, и я ощущал её, всё ещё ничего не понимающий, взгляд.
Наконец мои слёзы высохли. За время, что мы стояли, около нас выросла очередь из желающих кататься. Хозяйки заботливо водрузили по одному малышу на наши спины, и мы пошли друг за другом вокруг метро. Она впереди, я за ней. Так мы и ходили, не проронив за весь день ни слова. Только изредка перекидывались печальными взглядами.
Прошло несколько дней. И однажды утром белогривая лошадка грустно прошептала:
– Ты помнишь?
– Я всё помню, – ответил я тоже шёпотом и тоже с грустью.
– Прости меня, – произнесла она тихо и опустила голову.
– Я не злюсь на тебя. И никогда не злился. Мне так тебя не хватало...
– И мне тебя не хватало.
– Но теперь мы с тобой рядом, что же ещё надо?
– Да, мы рядом, но только днём. Ведь мы живём в разных местах. И мы никогда не будем вместе, как прежде.
И снова мы замолчали. И молчали до конца рабочего дня. А на другой день хозяйка не привела её к метро. Не привела и на следующий.
Моей белогривой лошадки не было целый месяц. Тоска захлестнула с ног до головы. Меня раздражал нескончаемый гул машин, крики людей, даже детский смех стал невыносимым. Ласковая хозяйка всячески увещевала меня. Но все её усилия оказались тщетными.
Я заупрямился и перестал выполнять приказы хозяйки. Убедившись, что никакие доводы на меня уже не действуют, и не понимая причины моего упрямства, хозяйка разозлилась и пригрозила продать меня в цыганский табор. Мне не хотелось в табор. Я должен оставаться у этой станции метро. Я должен снова катать детишек и ждать. Может быть, моя белогривая лошадка появится здесь когда-нибудь. Я буду ждать её до конца своей жизни.
Буду ждать и смотреть в глаза людям. Я люблю, когда люди смотрят на меня добрыми глазами. Это прибавляет мне сил...»
Прошло много времени. Коня у станции метро я больше не видел, он куда-то исчез. Мне было печально, я ему очень сочувствовал. Рассказанную им историю я опубликовал в газете. И вдруг в редакцию позвонила некая женщина. Она сказала, что это про её коня говорится в моей истории; после прочтения она была глубоко тронута. И, как это ни покажется странным и безрассудным, женщина решила воссоединить… влюблённых лошадей. Долгое время она занималась поиском. Объявления, звонки, интернет. И какова же была её радость, когда она нашла белогривую лошадку и выкупила её у владелицы. И теперь они все вместе — и люди и кони, — вполне счастливые, живут в подмосковной деревне. А у наших лошадок появился жеребёночек – белый, как мама, но в чёрных гольфиках и с чёрной звёздочкой во лбу, как у папы. Сказать, что я был рад этому звонку, – ничего не сказать. В ближайший выходной я помчался в подмосковную деревню и встретился со своими необычными героями. Но это уже совсем другая история.