2. Уровни.
Прошёл месяц. Я был похож на выжитый лимон – шатало из стороны в сторону. Мне, никогда не испытывавшим на себе последствия шторма, казалось, что именно так всё и выглядит с теми, кого стихия решила проверить на прочность. Всему причиной было отсутствие комфорта или даже так, понимания, поскольку я не знал, как обучать этих курсантов. Здесь в центре всех обучающихся называли только так. Казалось, что ещё немного, и они восстанут против меня. Пока же они просто перемалывали мне косточки за моей спиной, и я это ох, как чувствовал. Надо было что-то во всём этом менять. Со всем этим я сунулся к географу. Пузырьков меня выслушал и сказал:
- Крепись. Это ещё только цветочки.
- Но мне стыдно. Я так не могу.
- Это хорошо, ибо не устыдится только тот, кто не замечает ничего вокруг себя. И потом, в первый год всегда так.
- Не хочу.
- Ну, тогда давай прямиком дуй к нашему главному и падай перед ним на колени, мол, отпустите меня к девочкам у моря.
- И отпустит? – спросил я Пузырькова.
- Нет. Выслушать, выслушает и заметочки черканёт в твоём личном деле, а потом… возьмёт и отдаст тебя в руки «кузнецов».
- А кто это?
- А это такие крепкие ребята в робах из промзоны. Не встречал ещё? – Я мотнул отрицательно головой. – Ну, ещё познакомишься. Вот они и решат все твои проблемы и развеют сомнения, так сказать, наведут лоск. Будешь выглядеть как юбилейная медаль.
Я взял паузу, поскольку такая перспектива меня ни с какого бока не устраивала, а слова географа вообще выбили из колеи. Видя мою беспомощность, Пузырьков молча, потащил меня в свой кабинет и, перейдя на шёпот, закрыв предварительно дверь на щеколду, всё разложил мне по полочкам:
- Ты думал, что жизнь – это сказка, мол, институт за плечами и на этом всё? Сказки-то они разные бывают. Вот мы с тобой, к примеру, оказались в этой, где не всё так радужно. Пока ты овощ, а оно так и есть – просто ходишь, дышишь и никуда не суёшься, это устраивает тех, кто над нами. Стоит тебе начать задавать неудобные вопросы, тут же подпадаешь под такой негласный контроль. Мы кто с тобой? Лаборанты. То, что в дипломах написали, это так для нашего самоудовлетворения. И я, и ты просто протираем пробирки в этой жизни, а вся эта ребятня, которой мы продуваем здесь мозги и есть эти самые пробирки. Ну, подумаешь, каких-то сто душ отдали нам на обучение. А сколько таких разбросано по всей стране? И вот мы с тобой делаем незаметную работу, согласно инструкциям, которым обязаны следовать. Шаг в сторону и будет нам перековка. - Географ глотнул воздуха и продолжил, перейдя ещё на более тихий голос: - Каждый год мы выпускаем их в жизнь. И куда они после нас такие деваются? Да, выпуски небольшие: пять, шесть человек. Спрашивается: «Для чего?» О дальнейшей судьбе их мы ничего никогда не узнаем. А всё почему? А потому, что это не нашего ума дело. Знаю одно, что вот здесь, где мы с тобой сейчас находимся – это средний уровень. Есть ещё низкий и тот, что над нами. Тут всё просто: мы между ними. Туда, - географ показал глазами наверх, - нам с тобой хода нет: или здесь, или вниз, так сказать в преисподнюю.
- Откуда вы про это знаете?
- Живу долго. Ты ещё пацан, а я много чего видел: и перевороты, и революции всякие. Это сейчас у нас затишье лет тридцать. И хорошо, что так, поскольку это как не верти, а стабильность для простого человека важнее всяких там лозунгов о равноправии. Не было его никогда. Собственно, и у них, - Пузырьков опять показал глазами на потолок, - как и у нас, имеется своя правда. Я по молодости пробовал разобраться, так чуть было не попал в руки «кузнецам». Добрые люди вразумили, что, да как. Теперь вот здесь помогаю системе готовить «шестерёнки» и «винтики» из этой вот ребятни. И ничего в этом пока не изменить.
- А если…
- Даже не пытайся, карбонарий. Утянут в такие тебя широты, что будешь собственные ногти грызть, и это будет вся твоя еда.
- За что?
- За это самое… противление. Пока перетираешь пробирки, у тебя есть шанс дожить до пенсии.
- Значит всё зря?
- Что именно?
- Ну, вся философия и…
- Это для дискуссий и споров. Ещё, когда в одном месте собираются умные головы, которые нам с тобой не чета. Вот тогда самое место философии. Жизнь – она же совсем другая и рулит по-своему. Тут вот мы с тобой, а тут тебе все эти уровни.
- Но они не сами появились - их придумали люди.
- Да, люди… Но какие? Теперь они стали ещё сильнее и их кланы уже действуют совсем по-другому. Поумнели… Такие от власти никогда не откажутся, а тем более, научились договариваться между собой без всяких войн. Ну, как тебе вся эта картина? Вот поэтому, коллега, пойдем, дерябнем для настроения? Я угощаю…
- Не пью.
- Зря. Это единственное на сегодня средство, помогающее смотреть на вещи проще. Слушай, а может тебе одиноко? Так это можем поправить. Тут у нас одна потерянная душа, вроде тебя, мечется без мужского внимания. Красавицей её не назовёшь, но формы интересные. Я и то иногда на неё заглядываюсь после возлияния. Познакомить?
- Не хочу.
- Прямо какой-то не наш.
- Я карбонарий…
- Ну, тогда не теряй времени: шагай на нижний уровень по собственному желанию. Для начала только к нашему Упырю зайди за направлением.
- Кто это?
- Кто-кто? Наш добрейший из добрейших… главный. Это он поначалу с тобой ласковый был. Уж мы его здесь изучили во всех подробностях: от морщинки к морщинке. Одним словом, попал ты… по распределению прямо в паутину. Теперь или замри, или…
- А если убежать?
- Куда? Тут бескрайние степи. Ну, есть немного озёр, но это рядом, а там дальше всё гораздо печальнее. Боюсь с бегством – это пустая затея.
- К чёрту такую жизнь, - я повысил голос.
- Не шуми… Мы здесь как на ладони и уши повсюду… И вот, что ещё: никакого разговора у нас с тобой не было.
И шёл я, потом от географа и думал: «Вот тебе и поговорили… по душам. Ну, Мздоимцев… доберусь я до тебя… консультант-взяточник. Как стелил-то мягко: и жизнь будет подсказывать, и знания сами по себе ничего не значат, и надо просто уметь пристраиваться. Ничего, ещё посмотрим, как оно будет. Уровни-то можно и поменять местами, если сильно этого захотеть».
По громкой связи объявили, что меня ждёт в своём кабинете директор. Я весь сжался. Мне даже показалось, что ноги мои становятся ватными.
И вот я стою перед Упырём. Кстати, вполне улыбчивый человек. Или нет: усмехающийся, только сегодня всё это где-то прячется в уголках его рта, и глаза внимательные и в них нет ни единого намёка на укор. Собственно, у меня и нет никакого желания смотреть в них, поскольку, если верить Пузырькову, такие чаще всего и становятся «упырями». Откуда он знает? А какая разница. Может у него на всё подобное нюх особенный? Вот сейчас посадит меня перед собой «ласковый» работодатель и вынет всю мою душу наружу и… Не посадил. Это было уже что-то новенькое.
Я стоял, а ноги мои будто кто невидимыми верёвками опутал, а по спине пот струйками сбегает между лопатками к пояснице. Какая долгая пауза в словах. Даже дыхания не слышно. Неизвестность и её так много, что страх отбил желание топнуть ногой, что мне всегда было под силу, чтобы встряхнуться. Ну, на худой конец хлопнуть в ладоши. Это тоже из той же темы. Я об этом читал у японцев, ещё обучаясь в институте.
А Упырь всё смотрит и смотрит на меня и уже не видно в уголках рта насмешливости. Придётся ждать… приговора.
Эх, и зачем мне всё это? Сейчас пустит мне пулю в лоб, а то и вовсе накроет меня трёхэтажным «высоким слогом» и отправит сеять хлеб в эту самую преисподнюю на нижний уровень. Вот тогда я точно полюблю возиться в земле и даже какие-то там рекорды установлю. А что? Во-первых, там не будет никакой ответственности: какое дали зерно, такое и сунул в землю. Во-вторых, и до карьерного роста с моими-то знаниями рукой подать. Нет, я там не пропаду, если только пытать не будут. Боли боюсь.
Упырь тем временем что-то черканул в бумагах перед собой, после чего ещё раз на меня посмотрел и уже без всякого интереса, как на ветошь пенсионного возраста, и произнёс: «Забирайте…» Я шевельнулся. Кто-то взял меня за локти… крепко. Из чистого любопытства скосил глаза: по бокам от меня появились два молодца спортивного телосложения в халатах тёмно-синего цвета. У меня что-то оборвалось внутри и я только, и подумал: «Вот они, какие «кузнецы»… эти…»