Пролог
"Когда в бой вступали наши зенитчики, потери противника сразу возрастали. Многие пилоты, едва обнаружив по своим приборам пуск, предусмотрительно покидали самолеты"
Я представил себе, как летчики прыгают парами, звеньями, а то и эскадрильями. Как висят грозьями в воздухе над вражеской территорией. Представил и подумал, каково им было бы возвращаться из плена потом. Офицерам, покинувшим исправный самолет "едва обнаружив пуск"...
Я закрыл глаза, поскольку перестал видеть этот забавный текст - вместо него было безоблачное небо пустыни. Вспомнилось, как оно было на самом деле. Повис перед глазами тот момент, после которого я уже много лет живу, словно с пистолетом у виска...
Хотя теперь-то, конечно, все в прошлом: идеальное здоровье уже не обязательно для нынешней работы. Пенсия заработана. Внуков дождался. Даже если последствия и скажутся, то...
Стоило мне подумать так, как меня срочно вызвали на работу.
-Командировка? - переспросил я, - Все понял... Буду... Куда?!
Захотелось сказать чуть более удивленно: "Вы ошиблись эпохой!" Или "Перезвоните мне в прошлое. Да, да - 50 лет назад" Однако, я воздержался. Ибо машину времени еще не изобрели.
0
С небом что-то было не так. Позади меня оно стало серым и близким, по бокам - пошло полосами. По краям серой завесы бесстыдно выглядывали мои крылья. В нормальном состоянии они были прозрачными, как и переплет фонаря кабины. Да и сзади ничего не должно было закрывать обзор - однако сейчас вся эта чудотехническая прозрачность не работала.
Я не знал, давно ли это началось. Не сразу обратил внимание, ибо смотрел вперед-вниз, уцепившись взглядом за взлетную полосу.
С того момента, как остановился двигатель, в голове моей назойливо прокручивался один и тот же сюжет. Вот сейчас окончательно откажет управление - и всё. Запас высоты минимален: ни набрать скорость не могу, ни прыгнуть не успею.
Нет, прыгнуть нужно успеть. Всё же катапультирование возможно даже при нулевой скорости и высоте. Поэтому мозг раз за разом просчитывает этот вариант в нервной шелестящей тишине, так не похожей на недавнюю тишину сверхзвукового полета...
Доворачиваю энергично влево, но вместо посадочного курса получаю неприятный сюрприз. Самолет реагирует на крен так, словно одно из этих несуразно длинных крыльев зацепилось за воздух. Инстинктивно начинаю компенсировать этот эффект рулем направления и только потом соображаю, что случилось.
Лишенный тяги летательный аппарат начал вести себя, подобно планеру. Справляться с особенностями управления в таком режиме нас учили больше в теории - особой необходимости в этом не было. Простой и надежный двигатель практически никогда не отказывал, а если это и случалось, то автоматика сразу переключалась в птичий режим. Скорость при этом, конечно, была скромной, зато махать крыльями можно было очень долго.
И наоборот: при отказе биологической составляющей можно было использовать двигатель и остальное неживое оборудование. Посадка в таком случае считалась аварийной, но умение ее выполнять было обязательно для любого пилота...
Торец взлетной полосы проносится подо мной стремительно, и я понимаю, что неправильно оценил скорость. Теперь снижать ее нечем, а второй попытки не будет...
Говоря откровенно, прыгать надо было сразу. Однако у меня был хороший повод с этим повременить и попытаться дотянуть до аэродрома. Вся кабина была залита не только зеленой кровью птицы, но и красной - моей.
1
В тишину маленького аэродрома вторгся тяжелый гул, совершенно не похожий на стрекот привычных здесь легких летательных аппаратов. Звук был глубже, благороднее что ли. Он показался мне очень знакомым, и любопытство тут же погнало меня к окну - проверить невероятную догадку. Трудно было поверить, что такие машины еще летают. Тем более в этих широтах...
Я не ошибся. Этот густой бас ни с чем не спутаешь. Знакомая с детства широкая кабина стремительно приближалась к взлетной полосе. Но это было еще не все - схема окраски вертолета тоже была необычной. Он оказался ослепительно белым, только за диффузорами двигателей тянулись аккуратные черные полосы. Если бы это место оставили белым, оно неминуемо закоптилось бы, испортив нарядный внешний вид.
Посадку он производил с достоинством - под стать своей внешности. Почти не задирая нос тяжелая машина опустилась на полосу для самолетов, а не на вертолетную площадку. И неспешно подрулила к месту высадки пассажиров - точь в точь, как небольшой авиалайнер.
Я еще не успел разглядеть буквы, украшавшие вертолет со всех сторон, когда понял, откуда он здесь взялся. Цветовая схема однозначно свидетельствовала, что этот аппарат принадлежит Лиге. Я присмотрелся к надписям - так и есть. Впрочем, следовало и раньше догадаться. Откуда здесь взялась бы старая отечественная техника, если на ней не прилетел представитель Объединенной Лиги Народов.
Отечественная... Которую часто величают имперской. Хотя Империя - наименование не менее бредовое, чем Лига. Если она была монархией, то почему власть передавалась не по наследству? Впрочем, еще в древности, в Спарте вроде, что-то подобное было: царей вполне себе свергали, и процесс этот поставили на поток. Примерно так было и у нас - никаких родственных связей между императорами не прослеживалось. Наследники тихо отправляли ослабевших своих предшественников на покой или ждали их естественной смерти. Официально вся эта красота именовалась вовсе не империей, а Конфедерацией Свободных Северных Республик.
Лига тоже была хороша, особенно в прошлом. Объединенной ее назвать можно было только с большой натяжкой, а уж про какие-то там народы и говорить нечего. Народы ничего не решали в Лиге со дня ее основания, поскольку интересами, скажем, миллиарда людей она часто поступалась в пользу миллиона...
Я продолжал рассматривать вертолет и не заметил, как вышедший оттуда единственный пассажир направился прямо ко мне. Он уже протянул мне руку, приветствуя, но моя задумчивость не спешила отпускать ностальгирующий мозг. Странно что я никогда на таком не летал - чуть не сказал я вслух.
-Хэм И. Энос, полномочный представитель Лиги, - представился подошедший.
-Милсум Намсо из Огза, что на Огзе. Инспектор Управления авиации.
-Можете называть меня Хэнос, - продолжил он и слегка улыбнулся.
-Намсо, - сократил я в ответ свое имя, тоже улыбнулся и чуть внимательнее посмотрел на собеседника.
Выражение его лица сразу вызывало симпатию: редко случается, что человек улыбается больше глазами, чем губами. Увы, куда чаще бывает наоборот. Глаза у него тоже были интересные - ярко-голубые. Того цвета, что у нас почти не встречается. Цвета здешнего неба.
Была еще одна деталь, которую я заметил не сразу. На левой руке не хватало нескольких пальцев.
Полномочный представитель сразу приступил к делу. Белый вертолет еще даже не успел зарулить на стоянку, когда мы уже разглядывали карту, сидя на втором этаже крошечного терминала.
Летное поле было видно из окна, я временами смотрел туда, слушая объяснения Хэноса. И почему-то ждал от него подвоха. Мне даже казалось, что он специально нашел где-то старый имперский вертолет. Чтобы вызвать сентиментальные чувства в моей нежной ранимой душе и вывести меня из равновесия. Подвоха, впрочем, не оказалось. Когда Хэнос изложил суть проблемы, мне стало ясно, зачем тут понадобился именно Намсо с далекой планеты Огз.
Уменьшив масштаб, я еще раз внимательно посмотрел на карту. Коричнево-желтую пустыню пересекал красноватый горный хребет. К северу от него располагалась маленькая страна, которую жители, не напрягая излишне фантазию, называли Земля. То бишь "наша земля" или "земля предков". В имперской традиции она называлась словом интригующим, хотя и бессмысленным - Тзёзелоа.
К югу от гор лежало государство куда более внушительных размеров. Название ему было придумано еще в глубокой древности, и поэтому звучало тяжеловесно и нелепо. Страна черных городов или как-то так. Куда чаще использовалось современное - Черная республика.
Мне довелось побывать в Республике больше пятидесяти лет назад, и именно поэтому Лига Народов не поленилась разыскать меня теперь.
Объединенная республика - так ее тогда называли - оправдывала свое название не больше, чем Лига или Империя, а слово "объединенная" подразумевало, что соседи по ту сторону гор давно побеждены и растоптаны в пыль. Хотя на самом деле Республика проиграла целых три войны с ними.
Жители Своей Земли тоже слишком зазнались. Хотя у них для этого и были некоторые основания...
В моей памяти всплыл очень похожий вид из окна. То же красное солнце в полнеба. Вертолеты 50 лет назад были такие же, только в полосатом камуфляже, а тогдашняя карта - и вовсе не отличалась от той, что я видел сейчас. Да и с чего бы ей отличаться - никому не нужная пустыня не изменилась ничуть...
Перед глазами начали всплывать и другие картинки из памяти.
2
Пустыня начиналась сразу за окраиной столицы, где была наша гостиница. Из окна отлично просматривались висящие над песком мобильные посты ПВО. Наши, имперские. Хотя официально нас здесь не было - Империя не афишировала своего участия в очередной локальной войне.
Однако о нашем присутствии знали все, не исключая разведку противника. Ей продавали информацию местные улыбчивые жители, что вроде бы относились к нам с симпатией.
Я жителям Республики не доверял. Не понимал их языка. Не принимал их отношения к жизни, в котором доминировали безалаберность и беспечность. Например, днем позже в прифронтовом городке я наблюдал, как местный офицер показывает своей маленькой дочке танк. Военный беспечно поставил ребенка на броню, хотя обязан был знать, что это опасно. Боевая машина стоит на дежурстве в автоматическом режиме - трогаясь, она вполне способна не заметить гражданских рядом. Или пренебречь жертвами среди них.
Неподалеку от танка был полуразрушенный дом, в котором копошились несколько женщин - то ли спасали свое добро, то ли мародерствовали. Очень глупо рисковать ради этого своей жизнью - подумал я, проходя мимо. И еще подумал, кажется: хоть бы каски надели!
Или это я не про них подумал? Возможно, про двоих наших офицеров, что стояли у штабного бункера. Один был низкого роста. Каску он держал в руке. Второй был высокий и вообще без каски: наверное, считал, что при его росте голову все равно не уберечь.
Я сначала принял их за штабных, но оба оказались наводчиками с ближайшего поста. Низкого я больше никогда не видел, а высокого еще раз случайно встретил через неделю, в последний день его жизни. Будь его голова защищена, как положено по уставу - кто знает, может и выжил бы...
3
Меня разбудил легкий толчок, и я не сразу понял, где нахожусь. Машина пересекала пустыню на высокой скорости, впереди виднелись горы, которые я сначала принял за облака.
За рулем был Хэм И. Энос - этот факт выдернул меня из дымки воспоминаний о командировке в Объединенную республику. Война давно закончилась - по крайней мере, на этом фронте - и мы ехали к Хребту с совершенно мирной миссией. Мирной, но вовсе не веселой: нас ждало место падения пассажирского лайнера, катастрофу которого мы должны были расследовать.
Внезапно я заметил рядом с дорогой что-то, похожее на летательный аппарат, коих прежде не видел. Я хотел спросить Хэноса, но не успел: он остановил машину на небольшой площадке. И, уже выбираясь наружу, заверил меня:
-Вам понравится!
Летательный аппарат, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, находился на постаменте в качестве памятника. Он был похож на здешние самолеты, но не имел двигателей. Это был планер - я не сразу догадался, поскольку видел их только на картинках. У нас на Огзе атмосфера мало подходила для таких, а в немногочисленных своих командировках я имел дело, как правило, с боевыми самолетами...
В памяти ярко вспыхнула пустыня, неотвратимо наползающая середина взлетной полосы и почти неуправляемый истребитель...
-После войны через Хребет проложили тоннель, - сказал человек из Лиги, махнув покалеченной рукой в сторону гор, - но на строительство ушло немало времени. Дорог почти не было, можете себе представить, да и минные поля тут до сих пор. По этой причине смелые планеристы доминировали на рынке местных перевозок с момента заключения мира и до появления тоннеля. Можете представить, какие цены они заламывали накануне завершения стройки!
-Что ж, ничего удивительного - у нас на Огзе и не такое бывало. Только памятников никто не ставил.
Хэм Энос, словно перестав меня слышать, сделал шаг к машине. Обернулся. И вдруг проговорил:
-Вы ведь воевали на той стороне, да?
Я кивнул и пожал плечами:
-Разве не поэтому мною заинтересовалась Лига Народов?
Хэнос улыбнулся.
-Я тоже там был.
4
Солнце село. Пески вокруг потемнели и сразу стали как-то роднее. В черноте ночи эти безжизненные холмики были похожи на привычные кусты, что росли в Огзе. Конечно, там вся зелень была посажена людьми и не могла существовать вне жилых куполов, но здесь-то ее не было вообще. Впрочем, я вскоре убедился, что в пустыне присутствует и некоторая растительность, и животный мир. Особенно змеи и ядовитые насекомые.
Еще много узнал я о пустыне за время пребывания в Республике. Например, про жару. Всем известно, что в пустыне жарко - если, конечно, это не ледяная пустыня, как на Огзе и других спутниках Шеука. Ночью в пустыне довольно холодно - хотя про это я как раз знал. Не знал я, что бывают дни и целые сезоны, когда и в темное время суток температура почти не снижается. В разных местах - а тем более, на разных планетах - конечно, климат отличается, но я прочувствовал тепловую бурю в ее худшем проявлении.
Единственная из внутренних планет, которую пощадила наша распухшая звезда, давно славилась мерзким климатом. Природа была искалечена руками людей еще до того, как в дело вмешались непреодолимые силы космоса. Воздух был еще пригоден для дыхания, но лучше бы нам выдавали скафандры.
Даже ночная жара была тяжелой и липкой. Всего несколько шагов пешком до стартовой позиции утомили меня, я шел обливаясь потом. В кабинах наших птиц было не лучше - никто не думал об охлаждении воздуха до взлета. Империю мало заботил комфорт тех, кто защищает ее интересы. Тем более, в нашем случае: официально здесь воевали только вооруженные силы Объединенной республики.
На деле было как раз наоборот. Местные отчаялись бороться с сильным и опасным противником. Они решили измотать его, но воевали при этом так, чтоб самим не устать.
Именно поэтому в данный момент вся тяжесть чужого конфликта легла на плечи имперских летчиков и - даже в большей степени - тех, кого по привычке называли ракетчиками или зенитчиками. Хотя они запускали вовсе не ракеты, а цели зачастую были далеко от зенита.
Противник захватил господство в воздухе в ходе прошлой войны и удерживал его, не смотря на все усилия Черной республики. Впрочем, усилия делались, в основном, всё в том же ключе: лишь бы самим не утомиться, а тем более с жизнью не расстаться.
Были отдельные случаи геройства, часто бездумного. Вроде бы, одному смелому летчику даже удалось одержать воздушную победу. Врать не буду - до сих пор не знаю, не выдумка ли это. Но спонтанное геройство было частью здешнего менталитета. Не спешить, не устать, а героем стать.
Командиры наземных постов ПВО не проявляли иннициативы даже эпизодически. Пусковые установки и всё остальное оборудование обладало пусть и ограниченной, но мобильностью. Переход из состояния висения над песком к неспешному движению требовал организационных усилий, которых никто из офицеров не прилагал в силу все того же менталитета. Вести огонь не меняя позиции было чистым самоубийством.
Чтобы не скучать, местные постреливали изредка на максимальной дальности. При этом, чтобы себя обезопасить, они возвели довольно неплохие укрытия и убежища. Пилоты ВВС Тзёзелоа, разумеется, знали распложение практически всех постов. От огня они уходили, но и ответные удары наносили довольно редко. Вместо этого - просто проскакивая мимо зенитчиков разными способами, атаковали свои цели в глубине территории Республики. Ее доблестные защитники разводили руками: техника, мол, наша "не может". В других конфликтах того же периода абсолютно идентичная имперская техника, правда, показывала себя куда лучше. Там она "могла" и против более сильного противника. Но местных военных интересовало, прежде всего, как уберечь свою шкуру. Отговорками они спасались от гнева начальства, стенами бункеров - от огня противника. Что-что, а укрепления построили на совесть.
Да, в обороне Черным - как мы их называли - не было равных, в каком-то смысле. Офицер был так же уязвим, как и его солдаты, а не посылал их в бой, оставаясь в безопасном месте. Если же дело доходило до наступления, то бойцов гнали вперед разве что не палкой.
Противников мы называли Белыми - в противоположность Черным, но без всякой связи с добром и злом или с цветом кожи. Он у них был почти одинаков, не было такой разницы, как между этническими группами у нас на Огзе. Белые практически ни в чем не были похожи на Черных. В частности, в бой их никто не гнал. Они шли сами.
Справедливости ради, надо сказать: не во всем, конечно, была плоха армия Республики. Та же, например, подготовка позиций проводилась качественно, причем и для нас они были построены.
Впрочем, настоящая схватка произошла только тогда, когда мы оставили укрытия. Это позволило лучше маскироваться, наносить внезапные удары. Но, в то же время, это сделало нас уязвимее. Местным такой риск казался неоправданным.
В ту жаркую ночь, в тот самый момент, когда я шел к своему самолету обливаясь потом и буквально глотая мелкий песок, с севера уже приближалась атакующая группа. Прикрывая ее, далеко за линией фронта повисли постановщики помех - их нам было не достать.
Но и мы были не лыком шиты. Небо на севере вспыхнуло несколько раз. Я в этот момент лежал в кабине, готовясь к взлету, и ничего толком не увидел. Попробовал посмотреть запись с бортовых систем, но бой шел за горизонтом, а наши истребители имели довольно слабые радары. Находясь на земле, в полевом укрытии, моя птица увидела не намного больше, чем я.
Вскоре мы узнали о двух сбитых самолетах противника. Один из пилотов погиб, второй попал в плен. Еще несколько попаданий наши зенитчики сочли результативными, но по эту сторону Хребта не было обнаружено больше упавших птиц.
Однако нам дорого стоила первая победа. Одна из пусковых установок попала под удар, и девять ракетчиков погибли. Как раз тогда оборвалась жизнь того офицера-наводчика, что пренебрегал ношением каски.
Можно, конечно, спорить, кто победил в этом небольшом эпизоде. Но так или иначе, Белые воздержались от повторных атак, понимая: имперские зенитчики куда опаснее привычных южных соседей.
5
Незадолго до рассвета настал наш черед. Мы поднялись в воздух и стал виден район вечернего боя. Теперь я отлично понял, что произошло. На земле просматривались ложные цели - участки рельефа повторялись, как в неаккуратной аппликации или мозаике, собранной из крупных одинаковых фрагментов. На эту маскировку и клюнули белые, приняв ее за плохое прикрытие реальных позиций. На самом деле, наши генераторы помех были специально настроены на низкое качество.
Имперские посты ПВО начали расстреливать атакующие самолеты из засады, когда те были заняты нанесением удара и оценкой его последствий. В такой ситуации ни скорость, ни помехи не защитили пилотов. Те двое, что были сбиты, просто не заметили подкравшихся к ним птенцов. Или заметили их слишком поздно. Птенцы подлетели снизу и взорвались прямо под своими жертвами.
Спастись от птенца, подошедшего вплотную, шансов мало. Ведь он маневреннее и гораздо легче пилотируемой птицы, а тяга его двигателя больше. Конечно, робот-птенец глупее человека - иначе зачем в бой отправляться людям. Но на расстоянии подрыва уже не важно, кто умнее.
Возможно, тзёзелоанцы не опасались обстрела с земли, поскольку были уверены, что наша ПВО задавлена помехами. Но с ними наши зенитчики успешно справились, а перенастроить генераторы противник не успел.
Еще бы, оборудование-то мудреное: ставит помехи во всех возможных диапазонах, даже для человеческих глаз. Но за мощность и универсальность приходится платить "инерцией" в работе. Вот, например, та "мозаика", которой накануне приманивали белых, до сих пор видна, хотя генераторы уже выключены...
Стоп, тут что-то не так - подумал я, глядя вниз. Лоскутное одеяло имперских намеренно-второсортных помех странным образом загибалось вверх, закрывая горизонт. Выше тоже были помехи: глаза видели чистое небо, а приборы уже успели "прожечь" эту фальшивую безмятежность и показывали пару самолетов.
Собственно, это и были наши цели. Командир звена с ведомым шли противнику в лоб, а мы прикрывали их сзади на случай сюрпризов.
-Помехи впереди-снизу. Птенцы! Птенцы справа! - сообщил вдруг мой ведомый. Я посмотрел в нужном направлении, но там ничего подозрительного не было. Только краем глаза я увидел странную незнакомую черноту.
-Четвертый, прыгай, - скомандовал я инстинктивно, даже еще ничего не осознав.
Чернота оформилась во вполне обычный взрыв. Оболочка от разорвавшегося птенца опускалась вниз, как рваная тряпка. Чуть выше остался замыкающий нашего звена. Мертвая птица летела вперед по инерции, неуклюже растопырив крылья и дымя поврежденным двигателем.
Никто из нее так и не выпрыгнул.
6
Я поспешил захлопнуть дверь машины: снаружи было жарко, а внутри работал кондиционер. Хэнос, напротив, не торопился. Вскоре я понял почему. Из холодильника он достал банку лимонада, высунул ее наружу и только там открыл. Такой фокус позволил ему избежать неудобств в том случае, если газировка надумает безудержно фонтанировать.
Мне фокус понравился, но повторять его я не стал из-за жары. Вот если б можно было открыть форточку и высунуть туда руку с банкой - тогда запросто. Но окна в нашем транспортном средстве не открывались, только в аварийном режиме их можно было сбросить. Действительно, зачем открывать окна, когда вокруг лишь мухи да пески?
Хэм с видом победителя занес банку в салон и захлопнул дверь. Как на зло, именно в этот момент лимонад попер наружу, заливая штаны полномочного представителя. Тот с невозмутимым видом вылез из машины, чтобы отряхнуться. Благо, пустынные комбинезоны не промокают и не пачкаются.
Мне тоже хотелось лимонада из старомодной банки, но чтобы не повторить неудачу своего спутника, я материализовал в холодильнике бутылку с завинчивающейся пробкой. Тоже ретро, только куда безопаснее: содержимое и на этот раз пыталось убежать, но я пересек эту попытку, закрыв пробку и дав пене осесть.
Мы поехали дальше. Через тоннель, который соединял две стороны Хребта. Трудно даже представить, как сложен был этот путь раньше.
В самой середине тоннеля мы снова остановились. Хэнос показал мне еще один памятник. Он стоял у эвакуационного лифта на площадке для аварийной остановки, то есть в самом сердце скалы.
Это тоже был самолет. Наполовину механизм, наполовину биоробот. Конечно, от крыльев и других частей, когда-то бывших живыми, остались только золотые прутья скелета. Но остальное сохранилось отлично.
-Странно видеть его в роли памятника. Именно на таких мы летали.
-Не совсем на таких, - поправил меня Хэнос, - Можете мне поверить: Вы обойдите его.
Птица оказалась собранной из двух. Правая половина ее была имперской, но левая была от другого самолета. Одного из тех, на каких летал Хэм И. Энос.
Прямо под памятником проходила черта, отмечающая границу. Ни таможни, ни паспортного контроля. Трудно было поверить, что когда-то здесь проходила линия фронта.
7
Все четыре вражеских птицы атаковали нашу первую пару. На меня никто внимания не обратил. Решили, наверное, что я тоже погиб.
Несколько мгновений я был в шоке, поняв, наконец: только что не стало моего ведомого. Не стало отличного летчика, друга и семьянина. Его звали Удамам - на святом языке это означает "достойный похвалы". Что ж, и в этот раз он достойно выполнил задачу: вовремя заметил опасность и предупредил остальных. Благодаря ему я остался жив, на автомате выполнив отработанный маневр и уйдя от второго птенца, летевшего в мою сторону.
Шок прошел быстро, осталась лишь холодная злость. Было ясно, что нужно делать. Я разогнался и без труда сел на хвост "Призраку". Его пилот был так увлечен погоней за одним из наших, что не заметил меня. Я понял, что он вот-вот собьет командира, но не успел ничего сделать. Мы потеряли еще одну птицу.
Но мой птенец уже устремился к цели. Впереди расцвел взрыв, и подбитый противник стал снижаться. Скорость, однако, он не потерял, и добить его было почти невозможно. Да и не до погони тут: их еще трое, а этот, подбитый, всё равно уже опасности не преставляет.
Я атаковал следующего. Однако он меня уже заметил и выпустил птенца мне навстречу. Увернуться оказалось совсем не сложно: прием был хорошо отработан, а атака птенца в лоб - одна из наименее опасных. И все же маневр отнял у меня драгоценное время.
Тзёзелоанец тем временем пытался набрать высоту. Вот это шанс - подумал я. "Призраки" были куда тяжелее наших птиц. Два двигателя, целый выводок птенцов. У меня, напротив, машина была облегчена до предела: остался один птенец да и запас топлива таял с каждой минутой. Я оценил расстояние до остальных противников. Те все еще пытались сесть на хвост моему уцелевшему товарищу, но он грамотно сбрасывал их.
Энергично разогнавшись, я устремился вверх почти вертикально. Выстрелил. Увидел взрыв. И только теперь понял, как грубо просчитался.
Белый успел перейти в пикирование мне навстречу, разминулся с моим смертоносным подарком, а затем и со мной. Скорость на снижении была просто огромна, он вновь набрал высоту, и я понял, что бой проигран.
Не совладать мне с ним. Особенно без оружия. Значит, выход один. Надо спасаться бегством, причем прямо сейчас.
Ведомый первой пары был в похожем положении, и мы решили выходить из боя. Так совпало, что в этот самый момент с земли пришел такой же приказ. Там поняли, что шансов у нас нет абсолютно никаких.
Мы развернулись на юг, уходя в разных направлениях на максимально возможной скорости.
Удар...
Не знаю, сколько времени я был без сознания. Помню только, что пришел в себя от второго удара. Но сзади никого не было. Уже не было - спасибо двум дежурным птенцам наших зенитчиков. Преследовавшие нас белые напоролись на этот раз на еще более хитрую засаду...
Правда, для моей птицы уже не было разницы. Я хотел выпрыгнуть, но передумал, проведя рукой по лицу - красная человеческая кровь.
Ранен.
Ранен в голову, и это плохо. Весь вопрос, насколько. Дотяну ли до аэродрома или все-таки придется прыгать. И надеяться, что меня быстро подберут.
Самолет мой чувствовал себя еще хуже, точнее, уже ничего не чувствовал. В неживой части птицы были многочисленные отказы, а живая просто перестала быть таковой. Двигатель не был поврежден, но топливо лилось наружу через пробоины в баках. Уже увидев посадочную полосу, я услышал характерный звук. Один из моих любимых, вообще-то, звуков, которым обычно завершались скоростные участки полета. Это был затихающий вой турбины. Сейчас этот звук ничего хорошего не сулил.
Кабина осталась прозрачной только спереди, а сзади, снизу и по бокам теперь было что-то вроде испорченного телевизора.
Скорость я так старался сохранить, что теперь она оказалась выше максимально допустимой. Гасить ее было решительно нечем. И в этот момент мой мозг "сменил пластинку": вместо грустного "кино" о потере скорости и сваливании я отчетливо увидел свою первую в жизни посадку.
Я был из тех, про кого после первого реального полета говорят: "Ну, этот никогда летать не будет!" Теперь мне, конечно, уже не стыдно в этом признаться. Новое я усваивал медленно, зато основательно. Второй момент куда важнее в долгосрочной перспективе, но после первой посадки даже я сам был не очень уверен, что смогу когда-нибудь... Летать? Да что летать - даже управление авиамоделями на некоторое время стало для меня областью недосягаемого героизма. Даже симулятор вызывал страх...
Страх удалось победить, просто сказав себе: так надо! Но картинка перед глазами осталась.
Взлетная полоса, наползающая отчаянно быстро - вид из кабины маленького учебного триплана. Такие самолеты, думаю, сейчас мало кто вспомнит. Они были предшественниками полубиологических птиц-истребителей, относясь к тому же поколению, что и старые имперские вертолеты. Не совсем правильно называть эти машины трипланами, ибо у них два с половиной крыла. Примерно как у полуторапланов, что встречались на заре развития авиации. Конечно, с теми древними "этажерками" у них было мало общего: пространство между крыльями служило "поглотителем хлопка" при переходе на сверхзвук.
Я застал трипланы доживающими свой век в качестве учебных машин. В пилотировании они были просты, так обычно говорили. Но мне было не особенно легко. И одним из самых ярких воспоминаний на всю жизнь остались посадки по-самолетному с отключенной автоматикой...
Сажать мертвый истребитель было сложнее. Не было не только автоматики - ни тяги двигателя, ни механизации крыльев.
В одном повезло: взлетная полоса была старая, а потому невероятно длинная. Раньше такие требовались для тяжелых и для скоростных самолетов. Но вертикальные взлет и посадка давно стали нормой, стали настолько привычным делом, что даже истребители вместо колесного шасси имели что-то похожее на птичьи лапы.
У меня шасси, разумеется, остались убраны. Аварийную посадку предписывалось производить на брюхо. И это был тот нюанс, который мог стоить мне жизни, но в конечном итоге, спас ее. Скорость была так высока, что дырявый летательный аппарат начал разрушаться. Но зато он быстро остановился, всего чуть-чуть выскочив за пределы ВПП.
8
-Так что враки это всё. Мой самолет, конечно, списали, но второй уцелевший вернулся вообще без повреждений. А иногда ж говорят: мол, ваши сбили всех наших без потерь со своей стороны. Хотя я не знаю, что стало с тем, которого я подбил. Долетел, не долетел?
-Долетел, можете мне поверить! - Хэнос поднял левую руку, демонстрируя изувеченную ладонь, - Но больше никогда не летал на истребителях.
Он улыбнулся, всем своим видом показывая, что ни на кого не держит зла.
-Вок как получается... - вздохнул я, - Через столько лет встретились. Кстати, я тоже с тех пор не летаю на истребителях. Врачи сразу сказали, что доступные методы извлечения осколков просто разорвали б мне голову. Не знаю, сейчас, может, что изменилось. Раньше предлагали закодировать всю информацию из дырявого мозга на искусственный носитель. Но без гарантии успеха. Я был доволен уж тем, что ущерба мне осколки не нанесли, как это ни удивительно. Даже летал до самой пенсии. Но, конечно, не на истребителях, да...
Простите мне личный вопрос, Хэнос: почему Вы не сделали протез?
-Ждал встречи с Вами, чтобы показать, - пробурчал он серьезным тоном, но тут же усмехнулся: - Мы для Южной Империи были как лабораторные мыши. Равно как для Вашей империи, Северной, такими мышами были военные Объединенной республики. Многие это забывают, а я хочу, чтоб помнили. Пальцев нет - мне не мешает, зато напоминает. Можете меня понять?
Я кивнул.
-И еще, Намсо, если Вам интересно: имперские зенитчики тоже поспешили записать на свой счет три сбитых птицы в финальной стадии боя. Тот наш пилот, который преследовал Вас, погиб, но остальные два благополучно вернулись.
-Это не меняет того, что воздушный бой мы однозначно проиграли, - улыбнулся я.
Больше мы прошлое не обсуждали - пришло время работать. Хэнос остановил машину посреди пустыни и показал мне голограмму одного из фрагментов самолета. Качество мобильного проектора оставляло желать лучшего, но повреждения были очень уж характерные.
-Это следы птенца, - сказал я, а Хэнос хмыкнул:
-Никто и не сомневается. Более того, никто не ломает голову, как получилось, что птенец сбил гражданский борт. Можете мне поверить.
-Чего ж тут непонятного, - ответил я, - птенец решил, что здесь зона, запретная для полетов. Только б знать, почему он так решил? Связи с землей у него изначально никакой, верно? Просто нет способа его дезориентировать или заставить сделать... пакость. Сбой, наверно?
-По остаткам тушки птенца это определить достоверно не удалось, однако, по общему уровню износа... Скорее всего, сбой... - Хэм И. Энос улыбнулся натянуто, что меня несколько насторожило, и продолжил: - В любом случае, нам требуется помощь, Намсо. Расследовать тут нечего, Вы понимаете, но дело в другом. Тут нашлись "герои", решившие вышибить клин клином. Можете себе представить!?
Птенца пытались сбить при помощи его же сородича. Впрочем, логично: с тех пор здесь не воевали, оружия другого не было, специалистов - тоже. Беда только в том, что и второй птенец дал сбой. Он не сбил первого, летевшего на перехват гражданской цели. И не самоликвидировался после помаха. Вместо этого он гнездится теперь где-то на склонах Хребта.
-Это ж они, на самом деле, быстро сообразили, - заметил я, подумав, - Ведь могли спасти этот борт. Птенцы б погибли оба...
-Гладко было на бумаге, как раньше говорили, - ответил Хэнос. - Теперь нам с Вами предстоит решить этот вопрос.
Он улыбнулся, и в голубых глазах сверкнул озорной огонек.
9
Та точка в пустыне, где Хэнос показывал мне голограмму одного из обломков, не была местом падения самолета. Мы остановились именно здесь по другой причине. Неподалеку виднелись два холма, оказавшиеся укрытиями для истребителей.
-Только осторожно, - предупредил Хэм Энос, - этим машинам место в музее.
По хорошему, конечно, нужно было построить копии птиц-истребителей. Но боевой самолет - это, простите, не бутылка газировки, его так просто не скопируешь. Поэтому пришлось лететь на том, что было.
Имелось немало и других проблем. Ни я, ни Хэм Энос не могли управлять истребителями в силу возраста и состояния здоровья. Но кроме нас никто не умел. Или не хотел. Или и то, и другое сразу. Пришлось пойти на некоторые ухищрения, чтобы полет стал возможен.
Впрочем, мастерство летчиков-истребителей могло потребоваться скорее в случае провала основного плана. Таковой был прост: нужна была лишь "наживка". Я должен был пролететь вдоль Хребта, выманивая птенца, а Хэм Энос, обладавший большим боевым опытом, атаковать его.
Оружия у нас не было. Всё, что имелось в наличии, было не менее опасно, чем сам птенец. Но времени изобретать что либо не было тоже: в любой момент могла произойти новая трагедия. Про свою цель мы знали чуть больше, чем про первого птенца, который взялся неизвестно откуда. Знали модель, год выпуска, основные технические характеристики и даже слабые стороны. Но совершенно не имели понятия, что у этой штуки на уме.
Самолеты наши, в отличии от пригодного для них вооружения, были в отличном состоянии. Стоило мне, например, бросить заинтересованный взгляд на стаю мелких пташек внизу - мой самолет все понял и выдал мне минимально необходимую информацию. Я на радостях даже запросил справку о них, и снова техника не подвела. Мне стало известно, что эти безобидные крылатые биороботы сажают деревья и выполняют другие работы в труднодоступных районах. Если присмотреться, результаты их труда были хорошо видны. Склоны гор над пустыней к северу были зелеными, потом следовал обрабатываемый промежуток, а дальше на юг деревьев почти не было.
Когда-то все эти горы были покрыты лесами. Климат там выгодно отличался от окружающей пустыни. Но затем сюда пришли люди...
Птенец взмыл вверх внезапно. Он устремился ко мне, и шансов увернуться оставалось все меньше. Но я и не пытался, напротив - я сбросил скорость, чтобы он поравнялся со мной.
Робот решил, что я пытаюсь пропустить его вперед и стал энергично замедляться. Получалось это с трудом, поскольку он не был рассчитан на такие маневры.
Ввиду отличной аэродинамики, птенцы всегда тормозили плохо. Слишком проста была конструкция - одноразовая все-таки. В большинстве боевых ситуаций они компенсировали свое никудышное замедление резкими маневрами, недоступными пилотируемому самолету.
Но на этот раз не довелось. Снизу, где у птенца почти не было сенсоров, молниеносно подошел Хэм Энос. Когда до неминуемого столкновения оставалось совсем немного, тзёзелоанец перевернул свою птицу и с поразительной точностью осуществил главную нашу задумку.
"Призрак" вцепился в птенца выпущенными лапами шасси и вновь сделал бочку, развернув его боевой частью вниз. Поймав опасную добычу, Хэнос не просто зафиксировал ее в лапах, но также повредил крылья и взрыватель.
Мы стали снижаться. Я держался рядом и был готов таранить смертоносную ношу напарника, если понадобится. Впрочем, даже если добыча выпадет из его когтей, то скорее всего, просто упадет на землю из-за повреждений.
Приземлиться Хэнос, конечно, не мог. При планировании операции мы долго обсуждали наиболее безопасный способ посадить в "клетку" пойманного одноразового хищника. Остановились на том, что Хэнос должен зависнуть у земли на краю аэродрома, чтобы к недобитому птенцу подобрались саперы и вооруженцы.
Я завис на безопасном расстоянии, ведя наблюдение за происходящим. Вдруг меня кольнула странная мысль: а ведь это ж тот самый аэродром, на который я сажал поврежденный истребитель. Я, естественно, знал, что это он. Так получилось, что именно здесь было запланировано завершение операции. Я ни на секунду не забывал этого, но вот ни с того, ни с сего - вспышка ностальгии. Вроде как, у меня в прицеле та самая ВПП. Хотя прицела тут как такового не было...
-Прыгай, Хэм! - крикнул я машинально, придя в себя сразу после взрыва, глядя как разорванная пополам птица опускается на бетон заброшенного летного поля.
Хэм И. Энос весело вскочил из-за своего пульта и несколько раз подпрыгнул на месте, комментируя:
-Прыгаю, прыгаю!
-Если б не дистанционное управление, то не было б шансов, - улыбнулся я.
В этом бою противник не мог перехватить контроль над нашими птицами, поэтому мы могли позволить себе пилотировать их на расстоянии. Опять же, и здоровье уже не для полетов.
Разумеется, принимали груз у Хэноса тоже не люди, а роботы. Им нужно было приблизиться вплотную для подключения кабеля - это был единственный способ коммуникации с птенцами. Отсутствие беспроводной связи традиционно защищало эту технику от взлома, все необходимые данные птенцы получали до пуска, а затем действовали абсолютно автономно.
Кое-какую информацию удалось добыть прежде, чем произошел взрыв. Не было обнаружено одного судьбоносного отказа, помутившего рассудок робота. Зато было много мелких неисправностей. Неизвестно, какая из них перевела птенца в режим патрулирования. Так же не до конца ясно, чем была вызвана детонация заряда.
И не удивительно, ведь срок хранения-то истек.
10
Мы снова встретились с Хэносом на следующий день в том же самом аэропорту, где я впервые его увидел.
-Подтверждается версия об износе обоих этих птенцов, как основной причине отказа, - сообщил он мне.
Мы поболтали обо всякой ерунде и пообещали друг другу оставаться на связи. Хотя для них, жителей Своей Земли, эта фраза значила меньше, чем для нас.
Затем Хэнос направился к вертолетной площадке, а я пошел его провожать. Снова послышался очень узнаваемый стрекот, но совсем не такой, как в прошлый раз. На посадку заходил легкий вертолет того же белого цвета и с теми же надписями. Однако он был родом из Южной Империи, которая никогда, разумеется, официально так не называлась.
Хэнос протянул мне руку. Пожав ее, я поймал себя на мысли, что испытываю гордость, сравнимую с той, что была от рукопожатия президента. Такая честь выпадала мне целых два раза, но теперь вдруг я посмотрел на всё по-новому. Я отметил для себя, что мне было одинаково радостно пожимать руку коллеги, соседа или бывшего противника, мэра города или гастарбайтера. Ибо все люди для меня равны. И как-то тепло стало на душе от мысли, что это мое понимание очень правильное. Или, как сказали бы в Тзёзелоа, позитивное.
Хэм И. Энос шагнул вперед, но в этот момент его путь пересек погрузчик с длинным караваном прицепов. Боковых стенок у них не было, и внутри виднелся груз. На стеллажах лежали бомбы с темно-зелеными полосами. Того же цвета, что и их содержимое - атомарный (твердый) кислород. Хэнос, ожидая пока робот освободит ему дорогу, обернулся ко мне:
-Они деактивированы, можете мне поверить! - а прицепы все тянулись мимо, и обнаружилось время сказать еще пару слов: - Вообще, удивительно полезная штука этот кислород. Его применяли раньше и в качестве окислителя в ракетах, и в разных промышленных целях, и в этих вот бомбах...
Я кивнул. Мы оба стояли и улыбались, глядя на несостоявшуюся гибель, едущую мимо. На утилизацию. Не знаю, о чем думал Хэнос: возможно, ему тоже когда-то доводилось применять такие боеприпасы. Ведь и в здешнем воздухе они вполне себе неплохо взрывались.
Однако на Огзе с его метановыми туманами... О, там детонацией таких бомб завершалась история целых городов. Жилых куполов, точнее говоря...
Я повторил про себя слова человека из Лиги: ракетостроение, промышленность, военное дело. И заметил в ответ:
-А еще им можно дышать!