Я опять простыла, опять на больничном! Потому, что этой зимой я осталась без сапог. Те, в которых я ходила на работу, – позапрошлогодние, латаные-перелатанные, промокали. Кожа на них растрескалась, каблуки с набойками стёрлись, сапоги скукожились, покосились как старая деревенская изба набок.
Напрасно рыскала я по магазином в поисках обновки: не то что подходящих, даже неподходящих на прилавках не было. Обошла все комиссионки: а вдруг кто сдаст? Нет, не с моим счастьем!
Первая на мой понурый вид обратила внимание моя вездесущая начальница Майка:
– Ты чего такая кислая сидишь? Опять не выспалась?
– На ноги мои посмотри – тихонечко показала я ей из-под стола кончик сапога.
– Ха! А мои тебе нравятся? – Майка бесстыдно приподняла юбку и выставила напоказ свою ногу в новеньком блестящем сапоге.
– Еще бы!
– Знаешь комиссионку на Комсомольской? Там рядышком в подъезде Надька с сестрой сапогами торгуют.
Вот она, моя мечта: две мордастые бабы в одинаковых добротных дубленках и мохеровых шапках на головах. У той, что постарше, из-за пазухи торчит носок новенького сапога.
– Мерить будите?
– Да, да! – прислонившись спиной к холодной, грязной, предательски воняющей мочой стенке, поспешно стаскиваю старый и надеваю новый, модный, пахнущий натуральной кожей сапог.
Паренёк в штатском, молоденький, почти школьник, появляется в подъезде неожиданно, как из-под земли вырастает: он тычет нам удостоверение личности. Еще двое молодых ребят в милицейской форме врываются в подъезд следом.
Нас забирают втроём и везут в воронке в ближайшее отделение.
Спекулянтки не теряют время даром: они настойчиво, хором твердят, что продавала сапоги я, а они купить хотели.
– А почему же сапог был на ноге у этой гражданки? Она ведь мерила?!
– А она показывала нам, демонстрировала!
Мы уже в отделении. Я в полуобморочном состоянии : не сон ли?
– Ну что, будем составлять протокол? – неспешно спрашивают нас безусые.
Нас допрашивают обстоятельно, по очереди: данные паспорта, место работы, семейное положение, адреса, были ли приводы. Предупреждают о наказании за дачу ложных показаний: сначала спекулянток, потом меня. Я вижу, как одна из них пытается сунуть пареньку деньги, но он перехватывает мой взгляд и отталкивает её руку.
– Улицы никогда не подметали? – насмешливо спрашивает у меня молодой безусый.
– С чего бы это, у меня приличная работа!
–Приличная работа, говорите! Так Вы продавали или мерили сапоги?
– Я мерила, честное слово мерила! Смотрите в чем я хожу! – я уже откровенно реву, кричу, возмущаюсь твердолобостью милицейских работников и вдруг…
– Что за крик? – на пороге немолодой человек в милицейской форме.
– Товарищ капитан, разрешите доложить, эти три гражданки задержаны за спекуляцию обувью.
– Что, одну пару втроём продавали?
– Да нет, эта гражданка продавала, а эти две купить пытались – хором рапортуют молодые безусые.
– Не правда! – истошно ору я. Я купить хотела! Посмотрите в чем я хожу! – слёзы обиды заливают мои глаза: мало того, что осталась без сапог, мне еще и шьют дело!
– А Вас, гражданка, пока никто на спрашивает! – грозно рявкает на меня капитан и спокойно обращается к одной из спекулянток: – гражданка Круглова, история повторяется?! Месяц назад Вас задержали с такими же сапогами в том же подъезде!
–Товарищ капитан, эта гражданка назвала себя Рита Горлова.
–Так-так, в прошлый раз Вы были Верой Кругловой, сегодня Вы Рита Горлова! Сейчас протоколы посмотрим. А, вот. Незаконная торговля в подъезде дома №17 по улице Комсомольской. У гражданки Веры Круловой изъяты новые сапоги! Вероника Круглова, я Вашу дубленку запомнил: Вы нервничали, теребили пуговицу. Она оборвется вот-вот. У Вас документы с собой есть?
– Это была не я! – истерично орёт спекулянтка. – Отпустите меня У меня грудной ребенок дома! Эта продавала сапоги, эта! – тычет она мне в лицо пальцем.
- Надька её зовут, Надька! – вспоминаю я вдруг. Моя начальница тоже купила у нее сапоги. Это она мне дала адрес!
–Ах ты тварь, убью! – спекулянтка ловко хватает сапог и бросается на меня, но молодой безусый ловит её за руку:
– Сначала Вера, потом Рита а на самом деле Надя?
– У меня четверо детей дома – хнычет обманщица, – у меня больная мать, у меня слабое сердце…
Я бегу домой пешком: там, впереди серьёзная авария, стоит весь транспорт. Сыплет, больно хлещет по лицу мокрый снег с дождём, громко и бесстыдно чавкают намокшие сапоги, но я почти не чувствую этого: я свободна, меня отпустили, я счастлива!
С тех пор прошло больше месяца. Сапоги? Какие к черту сапоги! На дворе март месяц, за окном сияет солнце, температура у меня почти нормальная, я выздоравливаю. После того ужасного случая, о котором мне хочется забыть. Навсегда!