VI. Варшава, 18 января, 1807 год

Александр Барсков
Камердинер императора Констан был несколько обеспокоен поведением императора. Ему передали, что бал закончится поздно; сейчас была полночь, а Бонапарт уже вернулся. Констану показалось, что он чем-то то ли взволнован, то ли расстроен. Император попросил, чтобы его не беспокоили по пустякам, и закрылся в своей комнате, которую ему показал камердинер. На протяжении четверти часа Констан слышал, как император расхаживал взад-вперед по комнате, пока не приехал адъютант Корбино и не постучал в дверь комнаты Бонапарта. Император открыл и впустил слегка подуставшего молодого человека.
В довольно большом помещении царил мягкий полумрак. Освещали комнату лишь несколько свечей на письменном столе у окна, да камин, в котором приятно потрескивали дрова. Когда Корбино зашёл, император чуть успокоился и сел в кресло, расшитое бархатом, напротив камина.
- Как Вы и просили, сир, я узнал всё, что смог об интересующей Вас особе. Помимо всего, мне удалось поговорить с её родным братом, который также был на балу.
- Кто он?
- Александр Лончинский, он капитан уланского полка. Он на шесть или семь лет старше самой графини.
- Ты узнал, где живёт Мария?
- Так точно. В доме на юге города вместе с мужем графом Анастасием Валевским.
- Прекрасно, - с одобрением потёр руки император и, встав с кресла, подошёл к письменному столу.
- Завра с утра, Ты найдёшь в городе цветочную лавку и купишь букет ярко-алых роз. Поедешь по адресу, который узнал и передашь этот букет лично Марии. Хотя дверь скорее всего откроет прислуга; ну что ж, передай цветы ей, и скажи, что это для графини. А вместе с букетом ты отдашь эту записку, - император вручил Корбино маленький листок, сложенный вдвое, - и добавь, что в шесть часов вечера этого же дня, придёшь за ответом.
Корбино кивнул.
- Что-то ещё, сир?
- Нет, Корбино, можешь идти.
Адъютант, поклонившись, вышел из комнаты. Бонапарт снова сел в кресло около камина и, глядя в огонь, погрузился в глубокие раздумья. Графиня Валевская в один миг, буквально с самого первого взгляда заставила его, Великого и непобедимого императора забыть обо всём. И даже об его Жозефине. Император уже начинал сожалеть о том, что около десяти дней назад отправил к ней в Париж гонца с письмом, человека, которому он так доверял; человека, чей совет ему так бы сейчас пригодился, своего друга и личного телохранителя Рустама. Поведение графини Валевской на балу стало для Бонапарта настоящим сюрпризом. Что случилось? Быть может, он своей настойчивостью так испугал молодую девушку, может быть, что-то ещё: Наполеон не знал. Муж точно не был причиной, да и сам император был относительно молод и весьма неплох собой. Он мог бы отступить, пока не зашёл далеко, однако не хотел, да и отступать не было в правилах Бонапарта. Валевская произвела на него невероятно сильное впечатление, пробудив в Наполеоне самые настоящие, искренние чувства. Он не спешил называть их любовью, но понимал, что в скором времени эти чувства могут в неё перерасти. Каждый раз, закрывая глаза, он видел Марию, её лицо, её глаза, её фигуру, светло-русые волосы, представлял, каким бы мог быть её голос, который император так и не услышал.
Ночь Бонапарт провёл без сна. Он понимал, что не сможет ни на чём сосредоточиться всерьёз, пока не получит ответа на своё короткое письмо.
***
В десять часов утра, 18 января, Мария не спала. У неё, как и у императора Франции ночь прошла практически без сна. Она была рада тому обстоятельству, что муж не вернулся ночевать, а остался во дворце, где Понятовский поселил его в одну из гостевых комнат. Мария не могла найти себе места. Несколько раз она порывалась поехать к брату, чтобы он увёз её из Варшавы, хотя бы на неделю, но всякий раз передумывала, и снова с нарастающими с каждой минутой беспокойством и тревогой ходила по дому, не зная, чем себя занять.
Когда она пятый, или шестой раз собралась уехать, в дверь постучали. Время было около одиннадцати. С замиранием сердца Мария спустилась вниз, сказала горничной, что откроет сама, и подошла к двери с единственной надеждой, что это вернулся граф.
Однако она ошиблась. На пороге стоял молодой высокий офицер, шатен, с красивым лицом и ярко-зелёными глазами. В левой руке он держал большой букет из роз. При виде Марии офицер улыбнулся.
Графиня боялась смотреть французу в лицо. Она вспомнила, что видела его накануне во дворце рядом с Бонапартом. Немного успокоившись, она взглянула ему в лицо и тихо спросила:
- Что это?
- Это Вам, цветы и ещё кое-что.
- От кого? – зная ответ, спросила Мария.
- Возможно, что Вы поймёте из письма.
Графиня взяла букет, от письма отказалась.
- Я не буду его брать.
Адъютант снова улыбнулся.
- Прошу прощения, однако это невозможно.
- Что это значит?
- Вы очень много потеряете, если не возьмёте его.
- Уверяю Вас, я ничего не потеряю.
Корбино вздохнул.
- Что ж, тогда мне придётся отдать письмо Вашему мужу, и тогда он лично вручит его Вам.
Ничего не сказав, Мария буквально вырвала из руки француза бумагу. Она уже собралась уходить, однако адъютант спокойно и почти тоскливо проговорил:
- От Вас будут ждать ответа. Я приду за ним в шесть часов после полудня.
- Не будет никакого ответа, - пытаясь с трудом оставаться спокойной, сказала графиня и закрыла дверь.
Марии было всего лишь двадцать лет, однако за всю жизнь ей пришлось пережить уже многое. Она бы давно ушла от мужа, если бы знала, что от этого не пострадает её семья. Гордость не позволяла Марии разрыдаться, однако она уже была в полуобморочном состоянии. Дрожащей рукой она развернула бумагу, даже не убранную в конверт, и прочла три строки, написанные узким косым почерком.
«Я смотрел только на Вас, я не восхищался никем, кроме Вас, мне не нужен никто, кроме Вас. Прошу, ответьте поскорее.»
Внизу стояла буква «N».
Графиня бросила букет на пол около лестницы, на глазах удивлённой горничной и поспешила на верх к себе в комнату.
***
Через полчаса после описанного выше, Корбино стоял около двери в апартаменты Наполеона. Он постучал и сразу же услышал, что может войти.
Император был не один. За его столом сидели герцог Дюрок и маршал Ланн. Корбино, отдавая честь, понял, что застал их троих за оживлённой дискуссией. Однако при виде адъютанта император быстро поднялся из-за стола со словами:
- Ну наконец-то, Корбино, жду твоего рассказа, - Лицо Наполеона не выдавало абсолютно никаких эмоций, голос оставался спокойным и ровным, лишь в движениях чувствовалась некоторая взволнованность.
Корбино недвусмысленно поглядел на Дюрока и Ланна; поняв его намёк, император без раздумий произнёс:
- Я доверяю им не больше и не меньше, чем тебе, у меня нет тайн от тех, кого я назвал своим другом. Тебе это должно быть известно. Ну да чёрт с ним, скажи, она взяла цветы?
- Да, сир, взяла, однако письмо брать не хотела.
- Почему?
- Не имею понятия, сир, она ничего не сказала.
- Ты сказал, не хотела. Значит, всё-таки, забрала? Она прочла его у тебя на глазах?
- Нет, сир. Она взяла письмо, потому что я сказал, что в противном случае я отдам письмо графу Валевскому.
Император на некоторое время замолчал и в задумчивости провёл пальцами по подбородку.
- Это может быть и перебор, однако Ты сделал всё правильно. А графиня обрадовалась, увидев розы, или нет, опиши вообще её реакцию, поведение?
Адъютант задумался.
- Трудно сказать, сир. По-моему, она выглядела сильно уставшей и немного расстроенной.
Бонапарт кивнул.
- Что она сказала по поводу ответа?
- То, что его не будет.
- Следовало этого ожидать. Однако ты всё равно пойдёшь за ответом к указанному часу.
- Разумеется, сир.
- Отлично, Корбино, твоя помощь неоценима.
Адъютант поклонился, и хотел уже было покинуть комнату, однако император добавил ему в след:
- Я очень надеюсь, что ты добьёшься ответа вечером. В противном случае, ты придёшь ко мне за ещё одним письмом.
***
Встреча польского временного правительства и императорской делегации началась в шесть вечера в заседательном зале Королевского дворца. Во главе длинного стола сидели Наполеон Бонапарт, по правую руку от него поляки, по левую французы. После взаимного приветствия, когда все заняли свои места, поднялся министр иностранных дел Франции Шарль Талейран и начал свою речь:
- Уважаемые коллеги, союзники и соотечественники. Сегодня мы собрались для того, чтобы обсудить некоторые вопросы, касаемые в том числе и автономии Польши. Ни для кого не секрет то, что Великая французская армия одерживает многочисленные победы над Пруссией и Австрией. То, что Россия уже никак не сможет повлиять на ход войны, тоже общеизвестно. Это обусловлено главным образом тем, что империя, возглавляемая Александром I, элементарно не готова к войне. Сражение годичной давности под Аустерлицем, когда объединённые австро-русские корпуса были наголову разбиты Великой армией, это доказало. Также внутреннеполитические проблемы, в частности слухи о намечаемом государственном перевороте, доставляют множество головной боли императору. Александр не станет более вступать в сражения. Поэтому, все эти обстоятельства ведут к тому, что в скором времени будет подписан мирный договор между Пруссией, Францией и Россией, разумеется на превалирующих условиях Франции. По нашим предположениям встреча по обсуждению и подписанию мирного соглашения состоится с марта по июнь, и также окончательно будет решён вопрос по поводу Вашего государства.
Талейран замолчал и сделал несколько глотков воды. Поднялся министр иностранных дел польского правительства Якуб Гросицкий, пожилой мужчина лет пятидесяти.
- Какие гарантии, или быть может предложения есть у Вас на сей день?
- Касаемо нас, то Вам уже известно, император, о том, что Франция может рассчитывать на поддержку со стороны Польши в плане армии и размещения на нашей территории объектов любого плана и масштаба, - добавил князь Понятовский.
Настало время ответа Бонапарта.
- Я вижу, да и все мы видим, как в Вашей стране любят, причём искренне любят Францию. Я всегда был и буду оставаться справедливым. Речь Посполитая уже несколько веков находится между Россией и Европой и попадает под давление то с одной, то с другой, а то и одновременно обеих сторон. Это не справедливо. Для меня очень важно восстановить справедливость по отношению к Вашей стране, а также иметь в Европе сильного и надёжного союзника. Рано пока говорить о гарантиях, но переговоры, я уверен, сложатся для Вас наилучшим образом, ибо мы будем диктовать условия. В планах как минимум создание в новом польском государстве централизованной системы управления, освобождение от русской, австрийской и прусской интервенции исторических территорий Речи Посполитой. На данный момент ничего больше сказать не могу, потому что, повторю, всё зависит от итогов мирного соглашения.
После окончания речи императора вся польская делегация поднялась со своих мест и разразилась аплодисментами. Бонапарт продолжал оставаться бесстрастным и спокойным. Он видел, что ситуация находится полностью под его контролем, а от этого Наполеон получал истинное удовольствие и наслаждение.
После аплодисментов поднялся Станислав Грабовский:
- Нам хотелось бы уточнить одну информацию. В состоянии ли французская армия выполнить все поставленные перед ней задачи и сколько это займёт времени?
Перед ответом Мишель Бюши откашлялся, мельком глянул на императора и, поднявшись, заговорил:
- Не стоит сомневаться в боеспособности французской армии. Ни в физическом, ни в техническом, ни даже в моральном плане. Наших ресурсов хватит на все поставленные задачи. На данный момент Великая армия является сильнейшей армией мира: ни английская, ни российская, ни даже армия Соединённых штатов не смогут сравниться с ней в обученности солдат и техническом оснащении. Для примера, в Испании сейчас находится шестидесятитысячный корпус, а численность всей армии, находящейся на восточном фронте, достигает трёхсот тысяч людей, ста тысяч лошадей и около пяти тысяч лёгких и тяжёлых пушек.
Ответ убедил всех поляков. Они с одобрением закивали, глядя друг на друга.
- Впечатляюще, весьма, - восхищённо сказал Понятовский, а затем, после небольшой паузы, продолжил, - Что же, господа, если сейчас никто не настаивает на более подробном обсуждении деталей, то предлагаю закончить на этом, при отсутствии каких-либо ещё вопросов.
Вопросов более не оказалось. Бонапарт выходил из зала в полном удовлетворении; хотя он заранее знал об успешном окончании переговоров, чувство гордости, что всё идёт так, как задумано, было всеобъемлющим.
Снова забыть обо всём на свете заставил вид Корбино, ожидавшего его у выхода из дворца. Император взял адъютанта под плечо и молча, без вопросов взглянул ему в глаза:
-Сир, я сделал всё, как Вы говорили, однако Марию я не увидел. Вышла их горничная и сказала, что графиня больна. Когда я попросил горничную спросить про ответ, та сказала, что графиня не велела к ней заходить.
Император, казалось, ничуть не расстроился. Да он бы сильно удивился, если бы Корбино принёс ответ.
- Что же, и не такие крепости брали. Зайдёшь ко мне вечером, или утром, я дам новое письмо.
За одну минуту в голове у Бонапарта созрел план.