Тарелочка на память

Лика Шергилова
Инна крутилась на кухне с раннего утра. Для кого-то осенняя пора - "очей очарованье", а для нее - время масштабных заготовок. Шеренга стерилизованных банок на подоконнике, груда перемытых овощей, огромные кастрюли на плите, в которых томится очередная порция ее фирменных баклажанов с помидорами, - вот войско, которым она умело командовала. Говорят, у нее кулинарный талант. "Тебе бы, Инуль, ресторан открыть! Все миллионеры слетались бы на твои шедевры, и все мишленовские звезды были бы твоими!" Ну да, ну да… Миллионеры, мишленовские звезды… Если только в следующей жизни…

На кухне тихой длинной тенью возник муж. Инна не слышала, как он вернулся домой, и ойкнула от неожиданности.
- Привет! - заискивающе улыбнулась она.
- На, держи, - Олег проигнорировал приветствие, с усмешкой положил на край стола нечто небольшое, завернутое в иностранную газету, и, по-стариковски волоча ноги, вышел из кухни.

Инна с укором посмотрела ему вслед: когда он в таком настроении, она чувствует себя виноватой. Хотя не виновата ни в чем. С тяжелым вздохом она опустилась на стул, взяла газетный сверток и без интереса покрутила его в руках. "Ну и чем я не мисс Марпл? Даже не заглядывая внутрь, могу сказать, что там, кто и откуда его привез, и где сегодня во второй половине дня был муж. Элементарно! Внутри - сувенирная тарелочка. Привез ее Игорек, однокурсник мужа, из… - Инна пригляделась к шрифту, - Италии. А значит, муж заезжал к нему на работу, когда был по делам в городе".

Она распаковала сверток. В нем действительно находилась сувенирная тарелочка. Инна перевернула ее и прочла вслух: "Маде ин Итали". Она снова перевернула тарелку и взглянула на изображение древнего города Ассизи на склоне высокой горы. Красиво там, наверное. И тепло в сентябре. Какой все-таки внимательный друг у мужа: из каждой заграничной поездки привозит ей сувенирную тарелочку. Не забывает же! Инна с досадой глянула на стену, где красовались разнокалиберные тарелки Игорька. Двадцать шесть штук. Он лично с гордостью пересчитал их полгода назад. Двадцать шесть стран объехал Игорек. Мо-ло-дец! Если честно, то достал уже Игорек со своими тарелочками! Это должна была быть ЕЕ коллекция, а не его.

Она начала собирать настенные тарелки лет десять назад, когда в семье еще водились деньги и они ездили с Олегом отдыхать за границу. В последние годы c деньгами, а потому и с отдыхом, становилось все хуже. Рыбалка, охота, сбор грибов, последующая переработка добытого - вот и весь ее отдых. А теперь, когда муж заболел, с деньгами и отдыхом вообще проблема. И только Игорек исправно возит из разных стран ненужные ей сувенирные тарелки.

А как сказать человеку, что тарелочка - это не просто украшение на стену? Как сказать, что хотелось собрать СВОЮ коллекцию и что вот те четыре дешевенькие тарелочки из Египта, Турции, Эмиратов и Туниса - единственно ценные для нее, потому что она помнит, как, где и с каким настроением они выбирали и покупали с Олегом каждую из них.

Как сказать, что, пока стена была пустая, у нее оставалась надежда повесить на нее еще хоть одну - СВОЮ - тарелочку? Как заслуженную медальку. Как символ того, что мечты сбываются. А Игорек все возит и возит тарелки. И на стене остается все меньше и меньше места для надежды.

Какая-то дурацкая обида появилась на Игорька. Что ей до тех мест, в которых он побывал со своей семьей? Но не повесить тарелку неудобно. Придет человек в гости, а тарелки нет. Ему обидно будет. А он ведь помнил, выбирал, покупал, вез ее. Хотел приятное сделать. Так что зря она сердится на Игорька. Это просто нервы сдают. Игорек хороший. Большой, шумный, веселый. Деньгами помог однажды. Небольшими, правда, но помог же. Олежек тоже был большим и веселым. А сейчас высох весь и молчит. Все осмысливает и переосмысливает жизнь. И все мрачнеет и мрачнеет.

- Оле-е-еж! - позвала она мужа.
В ответ - молчание. Инна встала со стула и прошла к нему в комнату.
- Олеж, ты сегодня с Игорем что ли… - начала она было говорить и осеклась.

Муж лежал лицом к стене. Спит или притворяется, не хочет говорить? Инна прислушалась к ровному дыханию - спит. После второй химии он чувствовал слабость и боль во всем теле. "Как будто меня лопатой долго били", - сказал он вчера. Лопатой… Надо ж так сказать! Инна сразу представила себе тонкий до прозрачности кусок отбитого мяса. Олег так и выглядел - тонкий до прозрачности. А сегодня поехал в город по делам и вернулся никакой. Еле ноги притащил. В следующий раз она не поддастся на его уговоры и не пустит одного. Поедет с ним. Господи, дай ему сил поправиться, укрепи его дух!

Инна тихонько закрыла дверь в комнату, вернулась на кухню и устало прислонилась к дверному косяку. Иногда лучше не делать перерыв в работе - запал пропадает, как сейчас, и ничего неохота. С какой радостью и любовью делала она раньше заготовки на зиму! А сейчас - все через силу, все через силу. А не делать нельзя. За зиму они все запасы съедают. Да и для друзей баночки с ее кулинарным творением - лучший подарок.

Она оглядела кухню, как поле боя, на которое ей предстояло вернуться, чтобы выйти победителем. Она и выйдет победителем. У нее другого выхода нет. Помощников нет. Детей Бог не дал. Только бы мужа не отнял! Тридцать девять лет - разве это возраст для ухода?

Сейчас. Пару минут - и она соберется с силами. Инна села на стул и безвольно свесила руки. Болезнь мужа - тяжкое испытание обоим, но она за двоих верила, что они справятся с ним. Недавно Олег сказал, что устал бороться, не будет делать третью химию и примет любой исход, который даст Бог. Как же она кричала тогда на него, даже с кулаками набросилась на его немощную грудь.
- Не смей думать так! Как это ты не будешь бороться?! А как же я? Как я буду без тебя? Почему ты обо мне не думаешь?!
- Как раз о тебе я и думаю. Ты выйдешь замуж и еще только рада будешь, что я избавил тебя от себя. Я ведь ничего не дал тебе в этой жизни. Не смог позаботиться нормально. Вон, -с мстительным злорадством кивнул он головой на стену, сплошь увешанную тарелочками Игорька, - никуда не свозил тебя! Всю жизнь тебе испортил. Ты красивая и еще молодая. Все у тебя будет хорошо. Может, и ребенка от другого родишь.

Его взгляд был колючим, жестким.
- Зачем ты со мной так? Я ведь люблю тебя, - прошептала она осевшим голосом.  Хотелось плакать, но слез почему-то не было. Все в ней разом пересохло и обессилило.

Ладно, на сегодня хватит обид. И лентяйничать хватит, надо идти готовить. Никто за нее работу не сделает. Да и Игорьку за тарелочку из солнечной Италии положена баночка ее восхитительных баклажанов с помидорами. Инна усилием воли поднялась и пошла готовить.

Через полчаса она крутилась на кухне, забыв об усталости и невеселых мыслях. Работа - лучшее лекарство от всех проблем и болезней. И про тарелочку, которая так и осталась лежать на краю стола, она тоже забыла и случайно сдвинула ее, когда ставила кастрюлю на стол. Тарелка упала, звякнула о кафельный пол и разлетелась осколками по кухне.
- Ой! - Инна испуганно, как в детстве, замерла и прикрыла рот ладошкой.

Она присела на корточки собрать осколки и вдруг заплакала. Нет, ей не было жаль тарелку и даже не хотелось в Ассизи или какой другой заморский город. Просто она устала и выдохлась, и нужен был повод дать выход слезам. Болезнь мужа и его медленное угасание обесточивали ее, высасывали все соки и не за что было зацепиться, кроме как неистовой веры в то, что он сможет поправиться, и эта проклятая, страшная болячка пощадит его, оставит в живых и у них будет еще несколько совершенно новых, совершенно особенных, счастливых лет.

Былые ссоры, обиды, вечная нехватка денег - все это кажется смешным, когда стоишь на краю пропасти. Сколько времени потрачено зря, сколько чувств растрачено на мелочи! Если бы только можно было вернуть всё назад! Ничего нет страшнее в жизни, чем терять любимого человека. И ничего нет ценнее в жизни, чем сама жизнь. Почему только это понимаешь так поздно? Какая глупая она была!

- На счастье! - раздался тихий голос мужа. Она снова не услышала, как он зашел на кухню.

Олег стоял в дверях и смотрел на нее сверху вниз. Он протянул ей руку и помог встать. Почувствовав в нем какую-то странную перемену, Инна перестала плакать, вытерла слезы и с тревогой смотрела, как он неспешно подобрал осколок, задумчиво повертел его в руках, разглядывая уцелевшее название города, и аккуратно положил его на стол, предусмотрительно отодвинув от края. Потом он повернулся к Инне, молча притянул ее за руку и перехватил всю покрепче и поудобнее, будто прилаживал к себе навсегда.

- Не плачь, -  шепнул он ей в самое ухо, и у нее побежали мурашки. - Я поправлюсь, и мы с тобой обязательно съездим в этот Ассизи. И ты купишь себе там целый чемодан тарелочек. Разных, каких захочешь. Ты мне веришь?
- Конечно! Еще как верю! - горячо закивала она.
- Ты только верь, Инночек, а я постараюсь не подвести тебя.

Он прижал ее голову к груди, чмокнул, как ребенка, в макушку и от этой нежности, такой долгожданной и неожиданной, у Инны все затряслось и защемило внутри, и она снова заплакала. Слезы мокрым пятном просочились сквозь рубашку на длинный рубец змеевидного шрама, рассекшего грудь мужа и их жизнь на две части. Она изо всех сил вжалась в его истощавшее тело и еще раз страстно заверила:

- А я, Олежик, только и делаю, что верю! Ты обязательно старайся! Вместе мы все преодолеем. А то, что ты стал таким худющим, так это ничего. Я тебя откормлю, ты наберешься сил и поправишься. Я ж кулинарный гений, ты же знаешь. И всё у нас будет хорошо. Ты только не сдавайся! И в Ассизи этот мы САМИ съездим!

Она вдруг отстранилась от мужа и с вызовом посмотрела на сувенирные тарелки Игорька. Как же раньше она не додумалась до этого?! Инна решительно подошла к стене, встала на цыпочки, дотянулась обеими руками до самого верхнего ряда и одним широким, длинным движением, царапая кожу о мелкие гвоздики и не замечая боли, смахнула их со стены. Тарелки звонко посыпались, разлетаясь по полу цветной мозаикой. Она торжествующе обернулась к мужу и, увидев его вытянутое, изумленное лицо, рассмеялась:
- Мы САМИ, понимаешь?! Мы САМИ съездим, куда хотим, САМИ привезем и САМИ повесим СВОИ тарелки!

Олег восхищенно покачал головой: "Ты ненормальная!".
- Давай теперь ты! - подначивала его Инна, кивая на оставшиеся тарелки, и глаза ее молодо и озорно блестели от счастья.
Он подошел к стене, снял с нее покосившуюся тарелку и с удовольствием шмякнул об пол. "Дзы-ы-н-нь!" - тарелка коротко прокрутилась волчком и раскололась на части.
- Давай, давай! Смелее-бодрее-веселее! - смеялась Инна.

Как дети, которым разрешили безнаказанно баловаться, они срывали со стены тарелки, били их и топтали ногами. Они хохотали, дурачились и, обнявшись, танцевали какой-то первобытный танец на осколках стран и городов, в которых никогда не были. Потом Олег остановился и, приняв величественную позу римского императора, повелевающим перстом указал на пол:
- Смотри, Инок, у нас под ногами - весь мир.
- Не весь, а только двадцать семь стран, - поправила она, смеясь.
- Мой мир там, где есть ты. - Он поцеловал ее так, как не целовал уже много лет.

Банки, кастрюли, овощи, стол, стулья, стены - всё растворилось и исчезло. Олег и Инна стояли посреди кухни, целовались и медленно уплывали на волшебный остров, куда попадают только влюбленные. И это самое лучшее путешествие, которое могут совершать люди. И в путешествии этом есть только один минус - оттуда нельзя привезти сувенирную тарелочку.

На стене, как память о странах, в которых они когда-то побывали, висели четыре тарелки. Потом начиналась пустая стена. Она дальней дорогой простиралась в коридор, в котором Олег, как обычно, забыл выключить свет. Свет в конце коридора - пусть это будет хорошая примета. В хорошее надо верить. Всегда.