СТРАСТИ ПО ОНЕГИНУ.
Миг вожделенный настал: окончен мой труд многолетний.
Тихо кладу я перо, тихо лампаду гашу.
Что ж не вкушает душа ожидаемых ею восторгов?
Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня?
Или, свой подвиг свершив, я стою, как подёнщик ненужный,
Плату приявший свою, чуждый работе другой?
Или жаль мне труда, молчаливого спутника ночи,
Друга Авроры златой, друга пенатов святых?
(А.С. Пушкин, «Труд», «Болдино, сент.25, 1830, 3 1/4»).
Есть книги, которые приобретаешь для немедленного прочтения. Это, как правило, те, которые относятся к модным, животрепещущим темам и событиям, либо те, что на слуху у читающей публики, новые вещи известных писателей и публицистов, политиков и деятелей культуры, знать которые просто необходимо сегодня и сейчас, ибо незнание таковых считается дурным тоном или, в архаичном понимании, моветоном… Увы! Очень часто результатом их «проглатывания» является изжога, явное разочарование, а сиюминутный их блеск и кажущаяся глубина оказывается мишурой, и они быстро забываются.
Но есть и другие книги, приобретаемые для последующего, неспешного и «вкусного», прочтения. Для них уж точно ожидаешь особого настроя и состояния духа, даже особого времени года, такого, как, скажем, поздняя ненастная осень либо трескучая и вьюжная зима, - когда прогулкам на свежем воздухе предпочитаешь уютный диван, тёплый плед и неяркий рассеивающий свет торшера или бра над головой. Эти фолианты могут ожидать тебя и год, и десятилетие – и всё равно дождутся.
Вдруг, словно прозвенит незримый звонок или удачно ляжет карта, либо события и мысли сойдутся в некоем эпицентре и подтолкнут тебя к мысли: «пора!». Тогда, отвлекаясь от всего сиюминутного, наносного, снимаешь с полки долгожданную книгу, поглаживая её, мысленно здороваешься с ней и… неспешно погружаешься в мысли и чувства твоего молчаливого собеседника, переносишься в неведомый мир, открываемый перед тобой твоим незримым рассказчиком…
* * * * *
«Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык…».
Александр Сергеевич Пушкин...
Великий сын земли русской. Все мы росли с его стихами и сказками, взрослели с его поэмами и драматическими произведениями, проникались жизненной мудростью вместе с ним, каждый раз открывая в его творчестве для себя что-то новое и неизведанное, перечитывая, казалось бы, знакомые с детства строки его поэзии и прозы, скорбя и негодуя по поводу его такой нелепой и такой закономерной трагической кончины его.
Над тайной жизни и таинственной притягательной силой творчества великого поэта ломало голову не одно поколение наших земляков, и не обязательно литературоведов и любителей российской словесности. За кажущейся изящной простотой и удивительной, ни с чем не сравнимой поэтикой его стихов, скрываются такие бездны и глубины, в которые хочется погружаться вновь и вновь. Но сколько же нужно знать и понимать, чтобы не только прикоснуться, но по-настоящему оценить глубину и чистоту этого родника.
Некоторые, особо одарённые, исследователи его творчества стремились пойти дальше: пронести этот божественный литературный дар не только «по всей Руси великой», но попытаться донести его до других народов мира. Чтобы и они могли пригубить от этого святого источника русской культуры. Безусловно, весьма трудное это дело, как некогда и само построение библейской Вавилонской Башни: слишком велики барьеры и языковые преграды. И неизвестно, чего больше бывает при такой языковой трансформации, потерь или приобретений. Но – если человек настойчив и одержим идеей, он может многое.
* * * * *
…Трагичен был век XX для России, для русского человека, для русской культуры. Начавшийся блистательным «серебряным» веком русской поэзии, затем он был сметён кровью трёх революций и четырёх войн, а закончился крушением, казалось бы, незыблемого Советского Союза, похоронившего под своими обломками рождённую победившим в начале века классом пролетариев новую культуру.
Два разных человека оставили каждый свой след в культуре века минувшего. Каждому из них выпала доля жить «в предлагаемых обстоятельствах», но на жизнь и судьбу обоих наложили свой неизгладимый отпечаток не только эпоха, но и великий исток, дарованный Провидением, - любовь к творчеству, талант исследователя и литератора, просветителя и культуролога. А ещё – любовь к Александру Сергеевичу Пушкину…
О первом из них прекрасно написал Владимир Солоухин:
«…(он) до самой смерти жил в гостинице…, занимая просторные дорогие апартаменты. Видимо, он рассчитывал, что денег ему до конца жизни хватит, хотя там…, самое дорогое, что есть, так это гостиницы, в то время, как не было ничего проще ему купить дом с газоном и садиком вокруг и возвышенность на холме, и тишина, и все, короче говоря, земные блага. Так что же это? Но вот его возможные рассуждения: «Да, я эмигрант. У меня нет России, нет своего кровного дома. Ну так я буду жить приезжим, проезжим. Если нет родины, не хочу и дома». Между прочим, тут выразилось, быть может, и презрение к деньгам, к чужим деньгам».
О другом, Владимиром Карловичем Кантором, доктором философских наук, профессором Государственного университета – «Высшая школа экономики», было написано следующее:
«…Он – русский европеец… С большим вниманием и почтением должны мы отнестись к тем людям XX в., которые сумели в казавшейся безвоздушной атмосфере открыть источник воздуха, прорубить в скале выход к воздушному пространству. В (его) эпоху… такой находкой стал академизм и просветительство… Говоря о (нём)…, я бы определил его позицию следующим образом: свобода в предложенных обстоятельствах… Предложенными обстоятельствами была советская власть. (Он) был советский человек, но свободный советский человек, прежде всего, как профессионал…».
Я не буду более томить уважаемых читателей и назову их. Первый – Владимир Владимирович Набоков, второй – Юрий Михайлович Лотман.
…Нет двух похожих людей на планете Земля. Абсолютно не похожи и эти двое. Но эта их непохожесть почему-то заставляет искать именно схожие черты, пересечения, параллели. Или наоборот – разительные несхожести, которые сродни всесильному тождеству.
Они родились и творили в разных временных отрезках, принадлежали к различным социальным средам, их творческие составляющие тоже были различными, но… объединяло их одно: любовь к великой русской культуре, искусству, литературе, творчеству одного из столпов отечественной словесности, А.С. Пушкину.
Каждый из них, с позиций своего времени и места пребывания, пытался доступными ему средствами донести до массового, а, может быть, и избранного, читателя своё понимание глубин творчества великого поэта, приоткрыть тайны и скрытые смыслы его стихов, поэм, прозы. Только ознакомившись с ними, оценив их красоту и глубину, начинаешь осознавать широту и безбрежность панорамы той жизни, той эпохи, красоту и ширь русской природы, раздолье и удаль русского духа и магию великого русского языка.
* * * * *
Владимир Владимирович Набоков родился за два года до окончания XIX века, в 1899 году, и ему даровано было прожить 78 лет, до 1977 года. Юрий Михайлович Лотман родился двадцатью тремя годами позже, в 1922 году и прожил 71 год, уйдя из жизни в 1993 году.
Для любого государства срок длиной в 23 года – это капля в море. Для любого, но только не для России. Именно в России, и именно в эти 23 года произошли настолько разрушительные события, что они потрясли до основания государственное устройство Российской империи, кардинально перевернули жизнь целого народа и, подвергнув его великим и кровавым испытаниям, направили его жизнь в иное историческое русло.
Даже одно то, что, будучи рождёнными в одном и том же городе, они фактически оказались в разных городах и эпохах, говорит о многом. Так, сиятельный Санкт-Петербург, являясь в 1899 году столицей Российской империи, в 1922 году стал губернским Петроградом и растерял свои столичные блеск и величие с переездом большевистского рабоче-крестьянского правительства в Москву ещё в 1918 году.
Их рознили и национальная, и социальная среды, в которых они появились на свет и вращались с детских лет. Владимир Набоков родился в состоятельной православной дворянской семье, стародворянского рода Набоковых. Юрий Лотман – в еврейской интеллигентской семье.
Отец Владимира – Владимир Дмитриевич Набоков, юрист-криминалист, известный политик, один из лидеров российской кадетской партии; дед по линии отца был министром юстиции в правительствах Александра II и Александра III. Дед по линии матери, Иван Васильевич Рукавишников – золотопромышленник и меценат, миллионное наследство которого накануне Февральской революции перешло внуку Владимиру. В семье родителей, кроме Владимира, было два сына и две дочери.
Отец Юрия Лотмана – Михаил Львович, также имел отношение к юриспруденции, будучи выпускником Петербургского университета по математическому и юридическому факультетам, но, в отличии от пращуров Набокова, на более приземлённом уровне, подвизаясь юрисконсультом в разных издательствах. Мать Юрия – портниха и швея, впоследствии зубной врач. Три его старшие сестры – типичные представительницы советской интеллигенции: композитор, литературовед и врач.
Образование? Оно тоже соответствовало и среде обитания, и материальным возможностям родителей, и, конечно же, собственным литературным пристрастиям.
У Набоковых, в их семейном обиходе, на равных применялись сразу три языка: русский, английский и французский, и наш герой, по его же выражению, по-английски научился читать прежде, чем по-русски. И это впоследствии не только пригодилось ему, но и стало его кредо – с 1938 года и до конца своих дней, то есть в течение сорока лет им не было написано на русском языке ни одного романа (исключение составили лишь автобиографические «Другие берега» и авторский перевод скандально известной «Лолиты», принесшей ему мировую славу).
Но мне думается, что нарочитое «англоманство» в конце жизни обернулось для него неким разочарованием. Иначе бы он не заявлял: «Моя голова разговаривает по-английски, моё сердце – по-русски, а моё ухо – по-французски». Иначе бы он не пришёл в конце жизни к твёрдому пониманию того, что западному читателю явно не хватает именно знаний истоков русской культуры, и он занялся переводом на английский язык русской литературной классики – от «Слова о полку Игореве» до «Евгения Онегина».
А пока его образование начинается в привилегированном Тенишевском училище, где в детях воспитывали самостоятельность и интерес к познанию мира, где, по словам его выпускника 1907 года О. Мандельштама, они были одеты «не по-гимназически, а на какой-то кембриджский лад»; где литература и поэзия становятся увлечениями «весёлого юноши», «полного «шарма» и «необыкновенной чувствительности» (З. Шаховская).
Первый, опубликованный на собственные деньги (миллионное наследство позволяло!), поэтический сборник из 68 стихотворений; первая любовь к сверстнице Зине Мерц (между прочим, через какие-то 35 лет женой Юрия Лотмана становится… Зара Минц. Почти совпадение?!).
Это ей он посвящает строки, в которых уже проглядывает «постмодернистская» манера культивирования «образности воспоминаний»:
«Как звать тебя? Ты полу-Мнемозина.
Полумерцанье в имени твоём.
И странно мне по сумраку Берлина
С полувиденьем странствовать вдвоём…».
Да, да! Этим будет «грешить» и Юрий Лотман, но в другое, более страшное, военное время. Будет всё: и походы «по сумраку Берлина», и стихи, и даже целые оды. Вот что пишет о нём его давнишний приятель, профессор из Санкт-Петербурга, Борис Фёдорович Егоров, с которым их связывала полувековая дружба:
«Что ещё способствовало успеху Ю.М. Лотмана как учёного… - уникальная память. Я не встречал больше людей с такими мнемоническими способностями. В его естественном компьютере заключены почти все стихи А.С. Пушкина, громадные массивы русской поэзии, лексика основных европейских языков, тысячи фактов, событий…
Лотман интереснейше рассказывал о войне, легко оперируя названиями городов и сёл, деталями….Он смущённо промолвил: «Я всю войну помню как по календарю: день за днём, все четыре года…». Рыцарские усилия Ю.М. Лотмана, в духе Льва Копелева, спасать от разграбления германские дома и даже замки – иногда удавалось – к счастью, в отличие от Л. Копелева, у Ю.М. в части было больше ремарковского, а не бандитского люда…
Весёлые рассказы о подготовке к празднованию дня Красной армии, когда группе бывших студентов… было поручено сочинить оду родной дивизии, а комдив всё забраковывал… очередные варианты, наконец поэты догадались, что нет строк во славу комдива, вставили, текст был тот час же утверждён…
У Ю.М. явно не реализовывались в полной мере литературно-художественные наклонности; они иногда проявляются в изумительных образах…, иногда (он) взрывается ярким трагическим стихотворением. Эти тексты зафиксированы, их публикациям ещё наступит свой черёд…». («Философия России. Юрий Михайлович Лотман», М., «Росспэн», 2009, стр.76-77).
И оба они начинают учение не в простых гимназиях (Набоков) или обычных советских школах (Лотман), а каждый из них – в по-своему уникальных учебных заведениях Петербурга-Ленинграда: первый – в престижном Тенишевском училище, второй - в «Петришуле» - самой первой школе Столицы, основанной ещё в 1709 году при лютеранском приходе Святых Апостолов Петра и Павла, а в советское время – Советской Единой Трудовой школе № 4. В обоих учебных заведениях вопросам изучения литературы отдавалось особое предпочтение.
А затем, к своим 18-20 годам в их жизнь и судьбу безжалостно ворвётся Его Величество Время! Свобода выбора их жизненного пути сузится до «предлагаемых обстоятельств» - у каждого своих.
В 1917 году революционные вихри срывают семью Набоковых из родного гнезда и бросают сначала на юг, в Крым, а в конце 1919 года, вместе с осколками старых правящих классов они навсегда покидают Россию и перебираются в Европу, где семья, сумевшая вывести часть своего состояния, обосновывается в Берлине, а наш герой предпочтёт продолжить учёбу в Лондонском Кембридже, где не только будет углублять знания в области мировой литературы, но обретёт зрелость как поэт и начнёт профессионально заниматься переводами с английского на русский (дилогия Льюиса Кэрролла об Алисе).
Юрий Лотман в 1939 году, 17-летним юношей поступает на филологический факультет Ленинградского университета. Однако проучившись первый курс, в октябре 1940 года, со второго курса был призван на военную службу: в Европе полыхала Вторая мировая война, фашисты хозяйничали в оккупированных странах – от Польши до Франции, и от Норвегии до Алжира и Ливии.
Как пишет о нём во вступительной статье к книге «Ю.М. Лотман. «Пушкин»» (СПб, «Искусство-СПБ», 1997) тот же Борис Фёдорович Егоров:
«… То, что он ещё до начала Великой Отечественной войны стал кадровым военным, возможно, спасло ему жизнь. Огромен урон, понесённый в войну нашим народом, но призывники 1922 года рождения и старшие их сослуживцы, пройдя подготовку, могли потом и воевать более умело, чем мальчики, попадавшие на фронт прямо со школьной скамьи.
Часть, в которой служил Ю.М. (он был солдатом, потом сержантом в артиллерийском полку резерва главного командования), в первые же дни войны была переброшена на передовую и почти все четыре года находилась в жестоких боях…, (он) бывал в самых отчаянных ситуациях, под обстрелом и бомбёжками, за храбрость и стойкость… получил ордена и медали, но судьба его удивительно миловала: он даже не был ранен, лишь однажды сильно контужен…» (стр.6).
В 1922 году в Берлине трагически погиб отец Владимира Владимир Дмитриевич Набоков. Сам 23-летний Владимир возвращается из Лондона в Берлин, где начинается его самостоятельная жизнь и творческая деятельность, поиски постоянной работы.
В 1925 году он женится на Вере Слоним, петербурженке из еврейско-русской семьи. В русских эмигрантских издательствах появляются его рассказы, затем, в течение десяти лет им было написано восемь романов на русском языке («Машенька», «Защита Лужина», Приглашение на казнь» и др.), которые очень тепло были встречены в эмигрантских кругах, а ныне отнесены к шедеврам русской литературы.
Он печатается в парижском журнале «Современные записки» под псевдонимом «Сирин» (славянская мифологическая вещая птица, владеющая тайнами бытия). Он стремится нарисовать свой образ России – образ утраченного детства, борьбы «миров» - реального и иллюзорного, столкновения мира одарённого одиночки с миром «пошлости», экспериментирует с формой и стилем.
Но грозное время, от которого он в юности пытался убежать, скрыться, покинув Россию, вновь настигает его и близких в «просвещённой» Европе: пришедшие в Германии к власти нацисты начинают гонения на евреев, и Набоков с семьёй вынужден в 1937 году покинуть Берлин, а через три года и Францию, куда они перебрались. Их местом пребывания с 1940 по 1960 годы становятся Соединённые Штаты Америки.
Основным источником заработка у Владимира Набокова в США является чтение лекций по русской и мировой литературе в учебных заведениях страны. Англоязычные романы поначалу не принесли ему должного успеха у заокеанской публики, однако всё изменилось с опубликованием бестселлера «Лолита», где оказалось намешано многое: от эротики до эгоизма, от нравоописания до определённых философских глубин. Но на первый план всё же выставлялась и порицалась болезненная страсть зрелого мужчины к девочкам-«нимфеткам». Автор пытался защититься всеми доступными способами, в том числе в стихотворной форме:
«Какое сделал я дурное дело
И я ли развратитель и злодей? –
Я, заставляющий мечтать мир целый
О бедной девочке моей».
Юрий Лотман был демобилизован из Армии в 1946 году. 24-летний сержант, после шестилетнего перерыва с рвением продолжил учёбу в университете.
Два биографических штриха того времени подчёркивают цельность его натуры: в тяжёлые фронтовые годы, под бомбёжками и артобстрелами, он умудрялся изучать французский язык, а вернувшись после фронта в Ленинград, он первым делом побежал не домой, а… в библиотеку.
И он с головой окунулся в долгожданную студенческую и научную жизнь.
О широте его интересов и своеобразии творческого мышления в период учёбы очень образно описано во вступительной статье Б.Ф. Егорова к книге «Ю.М. Лотман. «Пушкин»» (стр.6-7):
«… Ю.М. привлекали судьбы русской общественной мысли и литературы на грани между XVIII и XIX веками, а более конкретно – творчество Н.М. Карамзина и А.Н. Радищева…
…Для него характерны системность, многоаспектность… Литературное явление рассматривается на широком общественном и историческом фоне. Последующие изыскания обогатятся методами и данными лингвистики, психологии, археологии, музейного дела и истории быта, семиотики и структурализма, математики и других наук…, постоянный интерес… к контрастным объектам…: к стихийному, интуитивному, бессознательному – и, в противовес, к ясной рационалистичности, системности…: к гениям, вершинам общественной мысли и литературы – и к рядовым, третьестепенным труженикам. Позднее прибавится ещё интерес к парадоксам, к разрушению устоявшихся представлений».
К концу учёбы у него практически уже были наработаны материалы для кандидатской диссертации о литературных взаимоотношениях Радищева и Карамзина. Но… оказалось, не всё так просто!
На дворе был 1950 год – время свирепой «охоты на ведьм», борьбы советской власти с «безродными космополитами». И Юрий Михайлович, с его пресловутой «пятой графой», поневоле становится в СССР «внутренним эмигрантом»: в северной столице работы для него не оказалось.
И он вынужден был «эмигрировать» в Эстонию, где местные властные структуры «охоте на ведьм» предпочитали борьбу по искоренению «остатков националистических буржуазных элементов». Там это оказалось злободневнее, а потому Лотману нашлось в начале место преподавателя в Тартуском учительском институте, во время пребывания в котором, в 1952 году, он защищает в Ленинграде кандидатскую диссертацию, а затем через четыре года – в Тартуском университете, где в 1961 году он становится заведующим кафедрой русской литературы, а с 1963 года – профессором.
В 1951 году он женится на Заре Григорьевне Минц, профессоре Тартуского университета, у них рождаются трое сыновей: Михаил, Григорий и Алексей.
Именно здесь в полную силу развернулся его талант мыслителя, филолога, культуролога, он становится одним из первых разработчиков структурно-семиотического метода изучения литературы и культуры, фактическим основателем Тартуско-Московской семиотической школы.
Творческое наследие Владимира Набокова значительно. Ранние и зрелые стихи (более двухсот из которых только на русском языке) и поэмы; одиннадцать драматургических произведений, включая киносценарий; девятнадцать романов и повестей на русском и английском языках; четыре сборника рассказов; критические статьи и лекции по русской и зарубежной литературе; автобиографические произведения; и, наконец, переводы. В начале, в молодости - с французского и английского на русский, затем авторские переводы с английского на русский англоязычных романов («Другие берега» и «Лолита»), а в зрелые годы им были переведены на английский три шедевра русской классики: «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова (1958), «Слово о полку Игореве» (1960), «Евгений Онегин» (1964).
Международным признанием мирового культурного сообщества высокого уровня его творчества явились неоднократные попытки в 60-70-е годы номинировать его на Нобелевскую премию в области литературы. В этом активное участие в 1972 году принимал А.И. Солженицын, обращавшийся в шведский нобелевский комитет с подобной рекомендацией о включении В. Набокова в списки номинантов, за что получил от Набокова письменную признательность. Однако на практике это реализовано не было.
Рассказывать о Ю.М. Лотмане очень трудно: это был удивительно многогранный человек и учёный. Как в воспоминаниях о нём писал его друг Б.Ф. Егоров в статье «Ю.М. Лотман как человек и явление»:
«Весь его путь… нелёгких лет от И.В. Сталина до Ю.В. Андропова лежит на наших глазах, и тут вряд ли кто будет спорить, что… Лотман представляет собой одного из самых стойких людей нашего времени».
Его дом был всегда открыт для знакомых и не очень людей. У него часто бывали опасные для КГБ люди, такие как А. Солженицын, Н. Горбаневская, однажды к нему с обыском нагрянули ребята с «конторы глубокого бурения», но ничего не нашли. Он многие годы был невыездным, хотя его труды были известны западным учёным.
Он являлся членом-корреспондентом Британской академии, Норвежской академии наук, академиком Шведской королевской академии наук. В последние годы своей жизни все запреты и ограничения, снятые с него, позволили ему объездить с лекциями, докладами и выступлениями полмира: от Италии до Венесуэлы.
Ну, а нашему поколению запомнились его блестящие телевизионные циклы «Беседы о русской культуре» в конце 80-х-начале 90-х годов. Обладая удивительным и редким даром рассказчика (увы, ныне почти напрочь забытым и утерянным), он умел в доступной и интересной форме передать тот огромный объём знаний, которым владел сам. Как писала с восторгом «Литературная газета» о его беседах:
«…Понятие «честь» по Лотману неразрывно связано с готовностью умереть, то есть для истинно благородного человека, интеллигента, честь дороже жизни…
…Лотман предупреждал: «Антиинтеллигент агрессивен, интеллигент – скромен, он – первая жертва репрессий». Последующие четверть века подтвердили его правоту. Антиинтеллигенция побеждает, интеллигенция несёт невосполнимые потери».
Это находит своё подтверждение и в том, какие моральные и культурные «ценности» несёт и поныне наше отечественное телевидение: от петросяновских «кривых зеркал» до швыдковских «культурных революций».
Владимиру Набокову, в юном возрасте покинувшему объятую революционным пожаром и гражданской войной Россию, в отместку ли себе, потерянной ли родине, буквально насильно впаявшим себя (другого слова не подберу!) в новую, западную культуру, и зачеркнув поначалу в себе всё русское, включая язык, предстояло стать англоязычным писателем. Наверно в практическом плане это сделать было несложно – блестящее воспитание, высокая образованность, знание основ мировой культуры, «англизированная» аристократическая обстановка в семье и окружавшем его обществе, - всё это позволило без особых нравственных издержек и угрызений совести порвать внешнюю связь с оставшейся где-то там, словно призрачный мираж, Россией и окунуться в прагматичную и расчётливую Европу, а затем и Америку.
По всей видимости, позволял это сделать и материальный достаток семьи, которого явно были лишены многие его соплеменники, спешно покинувшие родину одновременно с ним.
Но с годами, постепенно, исподволь, превращение некогда неприкаянного эмигранта, изучившего не только наследие западной культуры, её истоки и глубины, но и направления и течения современной европейской и американской литературы и искусства, в преуспевающего прагматичного западного литератора, прочно и окончательно, как ему казалось, вписавшего себя и своё творчество в эту структуру – всё это, надо полагать, пришло в некое противоречие с мечущейся и не находящей покоя русской душой.
Недаром он писал о себе так:
«Я американский писатель, рождённый в России, получивший образование в Англии, где я изучал французскую литературу перед тем, как на пятнадцать лет переселиться в Германию».
Да, с 1938 года он не напишет ни одного романа на русском языке (повторюсь, кроме автобиографичных «Других берегов» и авторского перевода «Лолиты»), но первые его романы, написанные по-английски, не имели коммерческого успеха, пока не появилась «Лолита».
Но иногда кажется, что и этот его «эротический шедевр» был своего рода вызовом тому ханжескому обществу псевдопуританства и псевдоаскетизма, в которое он попал. Видимо, он и рассчитывал на тот шок, который, поначалу, вызовет в обществе эта, неудобная тогда, тема, но которую оно всё равно «проглотит», никуда не денется.
Будто видел далеко вперёд, когда это же общество совсем скоро будет кичиться своей толерантностью и приветствовать те же движения геев, те же однополые браки и все иные «выверты» западного мира, цель которых одна – разрушить повсеместно институт брака и семьи, в стремлении остановить рост населения и ограничиться на земле «золотым миллиардом».
В 1960 году В.В. Набоков вновь эмигрирует, на сей раз из Америки в Европу, ближе к «другим берегам», от которых он отчалил ещё сорок лет назад, и на сей раз обосновывается в Швейцарии, в городе Монтрё.
Именно здесь он закончит работу над своим самым грандиозным и знаковым трудом – переводом с русского на английский язык романа в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин», работая над которым, он пришёл к мысли о том, что для разъяснения западному читателю глубин и загадок великого романа необходимы комментарии, которые, явившись составной частью перевода, по сути дела, стали самостоятельным литературным произведением, показав всю глубину его понимания не только творчества А.С. Пушкина, но и мировой литературы.
Умер В.В. Набоков 2 июля 1977 года, похоронен на кладбище Кларане, вблизи Монтрё.
Ю.М. Лотман, работая над литературно-историческими материалами развития русской национальной культуры конца XVIII – начала XIX веков, от Радищева до Карамзина, изучая жизнь и творчество писателей и общественных деятелей преддекабристского поколения начала XIX века, таких, как А. Мерзляков, А Тургенев, П. Вяземский, изучая быт и нравы дворянской культуры и быта, работая над докторской диссертацией «Пути развития русской литературы преддекабристского периода», - он не мог не прийти к творчеству А.С. Пушкина.
Работая над диссертацией, расширяется круг его научных интересов: до декабристов, Пушкина, Лермонтова. Так, за год до защиты докторской (1960), он пишет своё первое крупное исследование о творчестве Поэта «К эволюции построения характеров в романе «Евгений Онегин»».
В 1962 году, углубляясь в творческие искания позднего Пушкина, он пишет исследование «Идейная структура «Капитанской дочки»», где возвышение интересов и проявление человечности и милосердия в антагонистически разных сословиях являются самыми ценными для Пушкина 30-х годов.
Б.Ф. Егоров в своей вступительной статье к книге «Ю.М. Лотман. Пушкин» (1997) пишет:
«Ю.М. написал о Пушкине несколько десятков статей, каждая из которых содержит открытия и заслуживает особого анализа. А вершинами его пушкинианы являются три книги: «Роман в стихах Пушкина «Евгений Онегин». Спецкурс. Вводные лекции и изучение текста» (1975); «Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Пособие для учителя» (198; 2-е изд.-1983); «Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя. Пособие для учащихся» (1981; 2-й завод-1982; 2-е изд.-1983).
Первая книга, выпущенная тартуским университетом, напечатана всего в 500 экземплярах, зато две следующих, изданных ленинградским «Просвещением», вышли в свет в небывалых количествах: биография – тиражом в миллион экземпляров, комментарий – 550 тысяч».
Ю.М. Лотман ушёл из жизни в Тарту 28 октября 1993 года.
Ушёл русским эмигрантом, русским европейцем, выдающимся носителем и популяризатором русской культуры. Русским мыслителем, которому не нашлось места на русской земле.
* * * * *
Поистине, - велика и щедра на таланты Россия, недопустимо расточительно щедра. Да вот только нет пророка в своём отечестве!
Оба её сына оказались ненужными на родине. Для них обоих территориально Россия вынужденно оказалась «другим берегом». Территориально, но не духовно!..
* * * * *
Передо мной две книги, два многостраничных фолианта, каждый из них без малого по тысяче страниц:
- «Ю.М. Лотман. Пушкин. Биография писателя. Статьи и записки 1960 – 1990. «Евгений Онегин». Комментарий»
(СПб, «Искусство-СПБ», 1997. 848 стр.);
- «Владимир Набоков. Комментарии к «Евгению Онегину Александра Пушкина». Перевод с английского. Под редакцией А.Н. Николюкина.
(М., НПК «Интелвак», 1999. 1008 стр.).
Давайте откроем их – они требуют этого!..
Продолжение:http://www.proza.ru/2016/09/19/330