Часть 2. В мире капитала. Глава 1-я и 2-я

Реймен
      
       Глава 1. Увидеть Париж и...

       Уже больше года, в должности  оперуполномоченного  УКГБ по Москве и Московской области, Никита Волобуев охранял государственную безопасность  столицы нашей Родины. Выезд «за бугор» пока откладывался на неопределенное время. 
       Между тем, зная о планируемом армянскими националистами  взрыве московского метро в январе семьдесят седьмого,  я  решил его предотвратить, используя оперативные возможности.
       А для этого накатал   начальнику отдела рапорт о якобы полученных мною  из агентурных источников сведениях  по данному вопросу.
       Тот был из «блатных» (таких становилось все больше)  и наложил сверху резолюцию «Мутота. В архив». Учинив витиеватую подпись.
       Спорить я не стал, было себе дороже,  и, исполнив темной ночью на неучтенной машинке анонимку  за подписью «доброжелатель», отправил ее на Лубянку.   В то время такие послания проверялись, но что-то в системе  не сработало. 
       После Нового года в столице  поочередно прогремели  три взрыва с гибелью    людей,  маховик сыска завертелся со страшной силой. И, как всегда бывает в таких случаях,  началась проверка всех предшествующих сигналов аналогичного порядка.
       В результате тот рапорт всплыл,  после чего  начальника «смайнали», а бдительного Никиту  включили в состав  оперативно-следственной  группы.
       Там я подсуетился и, напустив тумана, выдал   «на гора»  фамилию одного из преступников. Дальше было дело техники. Всех троих повязали.
       Ну а потом, как водится  «всем сестрам по серьгам».   Руководящие товарищи получили высокие награды, а  старший лейтенант Волобуев, с учетом проявленной хватки, был отправлен  продолжать службу в одну  из  капиталистических  стран.
       Таковой стала Франция.
       Как и в любой другой, там, в Париже, имелось советское посольство, а при нем  консульство в Марселе. Куда я  был определен в качестве «смотрящего».
       Смотрящий, это сотрудник  КГБ  в дипмиссиях, работающий под прикрытием, наблюдающий за всеми остальными. Чтобы  те не изменили Родине в любом  отмеченном  в  УК РСФСР проявлении. А еще  работающий с агентурой. Из числа работников миссии,  а также  граждан страны пребывания.
       Короче,  служба интересная и не пыльная. Не то, что в военной контрразведке.
       Перед отъездом я привел в порядок свои дела,  сдав квартиру на «Динамо» хозяйке, а еще  выслал  перевод в три тысячи рублей  из   сэкономленной зарплаты  своим  кровным родителям   в Донбасс. Те были уже старенькими  и жили довольно скромно.    В качестве же обратного адреса указал  Минуглепром.   Отец был заслуженный шахтер  и должен был воспринять  это как  заботу родного министерства.
        А вот с моими усыновителями случилась незадача. Вилена Петровича за злоупотребления поперли с должности  (теперь он работал директором  винзавода), а Нора, разведясь с мужем,  вышла замуж за  грека и отчалила в солнечную Элладу.
        Прибыв в Париж весной 1979-го, я представился послу, а также своему непосредственному начальнику - уставшему от службы  полковнику. Тот же,  перед отъездом  нового сотрудника в Марсель, дал Волобуеву  три дня для знакомства со столицей Франции.
        Отношения с западноевропейскими странами   в то время носили в целом конструктивный характер, начавшаяся во второй половине  шестидесятых годов   разрядка  продолжалась. 
        Французский президент  Валери   Жискар д’Эстен  посещал  с дружескими визитом Москву, активно контактировали  между собой главы правительств  и министры иностранных дел обеих стран, развивались советско-французские экономические связи. 
        Воспетый  в шедеврах Хэмингуэя, Арагона, Цветаевой и других тружеников пера, а также картинах  художников - экспрессионистов,   Париж  произвел на Волобуева неизгладимое впечатление.
        Для начала я посетил Версальский дворец, удивляясь изысканной  красоте и роскоши  бывшей королевских резиденции, а заодно немного поскорбев о судьбе Марии Антуанетты*; на второй день  побывал в    Лувре, восхищаясь  подлинниками  Гогена, Дега, Моне и Ренуара; в третий  навестил ОперА и гулял по Мормартру,  завершив  все  ужином   в одном из многочисленных ресторанчиков на открытом воздухе.
        Блюда оказались на высоте  (мясо сочным, рыба свежей, зелень прямо с грядки),   а вот вино  так себе - кислятина.
        Когда   подозвав официанта я  попросил вторую бутылку чего-нибудь получше, тот расплылся в улыбке  «уи месье»,  добавив на моем родном  «мудило».
        -  Ты русский?  -  сделал я круглые глаза. - Однако!
        -  На треть, - изобразил почтение официант. - Дед был белоэмигрантом. После чего отправился выполнять заказ.
        Вторая  бутылка оказалась довольно крепким «гренаш-бланом», я с наслаждением высосал бокал, после чего закурил местную «голуаз». 
        Пуская вверх  прозрачные кольца дыма, я слушал  мелодию уличного музыканта, расположившегося на другой стороне улицы с аккордеоном - он исполнял   «Улицы Парижа», и, пресытившись впечатлениями, лениво разглядывал  праздно шатающуюся  публику, заполнившую вечерние улицы.
        В большинстве то были туристы из европейских стран,  чавкавшие жвачку     и увешанные  фотоаппаратами, но встречались и цветные:  азиаты с мулатами.
        Мое внимание привлек величаво шагавший по брусчатке   упитанный здоровенный  негр   в   белом костюме и  золотой цепью поверх пиджака, с рожей, как у каннибала.
        - Ну, вылитый Бокасса, - умилился я, а в памяти всплыло   воспоминание.
В той жизни у меня был знакомый  разведчик - ветеран, подполковник Игорь Атаманенко. Поведавший занимательную историю,  об этом африуанце, а также  показавший его фотографии.
        Они врубились в память, поскольку были  довольно необычны, а теперь пришлись ко времени.
        Со слов Олега, который имел некоторое касательство к тем событиям, история  выглядела следующим образом.
        В апреле 1978 года  в    Булонском лесу,  наряд полиции  выудил из пруда два чемодана. Доверху набитых  свежими человеческим останками. На следующий день французские папарацци* известили весь мир о жуткой находке, и завертелся маховик сыска.
        Установить  человека, избавившегося от чудовищной ноши,   не составило особого труда, поскольку нашлись свидетели. Но когда   полиция  вышла на преступника, опупела.
        Им оказался  сын   Центральноафриканского императора Бокассы Первого    наследный принц Антуан-Жан-Бедель, проживающий и обучающийся в Париже. Что было  чревато международным скандалом. Да еще каким! 
        Чернокожий император являлся близким другом французского президента   Валери Жискар д’Эстена, а еще почетным гражданином этой страны.  Все материалы, засекретив, тут же  передали в контрразведку. А та выяснила, что сын с папой -императором  были каннибалами.   
        По их приказам тайно похищали для умерщвления  и приготовления экзотических  блюд,  молодых  симпатичных европеек. В основном топ-моделей  и актрис. Не иначе те были вкуснее.
        И все бы ничего,  но  старший Бокасса приглашал на свои приемы  друга Валери  с супругой, поражая тех изысками африканской кухни.
        Пока контрразведка ломала  голову, как это все  замять без шума и пыли,  советская резидентура в Париже  умыкнула ценную информацию. Доложив ее на  Лубянку, а та в Кремль. И разразилась гроза.  Нашего резидента турнули.
Дело в том, что помимо Франции, император Бокасса  не раз посещал Советский Союз. Где его лобызал сам товарищ Брежнев. 
        - М-да, - закончив вспоминать,   ткнул я  сигаретный окурок  в пепельницу.  - Опасно служить нашему брату в Париже.
        После допил вино и подозвал официанта расплатиться.
        -  Заходите еще, месье,  -  изогнул он спину, получив щедрые чаевые.
        -  Непременно,  - ответил я.  - Оревуар.  Вслед за чем  покинул заведение.
 
        Глава 2.  Похождения Волобуева в Марселе.

        Крупнейший  порт Франции и всего Средиземноморья, встретил меня  по -  летнему теплым солнцем, людской сутолокой  и  безбрежной синевой моря.
        Раскинувшийся на берегу Лионского залива, близ устья  реки Роны, Марсель  являлся административным центром департамента Буш - дю - Рон,   уходя корнями в историю.
        Основанный  около шестисот лет  до нашей эры  греками из Малой Азии  он изначально звался Массалией и был овеян легендами.
        Самая известная гласила, что город зародился как история любви  дочери  царя племени лигурийцев Гиптиды  и эллина  Протиса, который высадился на берег в числе других мореплавателей в момент, когда царь задумал выдать дочь замуж.
         Для этого он созвал пир, на котором Гиптида должна была выбрать жениха. Именно  Протису она протянула свой кубок с вином. В качестве свадебного подарка пара получила  от царя часть побережья, на котором и  возник город.
        Со временем  Массалия стала крупным процветающим торговым   центром, основав многочисленные фактории по всему побережью Средиземного моря и вверх по Роне.
        Долгое время независимая республика была союзницей древнего Рима, прибегая к его покровительству для защиты своих торговых интересов, но во время конфликта Цезаря с Помпеем Великим поддержала последнего и была разрушена войсками Цезаря.
        Под новым именем - Марсель, город возродился только в десятом веке, благодаря герцогам Прованса. Его росту и торговому значению способствовали Крестовые походы, и с тех времен  город стал важным транзитным портом. В 1481 году Марсель вместе с Провансом вошел в состав Французского королевства, а в период Великой  Французской революции  поддержал республиканцев,  дав  миру пример и знаменитую Марсельезу.
        Наше консульство располагалось по адресу  «3, avenue Ambroise Par;» в двухэтажном старинном особняке. Занимаясь визовыми делами, оформлением загранпаспортов и свидетельств о возвращении, а также  вопросами гражданства и нотариата.
        Поскольку консул  на месте отсутствовал,   страдая похмельем после фуршета  на очередном деловом приеме, я  доложился  заместителю. Предъявив  соответствующий  документ из Центра.   
        - Рад, очень рад, -  изобразив фальшивую улыбку на лице, пожал  тот мне руку. -  Присаживайтесь Никита Виленович. Как  там  наша  родина?  Как столица?
        - Ударно строят коммунизм, -  ответил я, опускаясь в кресло. - А как   тут вы, в логове империализма?
        -  Тяжело, но что делать, - развел пухлыми руками дипломат. - Ведь кому-то надо. 
        Насколько «тяжело», я немного знал, поскольку  в первой жизни, по роду деятельности приходилось с ними общаться. В вопросах дачи международных поручений по уголовным делам, экстрадиции преступников из-за «бугра», разбазаривания госсобственности,  а также некоторым другим  моментам
        Теперь же, перед отъездом из Москвы, я получил   инструктаж на предмет того, что эта братия  в последнее время стала активно обогащаться. На что следовало обратить внимание. Впоследствии, когда Союз рухнул,  ряд таких «тружеников» остались на Западе, а  другие всплыли в новой России весьма обеспеченными  людьми: банкирами и депутатами.
        Чуть позже в кабинете появился  «смотрящий» которого я должен был сменить, представившийся майором Дуваловым,  и   мы проследовали  в его кабинет. Для приемо-сдачи   секретных документов и   «штыков», то   бишь агентов. 
        Данное   мероприятие  в спецслужбах  весьма ответственное и заключается в том, что сдающий  желает провернуть все как можно скорее и охмурить коллегу, дабы не подчищать «хвосты»,  которые всегда имеются, после чего отбыть к новому месту службы, а принимающий всячески  тому противится. Это в том случае, если  они   равны по опыту и в звании.
        У нас же  этот баланс был явно не в мою пользу.
        - Значит так, - шлепнул на стол кипу извлеченных  из сейфа «секретов»   Дувалов. Тут литерное и агентурные дела, сообщения по ним, а также отчеты о проделанной работе и суммах выплат по ней. В них все в тип-топ. Можешь не сомневаться.
        - Ну да, тип-топ, - пробурчал я, просмотрев  несколько для порядка. А где фотографии  агентов, способы связи с ними  и полученные  сообщения?  Да и расписок   в получении  валюты  не наблюдается тоже.
        - Послушай, старлей, -  наклонился ко мне майор. - Тут  тебе не Союз,  а передний край. С бумагами возиться недосуг.  Кстати, ты знаешь притчу о трех конвертах?
        Притчу я знал, - но ответил «нет». Чекист должен скрывать  свои мысли.   
        - Ну, тогда вникай, - уселся напротив Дувалов.
        - Прибывает, значит  такой как ты, к новому месту службы. И принимает дела у старого опера. А в них  конь не валялся.  Как так? - спрашивает. - Вы мне должны передать все в полном ажуре, а  после ввести в курс  от и до. Как следует по инструкциям.
        Посмотрел  ветеран  на молодого, вздохнул, а потом вытащил из сейфа три запечатанных конверта,  вручает  сменщику. - Здесь все, что требуется.  Первый  вскроешь, когда я уеду. Там будет  все,  касательно дела. Второй - если  станет  трудно, но не  торопись. У нас легко не бывает. Ну а третий конверт распечатаешь, когда станет невмоготу. Понятно?
        - Понятно, - отвечает  молодой.  После чего старый уезжает.
        На следующий день  сменщик распечатывает конверт и достает оттуда бумагу. «Вали все на меня, сынок»  значится там. «С комсомольским приветом!».
        Молодого начинают драть, он  валит все  на предшественника, мол   тот  запорол  всю работу. 
        Время идет, молодой пашет - ничего не меняется. Разве что дерут еще больше.
        Тогда   вскрывается второй конверт. В нем значится  «Обещай  все осознать,  и исправиться». Это тоже принимается к исполнению.  Служба катится дальше. Теперь уже майора, начальство  все равно жучит и гнобит,  подходит «край», и он читает  последнее послание.
        «Готовь три конверта»  написано там.
        Вот такая притча, старлей, - закончил Дувалов, поле чего мы дружно рассмеялись, а потом я  сказал.
        - Все понял,  товарищ майор. - Давайте  акт. И учинил подпись.
        Довольный, что все закончилось миром, Дувалов  пригласил меня отобедать  в недорогой ресторан. Расположенный в старой части города. Туда мы добрались  на его служебном  «Рено»,  который припарковали  на стоянке.
        Из ресторана открывался отличный вид на  голубой  залив с замком Иф,  описанным  Дюма в «Графе-Монтекристо»,  на   овеваемой легким бризом террасе было комфортно и немноголюдно.
        Майор заказал мидии, сваренные в луковом бульоне, жареную макрель под соусом, провансальский сыр и  бутылку  «Пастиса».
        -  Сорок пять градусов, - сказал, разливая в рюмки пахнущую анисом жидкость.
        -  Ну, за Партию и правительство! - провозгласил тост, и мы  дружно  подняли рюмки.
        Когда выхлебали бульон с морепродуктами, я учинил ответный - за здоровье  майора, вслед за чем перешли на «ты». Отбросив субординацию.
        Дувалова звали Анатолий,  и он  рассказал мне  много интересного. Из того, что     имеет отношение к  оперативной обстановке. Оказалось, что помимо консульства, в качестве «довеска» мне предстояло обслуживать еще и наше торгпредство, а также  бывать на разного рода деловых  встречах и приемах.
        - Там не вздумай бухать, - многозначительно сказал Толя. - Французская  контрразведка любит подставлять  на них  своих баб. Трахнешь такую и  попался на крючок.  Со всеми вытекающими.  Усек? 
        - Ага, - сказал я, поежившись. - Не буду. А как наш контингент? В смысле в консульстве и торгпредстве?
        - Скажу тебе честно, говно, - наклонился ко мне майор. - Половина блатных и никакой любви к Родине.
        -  Иди ты! -  выпучил я глаза. - А где же патриоты?
        - Патриоты только в «органах», как мы с тобой -  оглянулся он по сторонам. - Остальным верить нельзя.  Как говорил папаша Мюллер.
        - Так что же делать? - изобразил я притворное удивление.
        - Выявлять и  отправлять в Союз. А там сажать, - потянулся Анатолий к бутылке.
        Завершая обед,  мы выпили по чашке кофе, майор был «ни в одном глазу», (сказывалась старая школа), после чего уплатив по счету, вернулись к себе на службу.
        В последующие  три  дня Дувалов  передал мне на явочной квартире, расположенной в пригороде,  имевшуюся у него агентуру. В их числе  пять сотрудников наших консульства с торгпредством, а также трех  французов.
        Ну а после с чистой совестью   убыл в Союз, пожелав мне на прощание удачи.
        Я же занял  майорский кабинет  и вселился в его  служебное жилье, а еще получил в распоряжение  казенный «Рено». После чего почувствовал себя настоящим Штирлицем.
        Задерживаясь допоздна, привел в порядок литерное* и агентурные дела, а также другие документы; составил график работы с  источниками* и  стал их понемногу доить*. Впрочем, без особого успеха.
        Отечественные сексоты сообщали разную мелочевку,  вроде того, кто  среди своих  слушает «вражеские голоса», фарцует  или травит политические анекдоты, а французы  вообще несли  всякую ахинею, требуя за нее оплату.
        Между тем мне нужен был успех, для  закрепления позиций и дальнейшей реализации плана. А то ни дай Бог, раньше срока вернут назад, и все мои усилия насмарку.
        - Может подготовить меморандум* в отношении   изменника Родины из ГРУ   Ветрова, уже завербованного  здесь и трудившегося на французскую разведку?  - думал я. - Рискованно. Начальство потребует обоснований.  А то еще хуже - решит, что я сам «крот» и свернет голову. Нужно что-нибудь другое. Ближе к телу.
        - Пошевели мозгами шире, - подсказала чекистская составляющая. До этого момента все четыре молчали. Не иначе  переваривая заграницу.
        - А что? Это мысль! - воодушевился Волобуев и начал шевелить. Подкорка выдала  целую серию  еще не случившихся  событий,   лишние  я отсеял, остались два. Которые вполне можно было использовать.
        «24 сентября  советские спортсмены Людмила Белоусова и Олег Протопопов запросили политическое убежище в Швейцарии»;
        « 26 октября  Президент Южной Кореи Пак Чон Хи убит агентом иностранной спецслужбы».
        - Так, эти  танцоры пусть валят, невелика потеря, - решил я, - а вот убивать  лидера дружественной нам страны   не дадим. Хрен вам в рыло.
        Теперь нужно было реализовать проект. Для чего, несколько раз наведавшись в порт и  посетив тамошние притоны, я завербовал  корейца. Представившись сотрудником   французского Интерпола. Документы прикрытия для этого имелись самые разные.
        Он был из эмигрантов, за деньги готов на все, и под мою диктовку накатал нужную информацию. Я ее закрепил  сведениями якобы полученными от доверенного лица* и,  связавшись с Парижем, попросил встречи со своим начальником.
        А на ней  ознакомил  того с  полученным  оперативным   сигналом.
        Полковник заглотал наживку, даже не потребовав контрольной встречи*, сказал «хорошо служишь сынок, так держать»,  доложил в Центр, и  колесо завертелось.
        В конце октября в ряде  газет появилось сообщение о  предотвращении покушения на Пак Чон Хи, а также  задержании корейской спецслужбой американского наймита.
        Мой шеф получил за это  "Красную Звезды", а Волобуев   премию в размере  двух должностных окладов.
        - Ну вот. Есть первый результат, - сказал я себе, пересчитывая в кабинете премиальные франки. - Теперь можно немного расслабиться. И пустился «во все тяжкие», желая  изведать прелести загнивающего капитализма.
        Для этого после службы  возвращаясь в свою холостяцкую квартиру, я менял скромный костюм фабрики «Большевичка»  на иностранное шматье,   садился в «Рено» и отправлялся в злачные места  Марселя.
        Еще находясь в Москве и готовясь к этой командировке, я читал  обзорную справку по  городу, называемому  еще «Вратами Алжира». В ней значилось, что  это французский Чикаго.
        Из почти миллиона жителей, двести тысяч были выходцами из стран Магриба*,  сто пятьдесят  тысяч из Южной Сахары (так называемой Черной Африки), чуть меньше из Центральной Азии и Китая.  Среди молодежи  число «понаехавших» составляло  еще больше. В Марселе грабили на улицах, в барах, банках и даже в машинах.  Причем  с равным успехом в любое время суток.
        Молодые, бедные, голодные, а потому до безумия отчаянные  африканцы, в то время уже оставляли проституцию и игральные автоматы  пенсионерам  из Италии и Корсики, а сами начинали заниматься более выгодным бизнесом - наркотрафиком. Который  контролировала американская диаспора.
        На восемьдесят процентов это была марихуана - травка, но ее годовой оборот составлял  более  одного миллиарда долларов в год только по официальной статистике.
        Однако это   меня  особо не пугало,  поскольку в  «лихие 90-е» у нас было похлеще.
        В данной связи вспомнилась занимательная  история с американским Брайтоном. Самым криминальным  районом Нью-Йорка. Там издавна проживали негритянские банды гангстеров, с которыми ничего не могло поделать даже ФБР.  Не говоря о полиции.
        Она патрулировала район только днем, в усиленном варианте, а по ночам отсиживалась в участках. И никакие меры правительства в борьбе с этим темным злом не помогали. Пока не развалился Союз и в Гарлем не прибыли с дружеским визитом наши «братки». Часть гангстеров приказала долго жить,  многие стали калеками, а остальные в панике разбежалась.
        Но вернемся, как принято  у французов,  «к  их баранам». 
        Для начала Волобуев посетил несколько   борделей, где поочередно отимел  африканку  с француженкой, а после азиатку. Те оказались на уровне, но значительно уступали нашим.  В сексапильности, цене и интеллектуальном развитии.
        С борделей   переключился на притоны,  где покурил немного травки, поглядел «танец живота», а заодно подрался  с пьяными  моряками из  Гданьска*. Так захотел   сидящий внутри свой, вместе с шахтером.
        Поляков было  много больше и моим пришлось нелегко, в связи с чем я стал  ругаться матом на родном, и соотношение сил тут же изменилось.
        Откуда-то заорали  несколько голосов «трымайсь, кацап!»,  и в драку ввязался пяток французов. Потом  Волобуев пил с ними джин (парни оказались хохлами), а  под утро вернулся  домой  без бумажника и часов. Хорошо хоть «Рено» не сперли.
        Поскольку  премия  улетучилась как дым,  а зарплаты скромного служащего консульства   на все это «загнивание» не хватало, я решил пополнить бюджет, в очередной раз воспользовавшись своими необычными знаниями.
        Для этого обратился  к  подшивкам  старых газет, хранившихся в архиве консульства, изучая их на предмет нашумевших  в Европе преступлений, которые остались нераскрытыми.
        Спустя  несколько часов, в одном из номеров  «Юманите Диманш»      за 1976 год  я наткнулся на сообщение о том, что в июле неизвестные совершили дерзкое ограбление банка «Соцьет Женеаль»  в Ницце, умыкнув оттуда шестьдесят миллионов франков,  и за сведения о них   гарантировалось  вознаграждение в двести тысяч.
        Что-то об этом я слышал  раньше, и тут же напряг все  свои составляющие.
        Правоохранители забрюзжали, что  ничего не знают, поскольку это не их профиль, шахтер зевнул, а вот  моряк тут же выдал:  -  деньги умыкнул Альберт Спаджиари с двумя подельниками. Бывший военный.
        - Откуда знаешь? - не поверил я. 
        - У нас в «Неделе»* было сообщение, -  заявил он. - Прочел  по случаю.
        - Ну, молодец подводник, - умилился я. - Куплю тебе  бутылку  «Каберне». Вспомнишь боевую молодость.
        -  А нам? - тут же  завякали другие.
        -  А вам привет от Волобуева. В том самом смысле.   
        Теперь дело оставалось за малым. Выяснить в банке, остается ли  силе их предложение и если «да», слить  Спаджиари.
        Первое я проделал, позвонив   из телефонной будки  в  финансовое учреждение,  где все подтвердили, а второе провернул через одного из  своих французских агентов по кличке  «Ришар», пообещав ему половину премиальной суммы.
        В результате  тот,  следуя  полученным инструкциям, выехал в Ниццу, где встретился с банкирами и сообщил тем имя преступника, которое якобы  узнал случайно (на этот счет имелась соответствующая легенда).
        Спаджиари арестовали, все подтвердилось, и  «Ришар»  получил   все, что причиталось.  До последнего франка. На нашей очередной встрече половина перешла в мой карман, а агента я на время законсервировал*. В целях собственной безопасности.
        «По тихому» прогуляв еще пару  тысяч, я  приобрел на остальные  несколько   бриллиантов, спрятав их в надежном тайнике, после чего  хотел вплотную заняться планом  в части своего исчезновения.
        Но не тут-то было.
        Дело в том, что близились летние Олимпийские игры, назначенные мировым сообществом в Москве, а это являлось важным политическим мероприятием для страны Советов.  Впервые в истории действо проводилось в  пролетарском государстве, и следовало  показать  торжество ленинских идей в большом спорте.
        Еще  три года назад, когда я обретался в столице, в 5-м главке КГБ СССР был организован отдел, задачей коего являлось осуществление оперативно-чекистских мероприятий по срыву подрывных акций противника, а заодно враждебных элементов в период подготовки и  проведения Олимпиады.
        Его личный состав сразу же ударно занялся  чисткой  Москвы в этом плане. Выявляя  внешних, а также внутренних врагов тайными силами и средствами.
Первых брали в активные разработки  с последующей локализацией, вторых  же выдворяли за 101-й километр*. От греха подальше.
        А за полгода  до начала игр,  акулы империализма в лице Великобритании, США и Канады,  под предлогом ввода  наших войск в Афганистан,  организовали бешеную  кампанию по бойкоту Олимпиады. Желая ее сорвать  в  своих гнусных интересах.
        В названной связи все  советские  посольства  за рубежом, а также состоящие  при них «бойцы тайного фронта»  получили указания всячески препятствовать  проискам империалистов, а заодно пропагандировать мероприятие.
       Для таких целей были выделены дополнительные средства, и  работа закипела.
       Наш посол во Франции заявил  решительный  протест  их правительству, явно примкнувшему к организаторам всего этого шабаша, консульство выдало массу въездных виз французским коммунистам, а мы нацелили агентуру с доверенными лицами, а также сочувствующими, на  пропаганду Олимпиады.
       Помимо этого, в нескольких типографиях были изготовлены  с последующей раздачей  тысячи  ярких буклетов  с видами   Златоглавой, перечнем гостевых льгот и прочей «халявой»; две  парижских и одна марсельская газеты поочередно тиснули  заказные статьи о преимуществах социализма, а еще были организованы  пикеты у посольств и миссий  - организаторов бойкота.
       В Марселе  пикетчиками занимался я лично, для чего  приобщил (естественно не бесплатно)  десятка три люмпенов из недавно прибывших туда  арабов с азиатами.
Им были выданы  плакаты, на которых было написано по-английски: «Руки прочь от Олимпиады!», «Да здравствует Советский Союз!»,  а на трех (по-русски)  «Картер и Тэтчер  засранцы!».  Последние исполнил   ваш покорный слуга. Типа ответа Керзону*.
       Как известно, Мероприятие прошло при полном аншлаге:   в нем приняли участие  спортсмены из восьмидесяти стран, а наши  атлеты  огребли подавляющее число медалей. Да еще установили  целый ряд мировых рекордов, в пику  заокеанским друзьям. Мол, нате вам! Выкусите!
       Когда же спустя месяц олимпийские страсти улеглись, и мир занялся своими обычными играми, меня вызвал в Париж непосредственный начальник, заявив:  - ну что, Волобуев? Допрыгался?
       - Не понял, товарищ полковник - озадачился я. -   А в чем, собственно, дело?
       Далее последовала  непередаваемая игра слов, самыми литературными из  которых были -  жертва аборта и недоносок.
       Потом  начальник чуть успокоился, выпил валидола и сообщил, что к нам едет  представитель Центра. И вроде как по мою душу.
       Оказывается,  гнусные  американцы с англичанами   сфотографировали в Марселе три моих плаката  на русском языке, передали  снимки в свои посольства в Москве, а те заявило ноту МИДу*.
       Мол, недружественный шаг и оскорбление их лидеров.
       - Ты знаешь, чем это для тебя может кончиться?  - вопросил  шеф, глядя на меня, словно Ленин на буржуазию.
       -  Знаю, - потупился я. -  Больше не буду.
       - Ясно,  что не будешь. Тебя, скорее всего, отзовут и  отправят куда-нибудь за Урал.  Кстати, поделом. Будешь там малевать плакаты на скалах.
       На этом разговор  был закончен, и начальник порекомендовал мне паковать чемоданы.
       - Твою мать, а как хорошо все начиналось, - возвращаясь  скоростным поездом в Марсель,  с горечью думал я.  - Еще бы чуть-чуть и свобода.
       За окном проносились пейзажи юга Франции, вокруг, в креслах, о чем-то беззаботно щебетали потомки  галлов.
       - А  почему бы нам не свалить  до приезда  этого самого гонца? - шепнул внутри меня прокурор. Его тут же поддержали  шахтер с моряком.   - Точно, надо рвать когти!
       - Не слушай этих идиотов, - предостерег чекист.- В таком случае тебя сочтут изменником  и рано или поздно отловят. У «конторы»  длинные руки. А затем привезут в Союз. На суд пролетарского гнева. Или  еще хуже. Шлепнут на месте. Как Меркадер* Троцкого.
       От столь грустных перспектив я поежился, воссоздав  картину, как боевик ПГУ* проламывает мне голову ледорубом, а потому решил  не суетиться.
По принципу «спешка нужна при ловле блох». Часто применяемом  в чекистской практике.
       И, как оказалось, не ошибся.
       Куратор из центра  прибыл вовсе по другим делам. В посольскую резидентуру.      
       А заодно передал мне благодарность от Андропова* и поздравил с присвоением очередного воинского  звания - капитан. За проявленную инициативу и находчивость.
       Ну, вот видишь, а ты боялся, -  воспрял духом начальник.  После чего предложил выпить по рюмке «мартеля».   Генерал с Лубянки благосклонно кивнул головой, - можно.