Мост
Почти двое суток Шиян пролежал в убогом шалаше, мучаясь простудой. В вещмешке нашлись какие-то размокшие таблетки без названия, которые он запил водой из фляжки. Как ни странно, температура спала, но навалилась свинцовая усталость. Сырость от одежды заставляла тело дрожать мелкой дрожью. Шрам зудел, словно кто-то рвался из-под кожи наружу. Глаза слезились. Время от времени Шиян протирал рукавом телогрейки карабин, покрытый как испариной, мелкими капельками влаги.
Хвоя сосновых веток, из которых был сложен шалаш, где скорчившись лежал охотник, успела стать рыжей, и осыпалась от каждого неосторожного движения, открывая то здесь, то там дыры, через которые проглядывало серое, неприветливое небо. Но Шиян был благодарен судьбе и за это укрытие.
До Кедровой пади было отсюда километров двадцать. В таком состоянии он не дойдет. Была, конечно, небольшая пещера километрах в пяти. Но, во-первых в стороне от маршрута, а во-вторых все равно далеко. Тем более, что туда надо было бы натаскать дров для костра, а сил для этого не было. Тот костер, который он соорудил недалеко от шалаша, уже прогорел, и головешки дымно тлели, подернутые сизым пеплом.
Шиян вспомнил, как всего неделю назад он стоял в проеме открытой двери деревенского клуба, решая входить или нет. На приклеенном рядом с дверью листе бумаги значилось: «Беседа на тему: «Советские писатели о природе». Кинофильм «О чем молчала тайга» Начало в 18-00». Он знал, что клубом заведовала его спасительница – Татьяна, но слушать «беседу на тему» ему не хотелось, а уходить было особо некуда. На улице шел дождь. В двадцати метрах позади него несла свои воды Ботчи, плавно качая вверх-вниз плавучий мост, и тогда цепи, которыми он был пристегнут к вбитым на берегу бревнам, отзывались недовольным лязгом. Иногда вода перехлестывала мост, на мгновение скрывая его из виду, но потом скатывалась, открывая взору мокрые, скользкие, матово отсвечивающие, доски, покрывавшие скрепленные скобами бревна.
Внутри клуба, представлявшего из себя пусть большой, но вполне банальный сарай, стояло несколько ведер, в которые тонкими струйками барабанила вода, просочившаяся сквозь щели крыши. На лавках примостились тетки, привычно перемывающие косточки своим знакомым. Рядом с Шияном дымили папиросами несколько мужиков, которых терзали те же сомнения.
Он помнил, как Татьяна, тихо прокашлявшись, как бы призывая к вниманию, начала что-то рассказывать. Председатель сельсовета просто рявкнул бы: «А ну тише, вашу мать!». А тут, нате вам – покашляла. Интеллигенция. Помнил, как внезапно притихли бабы, услыхавшие плавную речь, пересыпанную отрывками из книг. Помнил, как вдруг по-новому взглянул на тайгу. «Вот ведь как можно слова подобрать… Это ж какие мозги надо иметь!» - думал охотник, уже пройдя внутрь, и заняв место ближе к углу, чтоб не сквозило. Он даже запомнил несколько строк из стихотворения, которое зачитала Татьяна.
Сейчас, лежа в шалаше, он попытался вполголоса их прочесть по памяти:
Посмотри как молчит природа,
Опьянев от своей же силы!
Как река набухает пеной,
Налетая на перекат…
Что там дальше было? А, вот, но это уже где-то в конце:
…Только здесь, побывав однажды,
Ты поймешь, как огромен мир!
Шиян зябко передернул плечами и шмыгнул носом. Выпрямил затекшую ногу. Дождь прекратился. Капли, стекая с листа на лист, падали вниз и весь лес наполнился дробным перестуком этих капель. Высоко в кронах деревьев гулял ветер, разрывая в клочья быстрые облака, сквозь которые все чаще просвечивало голубое небо.
Тот вечер в деревенском клубе снова всплыл в памяти. Фильм он смотрел с каким-то мальчишеским интересом. Там были такие же охотники как и он, та же тайга. Почти такой же схрон на поляне, который не так давно нашел он. Иногда ему даже казалось, что вот-вот на экране мелькнет Игнат. Но нет. Уже не мелькнет. Шиян даже не знал – похоронили его или нет. Разговоров об этом не было, а сам он не спрашивал. Да и с какой такой стати!?
Татьяна сидела впереди на самой первой лавке. Он видел ее затылок. Она, то ли что-то писала, то ли старалась что-то прочитать, низко наклонив голову. С ее места, даже на небольшом клубном экране, смотреть фильм было неудобно – слишком близко.
Когда рядом с Шияном скрипнула входная дверь, они с Татьяной обернулись почти одновременно. В проеме стоял ее четырехлетний сын в мокром пальто с остроконечным капюшоном и большими глазами смотрел в темноту клуба, выискивая маму. Краем глаза охотник увидел, как Татьяна, коротко вскрикнув, осела на пол. Перед глазами Шияна, как в кино, промелькнул весь путь, который в дождливой темноте проделал малыш по берегу моря, мимо сопки, через пустую деревню, по скользкому, ходящему ходуном мосту с перетекающей по нему водой… Он подхватил мальчишку на руки и понес его вперед, туда, где над Татьяной склонились кудахчущие тетки.
Кто-то побрызгал Татьяне на лицо водой из стоящего на лавке ведра. Она открыла глаза и быстро завертела головой в поисках сына. Шиян, который все еще держал малыша на руках, аккуратно поставил его на пол рядом с матерью.
- Боренька…, - ком в горле мешал Татьяне говорить, - как ты… откуда… Я же Наташе… ты же в казарме был.
- Там фильм не интересный, - виноватым тоном сказал мальчуган и, широко распахнув объятья, прижался к матери мокрым пальто.
У Шияна детей не было, и тем вечером он в очередной раз со смешенным чувством любопытства и какой-то странной горечи, смотрел на Татьяну и ее сына. Они, в сознании охотника были одним целым, чем-то неразрывным, невероятно прочным. Он чувствовал в этой хрупкой женщине силу волчицы, готовой, вздыбив на загривке шерсть, прикрыть собой детеныша, глядя в желтые глаза врагов…
Он не знал, что Татьяна почти три дня пролежала без сознания. Не знал, как она каждый раз была на грани обморока, едва завидев в море вынесенную рекой корягу, потому что в этот момент представляла своего сына, которого легко могло смыть с моста и уже никто… никогда…
Единственное, чего сейчас хотел Шиян, ежась от сырости, было уехать как можно дальше, избавившись от состояния постоянной опасности, от одиночества, от мельтешения веток перед глазами, от невозможности потратить накопленные деньги на те удовольствия, которые он представлял себе смутно, но от того не менее желанные.