Тундра

Сергей Одзелашвили
                Тундра.               



Ода  Северу  написанная  Батумцем.



Енисей  сверкал  зеркальной  гладью,  такой  величавой  умиро­творённостью.  Я  стоял  на  краю  яра,  за  спиной   простиралась  бескрай­няя,  вроде  как  безликая  тундра.  Усмехнулся,  может  для  кого  и  безликая.  Только  тут,  на  Севере,  по настоящему  начинаешь  понимать  и  ценить  ску­пую,  но  такую  проникающую  исподволь  красоту.  Тут  нет  той  южной  яркой  разухабистости,  тут  всё  на  полутонах.  Север  заставляет  думать,  созер­цать,  тут  требуется  работа  ума.  Но  когда  это  приходит,  ты  понимаешь  всю  глубину  тундры.  И  понимаешь  насколько  ты  сам  стал  тоньше,  муд­рее. 

Я   уже  писал,  но  снова  повторюсь,  может  именно  то,  что  Рос­сия - это  большая  часть  территорий  лежащих  на  Севере  и  условия  жизни  на  ней  настолько  сложны,  что  все  это  делает  россиян  иными,  не  такими  как  большая  часть  европейцев.  Мы  умеем  ценить  то,  что  с  таким  трудом  достаётся,  и  ту  красоту,  которая  делает  нас  тоньше  и  душевнее.  И  мы  умеем  защищать  это,  казалось  бы  вопреки  разуму,  отдавая  за  это  свою  жизнь.  И  это  наперекор  логике  и  здравомыслию  европейцев.

Чуть  холмистая  тундра  до  самого  горизонта,  в  душе  рождала  странные  чувства;  одиночества,  первобытной  ни  с  чем  не  сравнимой  свободы  и,  как  ни  странно  - печали.
Не единого  деревца,  да  какое  к  чёрту  деревцо.  Даже  распла­стано-прижимающейся  к  тундровому  фетру  лиственницы,  не  увидать.  Мо­жет  где  в  глубоком  логу  и  увидишь  чахлую  лиственницу  и  только  тогда   понимаешь  где  ты  живёшь.
Это  его  величество  Север.  С  ним  не  забалуешь.

Да  Бог  с  ней,  с  лиственницей,  под  ногами  такая  пронзительная  красота,  что  сердце  от  восторга  замирает.
Может  кто  и  видел  пушицу,  но  только  тут,  в  тундре,  она пред­стаёт  во  всей  красе.
Разве  где  увидишь  белые  волны  пушицы,  до  самого  горизонта  бегущие  валы,   под  могучим  дыханием  Северного  ветра.  Само  название  каково — ПУШИЦА.  Сколько  нежности  и  любви  у  русского  человека,  так  ласково  назвать  скромное  растение.

Смотрел  туда,  где  тонкой  полоской  угадывался  противоположный  берег.   
В  Грузии,  реки  небольшие,  хотя  бы  Кура,  которую  воспевали,  так   себе,   ручеёк,  реченька.  А  тут  ширина  Енисея  в  начале  устья  –  одинна­дцать  километров.
Мой  посёлок  располагался  у  протоки,  текущей  между  островом  и  берегом.  Что  могут  сказать  на  Материке  о  протоке.  Так  небольшой  ру­кав,  здесь,  чуть  более  километра  до  острова  и  это  «проточка».
Да,  как  всё  относительно.

А  разве  можно  представить  ширину  устья  реки  в  триста  кило­метров.  Это,  что-то  запредельное,  но  такова  ширина  величайшей  реки  мира — Амазонки.
Я  вырос  у  Чёрного  моря  и  размером  морской  глади  меня  не  удивишь,  но  Енисей  меня  потряс.
В  трех  километрах,  в  приземистом  посёлке,  забрехали  собаки.  Даже  собаки  здесь  другие,  пытались  с  Материка  завести  другие  породы.  Не прижились -  холод.  Здесь  два  вида  (если  так  можно  сказать)  собак:  ездовые  и  оленегонные.

Впервые  увидев  стадо  оленей,  которое  перегоняли  на  кормовые  площадки,  с  восторгом  смотрел,  как  маленькие приземистые  собаки  запрыгивали  на  спину  оленей  и  перебегая  со  спины  на  спину  не  давали  оленям  разбрестись,  закручивая  их  в  компактный  гурт.
У  меня  была  такая,  вся  чёрная,  без  единого  пятнышка,  умница  Леди.  Она  рвалась  пойти  за  мной,  но  оставил  её  на  привязи.  Хотелось  побыть  одному,   увидеть  токующих  турухтанов,  осторожных  зайцев  и  вз­балмошных  куропаток. 

Удивительно  яркая  птица  турухтан  и  где,  здесь  на  краю  земли.  Драчливые  в  борьбе  за  самку,  не  видят  вокруг  никого,  и  только  когда  подойдёшь  к  ним  близко  взмывают  небольшой  стайкой  и  перелетят  мет­ров  за  сто,  продолжая  свои  свары.
Красивая  птица,  необычная.

Я  на  Юге  слышал  о  ягоде  морошке.  Это  потом,  после  переезда  на  Материк,   понял  какое  это  чудо -  море  оранжевой  морошки,  не  оди­ночные кустики,  как  на  болотах  под  Петербургом.  А  тогда  на  Севере,  оранжевые  по­ляны  морошки  принял  как  должное.  А  если  низкое  Солнце  просвечивает  ягоду,  она  просто полыхает  огнём.  Помню,  как  выпал  неожиданный  снег.  Морошка  торчала  над  тонким  снежным  покровом,  а  сзади  за  морошкой,  над  горизонтом,  висело  уже  холодное, негреющее  Солнце.  И  меня  эта  картинка  так  поразила.  Два  Солнышка  над  заснеженной  тундрой.  Я  это  запомнил  на  всю  жизнь.

Здесь,  в  Петербурге,   каждую  осень  наступает  охотничий  бум  по  сбору  черники  и  грибов.
Но  приехав  в  Заполярье,  я  не  представлял,  что  до  самого гори­зонта  могут  быть  голубые  поля  от  голубики  и  черники.  А  на  болотах  вишнёвым  цветом  полыхающая  клюква.

Впервые  попробовав  в  Дудинке,  в  столовой,  клюкву  с  сахаром,  честно  признаюсь,  был  не  в  восторге.  Но  Север  исподволь  меняет  чело­века  и  начинаешь  понимать  тончайшие  нюансы  и  клюква  из  этой  поро­ды.
Сейчас,  в  супермаркетах  продают  клюкву  размером  чуть  ли  не  с  черешню  и  полный  облом.  Осталось  только  название -  клюква.

Отвлекусь,  мы  богатейшая  страна  на  ягоды  и  даров  леса,  но  где  это  богатство.  Мы  продаём  всё  наше  богатство  заграницу,  а  своему  народу  кукиш  с  мас­лом,  где  та  же  знаменитая  клюква  в  сахаре.  Где  кедровые  орешки,  знаете  ли  вы,  то,  что  продают,  привозят  из  Италии  и  собирают  их  там  из  своей  сосны.  И  вновь  отвлекусь  чтобы  уточнить. 
Нет  в  природе  сибирского  кедра,  есть  кедровая  сосна.  А  в  при­роде  растут  четыре  вида  кедра,  и  все  на  юге,  и  их  орешки  невозможно  есть,  настолько  они  смолистые.  Но  я  отвлёкся.

Работая  старшим  рыбинспектором  Таймырского  Национального  Округа,  мотался  на  малом  сейнере  по  Енисею,   от  Дудинки  до  Диксона.
В  одной  из  командировок  в  низовье  попали  в  сильный  шторм.  А  волне  есть  где  разгуляться.  Ширина  Енисея  до  сорока  километров,  а  на  фарватере,  глубина  до  двухсот  метров.  А  качку  совершенно  не переношу. 
Короче,  нашли  на  подветренной  стороне  затон. 

Вышли  на  берег,  поднялись  на  яр  и…  вы  можете  представить  поля  грибов,  мы  шли  по  белым  груздям,  ногу  некуда  было  поставить.  А  подберезовики  шляпками  торчали  над  уже  кровавой  листвой  карликовой  берёзы.  Я  тогда  был  ду­рак,  молодой,  только  приехал  на  Север  из  Батума.  А  в  Батуми  грибы  не  в  чести,  а  точнее  не  приняты  в  употреблении.   И  я  не  сразу  привык  к  грибам,  но  сейчас…  сейчас  собираю  маслята  в  своём  питомнике  под  лиственницами  и  сосёнками  и  ем  их  с  жареной  картошечкой,  с  лучком,  с  таким  наслаждением. 
До  смешного  доходит,  грибников  в  лесу  больше  чем  грибов.
Целые  карательные  экспедиции.  Можете  представить,  в  Петер­бурге,  в  выходные,  набираются  пригородные  электрички  по  грибы. 

В  тех  же  вылазках  по  Енисею,  ближе  к  Диксону,  появляются  скальные  выходы  среди  тундры  и  тут  царство  лишайников.
Я  с  детства  благоговел  от  лишайников,  мхов  и  папоротников.  Благо  в  Батуми  их  море,  всё же  субтропики. Но  вот  здесь,  в  Заполярье,  поразительные  накипи  лишайников  на  камнях.  Это  не  передать  словами -  удивительной  силы  картины.  Фисташковые,  жёлтые,  почти  белые,  олив­ковые,  кроваво-красные  и  тёмно-бордовые.  И  все  эти  цвета  могут  быть  на  одном  валуне.

И  здесь  же,  на  озёрах,  видел  нереальную  картину  в  белые  ночи.  Стая  лебедей  взлетев,  в  лучах  низкого  Солнца  приобретала  совер­шенно  сумасшедший  розовый  цвет.
Впервые  увидев,  подумал,  вероятно  это  такие  лебеди.  И  только  когда  они  сели  на  воду  увидел,  что  они  белые.
Север - это  мои  лучшие  годы,  и  пусть  в  эти  годы  потерял  слух  и  зрение — Север,  моя  любовь  навсегда!

Мне  хотелось  вам  передать  свои  чувства,  свои  мысли.  Но  разве  можно  втиснуть  десятилетнюю  жизнь  в  маленькую  миниатюру.
Но  я  попытался.


1  сентября  2016