Это ещё как посмотреть. Да, с одной стороны, вроде бы, Фёдорыч был заурядный забулдыга, но с другой... А, если разобраться по сути то, что ему оставалось делать? Проработал он всю жизнь трактористом, а тракторист, сами понимаете, тому вспаши, тому подвези. Фёдорыч никому не отказывал. А почему бы и нет?! Соляра хоть залейся, техника казённая. А оплата, знамо дело, пол-литра. Так что палат каменных он не нажил, но нос, как говориться, каждый день был к табаке.
Выход на пенсию совпал с окаянными девяностыми. Всем тогда трудно пришлось. Не миновала лихая година и его семью. Старший сын Лёха — тихий выпивоха, сгорел на работе. В буквальном смысле. Когда разбирали пожарище, то обнаружили его обгорелое тулово. А младший Борька — с одной отсидки, на другую. Того никакая лихоманка не берёт. А старуха его, Макаровна, то в дурке кукует, то дома кренделя куролесит. Вот и осталось Фёдорычу на исходе седьмого десятка последняя радость...
По нему можно часы сверять. Как утро, он с утаённой от пенсии заначкой отправляется по ежедневному маршруту и возвращается с заветной чекушкой за пазухой, а потом и прикладывается к ней раз за разом. Причём пьяным его никто никогда не видел, а только так, навеселе.
С недавних пор обзавёлся Фёдорыч животинкой. Приятель всучил ему щенка, из которого произросла мелкая, беспородная, уродливая, плюгавая и колченогая сучонка, самозабвенно преданная своему хозяину, неуклонно сопровождающая, ревностно охраняющая его от любых посягательств посторонних и ожесточённо облаивающая все проезжающие рядом с домом автомобили. Так и осталось в памяти одинокая сгорбленная фигура старика, бредущего неуверенной походкой, и семенящая за ним собачонка.
Все соседи уже привыкли к её беспрерывному тявканью и не обращали на него внимание. Но когда у неё начиналась течка, и со всей округи сбегались кобели, то это уже был невыносимый дурдом.
— Фёдорыч, да запри ты её куда-нибудь, уже мочи нет, — умоляли его.
— Да куда ж я её запру? Они же сокрушат всё, пока не добьются, — разводил он руками.
А в остальном Фёдорыч был нормальным мужиком, и зла никому не чинил, а потому, видать, за его незлобивость, Бог и прибрал его тихо: вечером лёг спать, а утром не проснулся, как раз в самый канун Рождества.
Провожать Фёдорыча вышел весь посёлок: никто не знал за ним недоброго слова. Когда приехал автобус-катафалк, никто тогда не обратил внимания, что его приезд не сопровождался обычным визгливым облаиванием, а про сучонку и вовсе забыли бы, коли б, когда стали подходить к гробу прощаться, она не путалась бы под ногами.
— Что, и ты хочешь проститься со своим любимым хозяином?
Уже пьяный с утра Борька приподнял собачонку и поднёс к гробу.
Стоящие рядом охнули: из собачьих глаз покатились слёзы...
После похорон собачонка несколько дней отказывалась от еды, всё неприкаянно рыскала по двору, разыскивая Фёдорыча.
Потом пропала...
Когда на девятый день родственники отправились на кладбище, то на заметённой снегом могилке обнаружили небольшой холмик: свернувшуюся калачиком собачонку, что не захотела расстаться с любимым хозяином и в той — другой жизни…
Нет, мы не скорбим об ушедших в мир иной..., мы плачем о себе, оставленных неприкаянными на этой грешной Земле.
П-ов Ямал, Мыс Каменный, 2016г.