Куда катится ослик?

Ват Ахантауэт
 
    Позёвывая беззубыми арками, измождённый старый двор клонится ко сну. Сгорбленные фонари потрескивают полудохлыми лампочками. Сытые дворовые кошки лениво вычёсывают блох-приживалок. Изношенные ненавистной работой люди-зомби тыркаются не в свои подъезды, набирают не свои коды, просят не своих консьержей открыть чёртовы двери. Спившиеся консьержи ржут в динамик домофона и открывают двери не своим жильцам. Какая разница, кто будет обссывать подъезды и черкать чёрным маркером «х*й» на стенах лифтов?

    Перед одним из домов однорукий, но поджарый старик играет в бадминтон с шестилетним внуком. Играют они так каждый вечер, практически наугад или наощупь. Отведя ракетку для броска, мальчишка каждый раз кричит «На тебе!» и в последний момент умудряется отбить волан совершенно в другую сторону. Дед матерится и чешет сивую голову. Со скрипом сгибается, чтобы поднять волан, шаркает одной рукой по асфальту, но каждый раз поднимает что-то другое: то камень, то окостеневший собачий катях, то пустую пачку от сигарет, то чей-то глаз, а иногда и кошку. Не всем кошкам нравится играть в бадминтон. Не каждая соглашается стать воланом для однорукого деда и мальчишки-полудурка. Но иногда это самый быстрый и эффективный способ добраться до крыши дома, где нахохлившиеся и бестолковые птенцы голубей безмятежно дремят в объятиях матерей-сизарок. Умирают птенцы быстро, во сне, без боли и страха. Кошки превосходные убийцы. Взрослые голуби, не будь дураками, разбегаются по щелям и замирают между балок.

    Сегодня ни одна кошка не взлетела на крышу. И деду не пришлось гнуть костлявую спину. Он достал из кармана заранее припасённый волан и запустил его в матёрую каштановую листву. Провёл внука, старый пройдоха. Но мальчик не успел разозлиться. С лязгом отворилась подъездная дверь, выпуская в спёртый сумрак маленькую рыжеволосую девочку. Она везла на верёвочке игрушечный железный грузовичок с притаившимся в кузове текстильным осликом. Ослик был потрёпан, множество раз заштопан и перешит. Голова держалась на ниточке и уныло свешивалась из кузова. Да и ослик ли это был? Скалозубый, с одним рогом, жёлтый тряпичный парнокопытный. Но девочке он виделся осликом.
 
    А хозяйка ослика, в отличие от неодушевлённого питомца, не была ничем примечательна. Рыжие стружки волос, спиральками торчащие, щекастое лицо с крохотным, почти отсутствующим лбом, крепко сжатые губы и немигающий психопатический взгляд. Ничего особенного. Синие колготки гармошкой сборили на угловатых коленках, чёрное платьице с белым бантом на воротнике и красные лаковые туфли, украденные из материного шкафчика. Не одна, так другая при каждом шаге сваливалась с щуплой девчачьей ножки. Девочка поднимала туфлю и надевала её на другую ногу, в надежде, что с неё не свалится.

    Таща кургузый грузовик с ослом-мутантом, девочка прошлёпала мимо бадминтонистов. Остановилась, ковырнула нос и бросила в пространство между игроками:

 - К чему это всё?

   Не дожидаясь ответа, покатила свой убогий транспорт дальше. Однорукий дед призадумался, выудил из кармана помятую папиросу, прикурил, чиркнув жёлтым ногтем по пряжке ремня, и всхлипнул. Мальчишка подскочил к деду, выкрутил единственную руку и забрал папиросу. Ему понравился вопрос девчонки с грузовиком. Докурив дедову заначку, он сплюнул и прокричал:

 - А к е*ене матери, вот к чему!

   «Смышлёный внучок» - подумал дед, хмыкнув. Прожив почти девяносто лет, он до такого не додумался, а пацан возьми и вылепи! Ох и умная молодёжь пошла, замысловатая! Дед влепил шуточный подзатыльник внуку-вундеркинду и потрепал его за диатезную щёку. Мальчик гыкнул и выплюнул очередной молочный зуб.

 - Аглая! Аглая! – заорала с балкона толстомордая тётка в бигудях. Поролоновые папильотки еле держались на густых крепких рыжих кудельках. Тётка звучно высморкалась и продолжила выглядывать кого-то во дворе.

 - Девку свою ищет, ага? – прокаркал дед себе под нос.

 - Не видали рыжую малую? – приметив деда с мальчишкой, крикнула тётка.

 - Она не вернётся! – крикнул мальчишка, надул щёки и закатил зрачки к верхним векам.

 - Что ты брешешь, жирдяй! А не вернётся, так и хер с ней, – устало сказала тётка и облокотилась на перила.  – А вот ты, щегол, поди, невесту упустил.

  Старик захихикал и толкнул внука локтем в бок.

 - Какая ещё невеста? – крикнул мальчик, - не буду я жениться на твоей дочери!

 - А кто сказал, что она моя дочь? – захохотала женщина. – Бродит тут по дворам, бирюльки свои катает, во ко мне и повадилась. Мамкой кличет. Дурная девка.

 - Ну рыжая же! – буркнул мальчик.

 - Ха, рыжих-то как собак нерезаных! – хохотнула тётка.

 - И такая же страшная!

 - Это я-то страшная, а? В молодости красавицей была! – оскорбилась тётка и нахмурилась.

   Ниже этажом загорелся свет в окне. Створка резко распахнулась, в проём высунулась небритая мужицкая физиономия.

 - Чего орёте, уважаемые? – прогнусавил мужик. – Берите бутылку и айда ко мне, разговоры будем разговаривать.

 - Дед, пойдём, а? – мальчишка потянул деда за рукав.

 - Малой ещё с алкашами валандаться. – просипел дед.

 - Дык я это, разговоры разговаривать! – надулся мальчишка.

 - Ишь, грамотный нашёлся! – единственной рукой дед залепил оплеуху внуку и захихикал.

 - Ну чего вы там, малахольные? Подымаетесь? – повысил голос небритый.

 - Спотыкаемся аж! – ответил дед. - Захлопни свою конуру, нечего пацана поваживать.

 - Ну вас в жопу, девки кисейные! – разозлился мужик.

 - Давай я к тебе поднимусь, говорун! – вульгарно-кокетливым голосом спросила рыжая тётка и заржала.

 Мужик задрал голову вверх и прищурился оценивающе.

 - Так себе баба, но на безбабье и ты сгодишься. Пузырь не забудь!

 - Уже бегу! – поправив бигуди, проворковала рыжая и скрылась в квартире.

 - Таперяча будут глотки драть и пружинами скрежетать. – прошамкал дед и направился в сторону подъезда.

 - Дед! Нам не сюда. – догнал его мальчишка и повис на единственной руке.   

  Навстречу им, отмахиваясь от густых туманных лапищ, показалась рыжеволосая Аглая. Игрушечный грузовик противно скрипел проржавевшими колёсами. Девочка монотонно, как пономарь, бубнила что-то из репертуара System of a down.

 - Хорошая песня. Крепкая, лютая, но хорошая. – причмокнул дед. – Только исполняешь без выражения! Дед выжидающе уставился на Аглаю. Мальчик, презрительно скривив рот, отвернулся от девочки.

 - Да где взять-то его, выражение? Жизнь без выражения, и песня вот тоже. - как-то по-взрослому вздохнула Аглая и неожиданно для себя моргнула.

 - А давай покажу, коли не брезгуешь! – разохотился старик и повёл заиндевевшими плечами. Мальчик фыркнул и отодвинулся от деда. Ему неприятны были стариковские выкаблучивания.

 - Валяйте! – мрачно буркнула Аглая, скрестив руки на груди.

    Старик в предвкушении зашлёпал влажными губами, почесал единственной рукой впалую грудь, широко расставил ноги и, заиграв на воображаемой гитаре, исступлённо заблажил свой излюбленный кусок:

Why have you forsaken me,
In your eyes forsaken me,
In your thoughts forsaken me,
In your heart forsaken, me oh,

    Не допев последний куплет, старик зашёлся в полукашле-полусмехе, затопотал ногами, хватая себя за горло. Аглая, как взрослый дюжий дядька, от души похлопала старика по спине и только потом зааплодировала.

 - Сержу Танкяну придётся поискать себе другую работу, - серьёзно сказала девочка.

 - Тю! Я слишком стар для этого дерьма. – кинематографично изрёк старик и с хрипом вздохнул.

    Мальчишка, косясь на горластого деда и полоумную безлобую девку, времени зря не терял. Он залез большим и указательным пальцами себе в рот и старательно выкручивал коренной молочный зуб, который никак не желал отваливаться самостоятельно. Дед, приметив манипуляции внука, всхохотнул:

 - Смотри-ка, шкет, моложе меня, а зубов почти не осталось! – старик отверз свой иссохший рот и продемонстрировал десяток уцелевших зубов.

 - Ду… - отплёвываясь, прогундел мальчишка. – Ду…

 - Сам ты дурак! – сухо и беззлобно произнёс дед.

 - Ду… - не унимался мальчик. – Ду хаст! Ду хаст михь!

 - Яблоко от яблони далековато откатилось. – фыркнула Аглая. Она не любила Rammstein.

 - Сама ты яблоко. – прошипел мальчик, - Гнилое, с червём.

 - У такого зачётного деда такой беспонтовый внук. – хмыкнула Аглая и шмыгнула носом. – Ладно, мне пора сваливать. Мамка заждалась.

 - Она тебе не мамка! – с вызовом бросил мальчишка.

 - А вы её не слушайте! Мамка она. Родила, а теперь чурается, дура.

 - Да нам насрать, кто она тебе. Иди своей дорогой, кати свою железяку.  - мальчик пнул грузовик. Машинка накренилась, из кузова вывалился ослик и ткнулся мордой в лужу.

 - Злой ты, беззубый! Не быть тебе моим женихом. – отрезала девочка, отряхивая промокшего ослика и целуя его в замусоленный лоб.

 - Много чести! С ослом своим целуйся, а на меня не поглядывай. – со злостью пригрозил мальчик и потянул деда за собой.

 - Ох, и правда, ведь откатилось яблоко-то. – бубнил себе под нос старик. – Ты это, Аглая, приходи завтрева, мы опять волан гонять будем. Научу тебя! Опосля скувякаем что-нибудь в две глотки.

 - А приду наверно. Занятно с вами.

 - Дед, хватить лясы точить, пошли! – заканючил мальчик.

 - Дык иди! Дороги не знаешь? Догоню.

   Мальчишка нехотя побрёл вперёд, оглядываясь на деда и корча мерзкие рожи невозмутимой Аглае.

 - Не серчай на пацана, Аглая. Сирота он при живых родителях. Да и зубы лезут, вот и злобится. – оглядываясь на кривляющегося внука, сказал дед.
 
 - Прям как я. Никому не нужна. – вздохнула девочка. – Все гонят и глумятся, к кому бы ни подалась.

   Дед хотел что-то сказать, но Аглая опередила:

 - Вот. Пусть берёт, мне он без надобности. – Девочка подняла с асфальта грузовичок, обтёрла подолом платья и протянула старику.

 - А в чём ишака своего катать будешь? – удивился дед.

 - Ха! Глазастый вы какой! Никто в нём ишака не признаёт, а вы признали! – заулыбалась Аглая и мелко заморгала. – А в руках носить буду. Ноша-то своя.

 - Дык, чаво не признать? Зубья в три ряда, рог набекрень – чем не ишак? – ободряюще захихикал старик. – А за машинку спасибо. Обрадуется пацан. И в долгу не останется.

 - А где ваша рука? – дотрагиваясь до дедовой культи, спросила Аглая и снова заморгала.

 - На войне растерял. Кусочек на одной, кусочек на другой. Во, немного осталось ещё. Стало быть, ещё повоюем. Не всё потеряно. – вздохнул старик.

 - Круто. Тоже хочу так.

 - Тьфу на тебя, девка! – добродушно цыкнул старик, - Успеешь ещё сломаться. Проводить, можа, тебя? Темно уже.

 - Сама докандыбаю. Вон у мамки окно загорелось. Явилась. Сейчас вой поднимет.

 - Ну тогдась до завтра, Аглая. – попрощался старик и, нахмурившись, пошёл прочь.

 - Ну да, ну да. – прошептала девочка.

   Запевая новую песню из репертуара любимой группы, Аглая зашагала к дому. У подъезда она увидела сутулую мужскую фигуру. Фигура, покачиваясь из стороны в сторону, еле слышно чертыхалась. Подойдя ближе, Аглая узнала соседа с нижнего этажа. Крепко прижав к груди шитого-перешитого ослика, девочка решительно двинулась к подъезду.

 - Эээ! А ну стой! – осклабился поддатый сосед и переградил дорогу к подъезду. – Не шастай сюда больше!

 - Ты чего, хмырь? А ну, пусти! – набычилась Аглая. – Я домой иду!

 - Вот домой и иди, а то загостилась! Как велели, так и передал! – непроизвольно пожал плечами мужик и ушёл в подъезд, хлопнув дверью.

   Ещё крепче прижав к себе страшную, но любимую игрушку, Аглая захныкала. Крупные слёзы быстро впитывались в матерчатое ослиное темя. Ноздри девочки щедро выпускали зелёные подтёки соплей. Верный ослик безропотно принимал на себя любые последствия хозяйкиных страданий. Аглая стояла босая. Красные туфли, одна за другой, сползли с её ножек и затерялись, пятки на колготках изорвались. Рыжие кудряшки пригнулись от влажности и прилипли к щекам девочки. Неприкаянная Аглая, с немигающим взглядом и поджатыми по-старушечьи губами, осталась совсем одна в этом дёрганом и стылом мире.

 - К чему это всё? – спросила Аглая, глядя в раскосые ослиные глаза. Но залитый слезами, слюной и соплями ослик упрямо молчал. Ослы – они такие.