Отравленный колодец

Валерий Рыбалкин
   1.
   Страсти накалялись. Расширенное заседание родительского комитета в одной из школ шахтёрской Горловки грозило закончиться скандалом. Речь шла о заведующей учебной частью Зинаиде Ивановне.
   – Или вы уберёте отсюда эту жабу или ноги моего ребёнка в этой школе больше не будет! – резала правду-матку одна из активисток. – У меня муж в ополчении служит, а тут… и нечего свидомым (компетентным, знающим) нацистским прихвостням охмурять наших детей! Ну чему она может научить школьников, если у неё у самой мозги набекрень? Правильно, бабы? Пусть мотает отсюда подобру-поздорову, а то ведь мы можем и силу употребить!

   Народ зашумел, заволновался. Ещё бы, регулярные «укроповские» бомбёжки, разрушенные дома, убитые и раненые соседи – всё это довело людей до последней черты. Ненависть к хунте, к тем, кто пришёл сюда убивать, насиловать и грабить, зашкаливала. Но директор Ирина Павловна, перекрывая своим поставленным учительским голосом общий гвалт, предложила завучу ответить на предъявленные обвинения. Собственно, они с Зиной были в некотором роде подруги и даже одноклассницы. Но сейчас это не имело абсолютно никакого значения. После киевского майдана страна буквально раскололась на два лагеря. Особенно здесь, в Донбассе. И зачастую члены одной и той же семьи находились по разные стороны баррикад, стреляли друг в друга.
 
   –  Ну что ещё нового я могу вам сказать? – встала из-за стола президиума невысокая пожилая женщина. Та самая, которую обозвали жабой. – Много лет я учила ваших детей истории великой Украины. А теперь москали, захватившие власть в Донбассе, говорят, что наши учебники написаны безумцами и маньяками. Именно так они называют украинских профессоров и академиков – учёных с мировым именем, сделавших так много для страны! А может быть безумны сепаратисты, расколовшие Украину? Люди! Одумайтесь!..
   Но, заметив неприкрытую звериную ненависть в глазах земляков, Зинаида Ивановна поспешила перейти к резюме:

   – В общем, как хотите, а я буду учить детей по старой программе. Другой сейчас просто нет…
   Однако время разговоров и уговоров давно прошло. Теперь за неверно сказанное слово приходилось отвечать, не сходя с места. Договорить училке не дали. Возмущённые такой неслыханной наглостью, женщины буквально вытолкали её за дверь и пригрозили расправой.

   Зинаида, действительно, училась вместе с Ириной в этой самой школе в шестидесятые годы прошлого века. Однако даже тогда количество часов русского и украинского языков, а также литературы, было здесь одинаковым. Трудно сказать, кто и зачем принуждал детей русскоязычного Донбасса изучать чуждую для них «мову»? Ребята об этом не задумывались – надо, значит надо. И только завидовали одноклассникам, которые в силу ряда причин были освобождены от уроков украинского.

   После школы подруги поступили в педагогический институт, но на разные факультеты. И спустя пять лет Ирина стала филологом, а Зинаида – историком. Обе вышли замуж. Но одна устроилась учительницей в родную школу, а другая уехала с супругом на Север за длинным рублём. Туда, где двенадцать месяцев зима, а остальное – лето. Вернувшись, Зина, недолго думая, «поделилась» деньгами с кем надо из шахтёрского начальства, и семья её без проблем вселилась в шикарную трёхкомнатную квартиру – на зависть тем, кто долгие годы стоял в огромной очереди на жильё. Обман этот прошёл гладко, никто ничего не заметил. С работой у молодого педагога тоже проблем не было – Ирина с распростёртыми объятьями встретила подругу в стенах родной школы.

   2.
   Быстро летело время. Перестройку сменили лихие девяностые, и тут вдруг выяснилось, что на Украине все равны, но украинцы – намного ровнее прочих! Для титульной нации любые пути-дороги были открыты. А остальные, особенно русские, стали людьми второго сорта. Неспешно, шаг за шагом вползала в души людей ядовитая змея национализма и ненависти. В СМИ заговорили о том, что украинская нация – самая древняя, самая мудрая, самая передовая во всех отношениях. Но в то же время – постоянно угнетаемая коварным северным соседом.

   К грубой лести редко кто остаётся равнодушным. А она слащавым потоком вдруг потекла из всех щелей в головы охмуряемых пропагандой людей, уподобившихся глупой вороне из басни Крылова. Многие, правда, сомневались поначалу. Но годы шли, а пресловутый сыр по-прежнему оставался в разинутых клювах гордых своим происхождением хозяев страны. Более того, вожделенный продукт постепенно изымался у представителей других национальностей и переходил в безвозмездное пользование украинцев. Не за какие-то там конкретные заслуги, а просто потому, что они считались самыми мудрыми, титульными, потомками великих укров – основателей земной цивилизации.

   Прошло ещё несколько лет, и многие, да что там, большинство представителей «национальных меньшинств» загорелись желанием стать полноправными гражданами страны. А почему нет? У кого-то деды-прадеды имели украинские корни, у кого-то фамилия была соответствующая. Языку учили со школьной скамьи. Правда, почти во всех городах, включая Киев, на бытовом уровне преобладал русский. Но это, как вещала всезнающая пропаганда, были всего лишь козни злых москалей, преодолеть которые предстояло гордым патриотам своего великого Отечества.

   С некоторых пор в порыве националистического бума молодые люди стали массово записывать себя украинцами. А для тех, кто этого не сделал вовремя, появились всевозможные патриотические организации. Например, РУН – объединение Русскоязычных Украинских Националистов, активисты которого объясняли юношам и девушкам, что злокозненные москали в своё время насильно выучили их порабощённых предков русскому языку, а также запретили тем называть своих детей украинскими именами. В качестве доказательства ребятам показывали составленную «профессорами» из Киева маловразумительную хронологическую таблицу.

   Конечно, молодые верили. Ведь то же самое они слышали и в родной школе, и в украинских СМИ. Поэтому, вступая в РУН, новоиспечённые украинские националисты давали торжественный обет общаться со своими нынешними и будущими отпрысками исключительно на державной «мове», чтобы никогда не пресеклось их «священное украинство»!
   Закономерно возникает вопрос, почему соглашались с произволом, не били тревогу люди старшего поколения? Нет, они, конечно, пытались что-то делать, только молодым со школьной скамьи внушили, что их родители – тупые упрямые «совки», не верящие в национальную идею, в высшее предназначение Украины. Собственно, так оно и было. Воспитанные в СССР не понимали и не принимали всю эту несусветную чушь. Но идти против власти боялись – трудное это дело.

   На фоне воспитанной в духе патриотизма и национализма молодёжи старшее поколение чувствовало себя изгоями, отбросами общества. Поэтому очень многие стали переходить на сторону вновь созданной государственной машины, не думая о последствиях, о том, что страна со временем превратится в ужасное подобие нацистской Германии. Родители стремились дать детям образование, вывести их в люди. Но для этого надо было поддерживать новую идеологию и самое главное – принять украинство.
   Нет, ни в коей мере я не собираюсь здесь никого оправдывать. Хочу только рассказать вам, мои дорогие читатели, как всё это происходило.

   3.
   Когда в 1991-м году распался Союз, когда была провозглашена независимость Украины, Ирина с Зинаидой работали учителями в родной школе на окраине шахтёрской Горловки. Было им по тридцать семь лет – самое время подводить первые жизненные итоги. Директор ценил подруг, мужья у обеих трудились в шахте, а дети учились здесь же, под наблюдением матерей-педагогов.

   Долгое время ничего не менялось. Но вот однажды из Киева прислали нового начальника городского образовательного департамента. Родом он был из западных областей, говорил преимущественно по-украински с характерным акцентом, а на лацкане его пиджака многозначительно поблескивал небольшой значок с изображением, как потом выяснилось, Степана Бандеры. Улыбчивый и общительный, мужчина быстро расставил приехавших с ним людей на ключевые посты в своём ведомстве, а затем провёл общее собрание учителей города.

   – Донбасс – это Украина, – начал свою речь новый руководитель с трибуны городского ДК. – А у вас здесь школ с украинским языком обучения – минимум. Позор! Считаю, что это большая недоработка, и в ближайшее время мы с вами должны её исправить самым решительным образом!..
   От таких речей директора школ, сидевшие за столом Президиума, стали взволнованно перешёптываться. Их волнение передалось учителям в зале. А когда новый начальник покинул трибуну, на его место вышел директор той самой школы, в которой учительствовали наши подруги. Мужчина взволнованно протёр очки, обернулся к чиновнику и высказал вслух то, о чём молчали остальные:

   –  Замечу, уважаемый, что вы приехали издалека, видимо, не знаете местных условий, и я позволю себе вас поправить. Город наш русскоязычный, и украинские школы здесь не нужны в большом количестве…
   – Нет уж, позвольте вам возразить, дорогой коллега, – оборвал его один из приезжих. – Мы все живём в Украине, украинский язык у нас государственный, поэтому…
   В общем, несчастному оратору буквально заткнули рот, а спустя месяц ему предложили оставить занимаемую должность. На его место назначили некую Оксану Опанасовну – молодую напористую тридцатилетнюю женщину. Добавлю, что это было первое и последнее собрание, на котором говорили по-русски. Державная «мова» вступала в свои права.

   4.
   Новая директорша с энтузиазмом принялась наводить свои порядки в школе, где работали наши подруги. Вполне ожидаемо язык обучения был изменён. Для преподавателей, выросших на Украине, такое нововведение не было решающим – «мову» они изучали в детстве. Но те, кто приехал из других республик СССР, были сильно озадачены.

   Людмила Анатольевна, преподаватель математики, ещё в советское время получила звание заслуженного учителя. Многие поколения её выпускников с благодарностью дарили цветы своей постаревшей учительнице, приходя в родную школу. Но украинский она не знала, и это решило судьбу несчастной женщины.
   – Поздно меня языкам обучать, – сказала она Опанасовне, когда та пригласила её в свой заново отделанный, украшенный символами Украины директорский кабинет. – Посмотрела я тут недавно методичку из Киева. Улыбнуло: треугольник – трикутник, многогранник – гранчак, перпендикуляр – стирчак, прилежащий угол – прилеглый. Можно было бы посмеяться, только… надеюсь, вы позволите мне в виде исключения вести уроки математики на русском языке? Ребятам так будет легче и удобнее.
 
   Однако слова эти задели ярую националистку за живое, подействовав на неё, будто красная тряпка на разъярённого быка. Директорша окинула стоявшую перед ней худенькую пожилую женщину начальственным взглядом, достала из сумочки сигарету, но, так и не закурив, сказала твёрдо и нарочито по-украински:
   – Значит так, уважаемая, либо вы будете делать то, что предписано законом, либо мы с вами расстаёмся. Чемодан – вокзал – Россия. Нам некогда нянчиться с теми, кто не уважает украинский язык, украинскую нацию и великую нашу мать – Украину! К тому же мы не можем доверить воспитание детей случайным людям!

   К концу дня слова эти узнали все – вплоть до последней уборщицы. И каждый учитель решал для себя, как жить и что делать дальше.
   – А мне жалко Людмилу Анатольевну, – поделилась с  Зинаидой Ирина. – Вот так, честно отработаешь всю жизнь на одном месте, а потом придёт какая-нибудь… и вышвырнет тебя на улицу. Может быть, поговорим с Опанасовной?
   Но подруга не ответила, как бы невзначай переведя разговор на другое. Причём, через неделю она без напоминаний перешла на украинский язык в беседах с директоршей, а затем и с другими учителями.

   Будучи историком по образованию, Зинаида с лёгкостью забыла всё, чему её учили в советском вузе. И когда появились учебники с изменённой трактовкой украинской истории, со сказками про древних укров, она с видимым старанием и усердием принялась закладывать основы новой националистической идеологии в головы своих доверчивых учеников. Взрослым же на родительских собраниях училка эта также настоятельно рекомендовала прочесть и усвоить псевдоисторический бред из учебников. Бог ей судья!

   5.
   Многие пришли на вокзал проводить Людмилу Анатольевну – и ученики, и преподаватели. Она уезжала на малую Родину, оставляя в этом шахтёрском городе частицу своего большого сердца. До прихода поезда оставалось время и, сидя на скамеечке в сквере, старая учительница сказала то, что надолго врезалось в память присутствующих:

   – Наша школа – это большой колодец с родниковой водой. Многие, и вы в том числе, всю жизнь пили из него чистейшую прозрачную влагу, благодаря которой выросли честными, умными, справедливыми, патриотами нашей великой Родины. Но сегодня враги рода человеческого отравили воду в этом животворящем источнике ужасным ядом украинского национализма. И дети, оскверняющие свои чистые души этой мерзкой жижей, со временем легко могут превратиться в кровожадных монстров – невиданных доселе чудовищ! Поэтому прошу вас, мои дорогие коллеги, ученики, родители – верните первозданную чистоту нашему священному источнику, иначе…
   Гудок электровоза не дал договорить старой учительнице, но провожающие и так прекрасно поняли смысл её обращения к тем, кто оставался здесь один на один с надвигавшейся с запада чёрной грозовой тучей.

   6.
   А школьная жизнь шла своим чередом. Ребята всё так же прыгали на переменках, а на уроках постепенно привыкали говорить по-украински. Отчётная документация, классные журналы, стенгазеты, плакаты – всё это пришлось писать и заполнять на «мове». И только дома да в тревожных снах – как дети, так и подневольные их учителя могли разговаривать и думать на своём родном русском языке. Если бы всё это случилось в одночасье, то роптали бы многие. Но ужасный удав, охвативший своим мерзким телом большую страну, душил очень медленно, наслаждаясь неограниченной властью и неспешно сжимая смертоносные кольца на теле несчастной жертвы.

   Зинаида окончательно приняла сторону директорши, и через какое-то время та сделала её заведующей учебной частью – вторым человеком в школьной иерархии. Ирина же освоила преподавание украинского, а по совместительству учила детей иностранной литературе. Весьма примечательно, что Пушкин, Гоголь и Толстой в новой Украине перешли в разряд иностранцев, и времени на их изучение отводилось совсем немного. Представьте себе стихи Александра Сергеевича в переводе на «украинскую мову», которые читает русский учитель детям русскоязычного Донбасса! Как это называется? У меня нет слов!

   Но Ирина Павловна нашла выход. Она научилась подбирать такие слова, от которых загорались глаза учеников. Она использовала факультативные занятия, находила в библиотеке и давала школьникам читать книги, по которым когда-то училась сама. И даже совершила покушение на «священную корову»: рискуя потерять работу, часть уроков украинского языка и литературы посвящала русским классикам, рассказам о подлинной истории государства российского, СССР и многому другому. Учителя, конечно, догадывались об этом, но молчали и даже помогали Ирине, памятуя наказ незабвенной Людмилы Анатольевны.

   Прошёл год. После летних каникул директоршу перевели на другую работу с повышением, а её место заняла Зинаида. Ирине предлагали стать завучем, но она наотрез отказалась, порекомендовав вместо себя другую достойную женщину. Без Опанасовны стало легче дышать, и на протяжении длительного времени коллектив школы по мере своих сил и возможностей противостоял насильственной украинизации и бандеризации Донбасса. Замечу, что в делах своих эти смелые люди были далеко не одиноки.

   7.
   Если без меры разогревать котёл, не имеющий спускного клапана, то рано или поздно он должен взорваться. Нечто подобное произошло в Донбассе. Киевский майдан, убийство призывников в Мариуполе, сожжение людей в Одессе – всё это переполнило чашу терпения жителей шахтёрского края. Началась война – открытое вооружённое противостояние. Регулярные бомбёжки превращали города в руины, гибли ополченцы, женщины, дети. Брат шёл на брата, сын – на отца.

   Муж Зинаиды Николай (Мыкола) был родом из Сумской области, жители которой, особенно в деревнях, говорили на классическом украинском языке. Благодаря киевской пропаганде, национализм там зашкаливал, и Мыкола вполне ожидаемо грудью стоял за «незалежну» Украину без москалей. Сына он определил в нацгвардию, а сам, приняв за воротник, не раз до хрипоты спорил с соседями, отстаивая идеи бандеровщины, которые давно и прочно пустили корни в его простецкой, проще пареной репы, головушке. Убедить жену в своей правоте мужчине не составило труда. Тем более – она сама искала оправдание тому, что ей приходилось делать в школе.

   Однако в самом начале войны Зинаиде пришлось оставить должность директора. Её место по праву заняла Ирина Павловна. Но оказалось, что национализм – это такая заразная болезнь, излечиться от которой почти невозможно. После того как Мыколу избили соседи за длинный язык и националистические убеждения, а Зинаиду буквально вытолкали взашей из школы, жить супругам среди «сепаратистов» да ещё в прифронтовой полосе стало некомфортно и даже опасно. Пришлось им, немолодым уже людям, продавать за бесценок нажитое имущество и квартиру, полученную когда-то неправедным путём, а затем, рискуя быть ограбленными или даже убитыми, пробираться через блокпосты с украинскими вояками на малую Родину Мыколы, в Сумскую область.

   Из всего школьного коллектива провожать бывшую директрису пришла одна только подруга Ирина.
   – А ты помнишь, – спросила она Зинаиду, когда стояли они у разбитого снарядами автовокзала, – как провожали мы когда-то Людмилу Анатольевну? Всё повторяется, только с точностью до наоборот. Значит, есть Бог на свете! И он платит тебе той же монетой, которой ты…
   – Да всё я помню, подруга, всё понимаю, – прервала её Зина. – Только пойми и ты меня. Ведь тогда, двадцать лет назад всё коренным образом изменилось, и надо было как-то выживать. Вот я и хотела…

   – Хотела напоить детей из отравленного колодца? Хотела, чтобы они потом запрыгали, заскакали на майдане? Ты этого хотела? Кто лгал им о древних украх? Кто вырастил несколько поколений нацистов? Кто…
   – Ой, да не мучь меня так! Я до конца своих дней буду помнить слова Людмилы Анатольевны об этом самом колодце. Он мне по ночам снился. И я старалась по мере сил, никого из вас не выдала. А ведь могла! Пойми, как я рисковала!
   Женщины замолчали, обдумывая сказанное. Действительно, за двадцать с лишним лет своего директорства Зинаида не сдала властям никого из преподавателей школы. Хоть и догадывалась, а может быть и знала наверняка, что творилось в стенах вверенного ей заведения…

   – А ещё я знаю притчу, – с видимым усилием сказала Зина, почувствовав, что подруга ей верит. – Один колдун отравил колодец. Люди, которые пили из него хотя бы раз, теряли разум, а души их становились подобны душам животных, как бы оскотинивались. Постепенно, шаг за шагом жители той страны все до одного стали сумасшедшими. Они не понимали самых простых вещей, ненавидели весь мир, но почему-то считали себя нормальными. Остался последний из могикан – правитель обезумевшей державы, по воле небес ни разу не прикоснувшийся к отравленной воде. Он понимал весь ужас, всю глубину страшной бездны, в которую скатился его несчастный народ. Но что мог сделать один нормальный человек среди множества двуногих животных? Прошло время, и толпа умалишённых подступила к стенам дворца, требуя, чтобы Царь выпил вонючей жижи со дна отравленного колодца и стал таким же, как они. Они кричали, что не потерпят безумца во главе великой державы, что он должен… 

   – И он выпил, потому что иначе – его бы растерзали! – воскликнула поражённая глубиной мудрой притчи Людмила. – Зина, ты умная, ты всё понимаешь. Но у тебя-то был выбор!
   – Ты не дослушала. На самом деле Царь выпил обычную воду, чтобы, прикинувшись безумцем, спасти свой несчастный народ. Вот и я поначалу хотела притвориться, а потом втянулась и… трудно сохранить душу и разум в чистоте, если вокруг тебя толпа умалишённых...

   – Подруга, опомнись. Ты помогала нам, ты пила чистую воду из нашего колодца. Куда тебе бежать? Оставайся. Люди поймут, простят, ты сможешь смело смотреть им в глаза!
   – Нет, – тяжело вздохнула Зинаида. – Я хлебнула отравы и стала безумной навеки. Мне трудно будет здесь с вами, нормальными людьми. Теперь моё место там – среди сумасшедших.
   И только когда отъезжающие погрузились в автобус, Зина в ностальгическом порыве подбежала, обняла Ирину и, улыбаясь сквозь слёзы, сказала ей какие-то особые прощальные слова. Будто передала эстафету директора школы – смотрителя того самого колодца с родниковой водой, о котором говорила им когда-то старая учительница.