Муза утреннего блюза

    
РИСУНОК АВТОРА

Не складывается, не находится, не получается.
Карандаш завибрировал в уставших пальцах и исписанным грифелем уткнулся в перечёркнутый вдоль и поперёк лист бумаги. Буквы поплыли, строчки слились в серую туманную массу.
С карандаша что-то шлёпнулось на растекшуюся словесную пачкатню.

Я хотела смахнуть букашку, наверное, паучка, заблудившегося на письменном столе, но засыпающие глаза начали различать фигурку, похожую на…
– Терпеть не могу затупившиеся карандаши, – услышала я тоненький капризный голосок. И «букашка», оказавшись девушкой размером чуть длиннее мизинца, поправив серое платье и потрогав блёклые растрепанные волосы, присела на краешек одной из книг.

Протерев очки и водрузив их на нос, я уставилась на свою ночную гостью.
«Кофе на ночь глядя – получай бессонницу, да ещё с глюками, – отметилось в моей голове, – даже серые человечки мерещатся».

– Думаешь, я тебе снюсь? – гостья хитренько прищурилась.
– Простите, вы кто? – как можно спокойнее спросила я.
– Я - твоя Муза, – представилась гостья. – Не веришь?
Я пожала плечами, машинально ткнув в ладонь карандашом. Больно. Не сплю.

– А вы…
– Маленькая? – перебила Муза. – Потому что ты, уж извини, поэтка никудышная. И серая я по той же причине.
Жаркая волна накатила на щёки, задрожала в глазах, защипала в носу.

– Правда она такая, – развела ручки гостья. – Кто её тебе скажет, кроме меня? Э-э, не реви. От рыданий твои вирши лучше не станут. – Она указала пальчиком на чайную пару. – Что там? Кофе?
Я достала из серванта вторую пару, налила из термоса напиток.
– Угощайтесь.
– Ложка есть? – Муза озадаченно взглянула на возвышающуюся перед ней ёмкость.
Я отрицательно покачала головой, придержала чашку, и гостья осторожно отпила глоток.

– Крепкий и без сахара, мой любимый, – Муза с наслаждение закрыла глаза, – в самый раз для сердцебиения и вдохновения. Кстати, ложка непременно нужна, из серебра. Для очищения воды и помыслов, чтобы лучше мечталось. У тебя есть мечта?
Я кивнула. Мечта сочинить сказку, необыкновенную, самую-самую сказочную…
– О чём спрашиваю, – махнула ручкой гостья, – добрый редактор, тысячные тиражи, гонорары, презентации, автографы. Все на это надеются, пока не поумнеют. Ладно, не смущайся и давай на «ты»! Согласна?

– С вами, то есть, с тобой…
– Рифмуй! – скомандовала гостья.
– В смысле?
– В смысле упражнения, заодно выявления ещё не раскрытых поэтических способностей. Рифмуй меня, Музу, – гостья взмахнула ручкой как дирижёр оркестра. – Муза…
– Муза… – тупо повторила я, но тут меня, наконец, осенило. – А! К слову, то есть, рифму к Музе. Э-э… Меня средь ночи посетила Муза в обличье сером и прохладном, как медуза, – промямлила я первое, что взбрело в голову.

Едва последнее слово растворилось в объёме комнаты, как моя гостья, превратившись в полупрозрачный мокрый комок, начала сползать с книги.
– Ой! – я испуганно зажала рот.
На столе, истекая морской водой – я отчётливо слышала шум набегающей волны и крик чаек – лежала медуза размером с кулак.

– Прохладная я или моя одежда? – захлёбываясь проговорила медуза. – Слово материально. Когда ты наобум перебираешь слова для рифмы, мне приходится принимать обличие всех предметов, пока ты не найдёшь подходящего.
Я втянула голову в плечи и опустила глаза, мгновенно представив маленькую Музу, вынужденную участвовать в творческих потугах, испытанных мною несколько дней назад. Стишок детский, а рифма просилась…

– В тиши ночной ко мне явилась Муза, прости, из угощений только кукуруза, – изрекла я очередную глупость.
Сейчас же передо мной возлежал объеденный кукурузный початок.
– Бессмыслица! Где романтика? Где полёт и фантазия? – пропыхтел початок, при этом из него вывалились оставшиеся сморщенные зёрна.

– Не хочет рифму подсказать мне Муза, порой найти слова мученье и обуза.
Кукурузный початок немедленно превратился в небольшой чемоданчик без ручки.
– Искать рифму, сочинять такой же труд, пусть не физический, но тяжкий и не каждому под силу, – прокряхтел чемодан.
– Шлюза, Тулуза, груза, арбуза, луза, союза, карапуза… – я перечисляла слова, которые, если бы умела, зарифмовала со словом Муза. А Муза исправно превращалась в каждый объект, при этом горестно вздыхала, или хихикала, или тянула презрительно «о-о-о».
– …аркебуза, картуза… – продолжала я мямлить.
– Это и есть «муки творчества», – просипел головной убор. – Сама видишь, не поэт.

– Согласна. – Я опустила голову. Тоска и усталость сковали, скрутили и выплюнули всё, что согревало и как-то поддерживало. – Проза легче.
– Разве проза не требует красоты слова? – вздохнул картуз. – Лишая бумажный лист белизны, ты забываешь, что его чистота предназначена для сохранения мудрых и добрых мыслей. И всякий раз он, как пелёнка для новорожденного, готов принять рожденные тобой слова.

Лист с незаконченными виршами сиротливо лежал в стороне под зыбким светом настольной лампы. Я машинально вставила карандаш в точилку, провернула несколько раз и… грифель, слабенько щёлкнув, сломался.

– Однажды мне явилась Муза под звуки утреннего блюза… – выдохнула я.
Над головой, за спиной, вокруг послышалась едва уловимая нежная мелодия. Могу поклясться, что она излучала цвета – светло-серо-розово-голубой и капельку серебристого.
На столе, посреди книг, ручек, карандашей и кучи бумаг с незаконченными словесными излияниями, нацарапанными неугомонным карандашом, стояла маленькая изящная Муза. В её аккуратно уложенных светлых локонах сияли вплетённые жемчужинки, а нежно-розовое платье окутывало и трепетало как облачко утреннего тумана.

Я протянула руку, Муза, ухватившись за палец, засмеялась, закружилась и исчезла…
Отмахнувшись от ночного наваждения, я зевнула и сладко потянулась.

В приоткрытую дверь комнаты прокралась моя кошечка Зося, прототип многих историй и по совместительству бесплатная натурщица.
Вспрыгнув на стол и обнюхав поверхность, она вопросительно покосился в мою сторону.

– Извини, Зося, гостья появилась неожиданно, я не успела тебя позвать, – сказала я, – к тому же, кто знает, подружились бы вы. – Кошка слушала более чем внимательно, распахнув свои яркие янтарные глаза. – Да, представь, ко мне только что приходила Муза.

– Мяу! – мявкнула Зося, давая понять, что я явно не в себе. Или кофе перепила.
– Мы разговаривали о поэзии, я угощала её кофе, – поспешно добавила я и запнулась, уставившись на чашку гостьи, из которой торчала крохотная серебряная ложка…

Писанина, с которой мучилась полночи, без малейшего сожаления отправилась в мусорную корзину. На сей раз карандаш не сломался и заточился идеально.
Положив его на приготовленный чистый лист, я обернулась в сторону окна. Небо посветлело, ложиться спать не имело смысла, вздремну, как обычно, в автобусе, по дороге на работу.
Кошка посмотрела на меня укоризненно, но понимающе. Обняв пушистое чудо, я прошептала ему на ушко:

На чистый лист слова ложатся не спеша,
Их не всегда дарует маленькая Муза.
Но замирает в радостном предчувствии душа,
Когда танцует Муза в ритме авторского блюза.