начало http://www.proza.ru/2016/08/18/658
1
И вот лежит себе Легитимов на диване, вспоминает вчерашнюю проститутку, развлекается этим, еще развлекается тем, что терзает себя всякими мрачными мыслями. Ничто не бодрит так человека, как мрачные мысли. И мрачность мыслей, вдруг, достигла такого предела, что Легитимов вскочил с дивана и как был в одном малиновом с синими узорами халате побежал вниз к выходу из своего особняка.
На улице был май, градусов двенадцать тепла, но Легитимов не боялся простуды, он бы закален банями, саунами с ныряниями в холодную воду, еще круглый год в самую стужу, он спал с открытой форточкой, и вот он в халате вышел на улицу и тут понял, что очень хочет писать. И пришла ему фантазия пописать с крыльца прямо в кусты, закупленные во Франции, это были такие особые кусты, которые имели необычайную пышность.
Но к крыльцу тут же подбежал с радостным лаем Жук, так звали кавказскую овчарку, и нельзя было не обнять пса, он бы этого не понял.
- Друг ты мой единственный, - шептал Легитимов ему в густую шерсть, а тот замер в объятиях хозяина и ошалело-радостные глаза его стали грустными, потому что он тут же почувствовал, что хозяин грустен. – Ты, брат, храбр, - продолжал шептать Легитимов, и у тебя нет ста миллионов долларов, ты не знаешь, что живешь в России и не обязан быть патриотом, у тебя нет жены, тебя никто не предаст, потому что предать тебя могу только я, а я тебя никогда не предам.
Легитимов еще бы ему чего-нибудь прошептал, но почувствовал, что они не одни. Он приподнял голову и увидел вокруг себя всю челядь, которая тоже вышла погулять и потрендеть на солнышке.
- Здравствуйте, Александр Алексеевич, - хором сказали они.
И ведь простая такая мечта – поссать в кусты с крыльца, а невыполнимая даже в своем родном поместье.
- Здравствуйте, люди добрые, - сказал Легитимов и опрометью бросился в сортир.
2
Особняк в элитном поселке он купил давно, в 1999 году, и сейчас Легитимова пугала дата покупки, это был шестое число июня (шестой месяц года), и подпись он поставил ровно в шесть часов вечера, то есть получались три шестерки. На это обратил внимание сам бывший хозяин, когда продавал этот особняк.
Это был вежливый еврей, который принял православие, и только потом Легитимов узнал об этом еврее, что тот был держателем обкомовского общака. Но человеком он был умным, приятным, хотя несколько свихнувшимся. Опять же тогда Легитимов не знал, что на еврея было совершенно три покушения. Потом этот еврей уехал в Израиль и затерялся. Но тогда он сказал:
- Я не хочу вас пугать, Саша, но вы задумайтесь, что шестого числа шестого месяца в шесть часов купили этот дом, то есть, три шестерки – а это число зверя, и год ныне 1999, то есть опять же три шестерки, только перевернутые, как хотите, Саша, я бы подумал над этим и перепродал бы дом.
Легитимов тогда бы на подъеме, дела его шли прекрасно, жизнь была пестрой, полной шампанского и молодой крови, которая весело струилась по его жилам. Он засмеялся в ответ, но запомнил эти слова. Собственно, покупая дом, он обращал внимание на расположение его, оно было в элитном поселке рядом с Москвой, на количество квадратных метров, а это был изрядно большой дом, два этажа под землей и еще три над землей, на участок, а это было весьма большой участок, сейчас весь засаженный деревьями и кустами.
Но вот само здание… Легитимов понятия не имел, кто был архитектор, каким просил построить дом сам хозяин, но дом был какой-то… неуловимый, почти невидимый что ли. Глаз на нем не застревал. Легитимов потом, когда сам уже обратил внимание на эту особенность дома, спрашивал гостей, которые бывали тогда часто, как они могли бы описать дом? Так никто не мог сказать что-то определенное. Точно заказчик и архитектор поставили себе задачей построить дом, который был невидимкой. Возможно, что здесь действовали какие-то подсознательные моменты. Заказчик был смертельно испуганным человеком, и более всего он хотел спрятаться, но при этом ему нужен был представительный дом. Архитектор это как-то почувствовал и спланировал этот самый видимый и невидимый одновременно дом. Хотя вроде ничего в этом доме не было необычного.
Иногда Легитимов боялся этого всего, иногда думал, что возможно судьба так благосклонна к нему, и он прожил почти 20 лет в России с огромными деньгами и никогда не имел проблем именно из-за невидимости дома. Никто не хотел у него отнять этот дом.
3
А между тем, соседи Легитимова постоянно менялись. Иногда это происходило стремительно, кто-то из соседей исчезал до того, как Легитимов успевал с ним познакомиться. Сейчас справа от него жил известный парикмахер, который разбогател на женских стрижках, а потом открыл в Москве сеть салонов. Это был очень высокомерный человек, у которого никогда в гостях не было женщин. Видно они ему с юности так надоели и надоедали до сих пор, что он предпочитал их не видеть хотя бы дома. Зато мужики шли к нему толпами, но такие мужики… тихие, хорошо одетые, молчаливые и трезвые. Никогда никаких воплей оттуда не раздавалось.
Напротив дома Легитимова одно время жил джентльмен с Кавказа, который вроде как владел заводами по производству кирпича, но на самом деле никто не знал, чем он владел, вот у него, да, крики, вопли каждый божий день, какие-то оргии и фейерверки в воздух. Впрочем, когда стрельбы было много особенно ночью, то джентльмен приходил приносить извинения, по-братски обнимал Легитимова: «Мы же соседи, да?». Вообще-то сначала кавказец вел себя мирно и тихо, но его стали выживать отсюда, все еще удивлялись, что кавказец купил в этом поселке дом, это было какое-то исключение из правил, и все сначала думали, что этот кавказец безумно богат или лично знает президента. Но быстро выяснили, что он мутный и незначительный человек и его стали выживать. Особенно рьяно начал бороться с ним один генерал ФМС, который часто выступал по ТВ и рассказывал гражданам о благе притока мигрантов в Россию.
Вот тогда в отместку у кавказца и начались эти стрельбы по ночам. Легитимов был единственный к кому этот кавказец мог зайти без проблем, потому что Легитимов был добрый.
- Так я и тебе мешаю? - спрашивал гость.
- Меня стрельба пугает, - говорил смущенно Легитимов.
- Боишься меня, а?- спрашивал джентльмен с акцентом товарища Сталина. -Зачем?
- Усы твои пугают.
- Ах, юморист! – хлопал по спине его джентльмен.
Но стрельба эта недавно закончилась. Ибо тут собрались какие-то уж совсем уважаемые люди, входа к которым Легитимов не имел, и «Сталин» исчез в один день. Кому он продал дом, пока было не очень понятно, к дому подъезжали на мерсе какие-то две дамы, похожие на мать и дочь.
Слева от Легитимова жила известная эстрадная певица. Он ее никогда не видел по телевизору и не читал о ней в газетах. Кому она была известна, он не понимал. Зато у нее пьянки были каждый день. Один раз через высокий забор на участок Легитимова как-то перелез ее гость, видимо реальный цирковой акробат, и пытался дрессировать Жука, пес не сожрал его только из-за удивления.
Но где-то месяца два назад певица исчезла, и по слухам дом это купил известный патриотический писатель. И вот тут Легитимов понял, что в стране действительно происходят масштабные перемены. Фамилии этого писателя он сроду не слышал, но специально навел справки, ибо его почему-то напугал сам факт, что люди, которые всегда были первыми нищими в новой России – патриотические писатели - стали покупать особняки за два миллиона баксов. Но Легитимову подтвердили, что таки да, там поселился патриотический писатель, который издал за всю свою жизнь всего два романа, а так пишет чего-то в Интернете в поддержку власти.
«Такое может быть только перед концом света, - подумал Легитимов, - чтобы патриотический писатель в России, которого и не знает никто, мог купить себе особняк»
Это завтра тут бомжик какой купит себе особняк. Но на эту тему как-то не шутилось. Писателей Легитимов не просто ненавидел, а ненавидел с наслаждением, так он ненавидел в свое время только пролетариев, которые уж очень выделывались в годы СССР. Диктатура пролетариата, понимаешь, незыблемый господствующий класс, мировая пролетарская революция – тьфу! И писатели в СССР выделывались, мозг и совесть нации. И вот писатели стали почти бомжи, попрошайки, Легитимов никогда не давал им денег, но всегда принимал, чтобы насладиться их унижением. Они представлялись ему вечно пьяными, расхристанными и пахнущими мочой. Особенно отвратны были патриотические писатели, эти, попрошайничая, еще требовали (в своих писания) любить родину.
- Ну много дала тебе твоя родина? – всегда хотелось спросить у такого писателя. – Твоя родина мне все дала, я ее не люблю, я ее имею право не любить, издеваться над ней и над тобой тоже!
И вот мир перевернулся, и какие-то ушлые пацаны стали зарабатывать тем, что были патриотические писатели. Но это явно были какие-то особые патриотические писатели, выведенные в закрытых лабораториях за последние 25 лет.
Нет, Легитимов ничего не имел против того, что люди как-то зарабатывали себе на жизнь: воровали, предавали, чем-то руководили. Вот недалеко тут генерал купил особняк, в этом ничего загадочного не было, ибо у генерала дивизия или целая армия, там только на одном горюче-смазочном материале заработать можно столько, что дай бог каждому.
Но «патриотический писатель», который по слухам не вылезал из Парижа и имел и там квартиру, это было начало какой-то новой эпохи. Легитимов чувствовал это и трепетал.
4
В это время раздался звонок на мобильном, звонил Проничев, это был бизнесмен, живущий в этом же поселке, с которым Легитимов ездил в качалку.
Он предложил сгонять к люберам, ибо бицепсы к лету подкачать надо.
Иногда они ездили в Люберцы, в старую известную определенному кругу лиц качалку. В эту качалку привел когда-то Легитимова его единственный исчезнувший потом друг Андрей. Там сейчас все было на хорошем уровне, кондиционеры и прочее, но и колорит остался – подвал, обшарпанные стены с надписями «Ельцин – сука», «Зинка бл…дь» и другие красивости. Сто раз Легитимов это читал, и всякий раз это было смешно. Хотя и Ельцин помер, и Зинка едва ли кому сейчас был интересна, если жива.
- А ты смотрел, какие пробки, сколько мы туда ехать будем? – спросил Легитимов Проничева.
- Ну вроде я как-то уже запланировал, доедем…
- Ага, к вечеру доедем, давай на « Новокузнецкой», там в сауну сходим потом.
- Нет, в сауну не пойду, мой мотор и качалку и сауну зараз не выдерживает, только по раздельности.
Легитимов довольный усмехнулся, потому что его мотор выдерживал. И пошутил, что можно сходить потом в Третьяковскую галерею.
- Зачем? – не понял юмора его товарищ по качалке.
Так поговорив настырно минут пять, товарищ склонил его ехать в Люберцы. Легитимов был раздражен. В этой жизни он постоянно всем уступал. Стояло на него поднажать, и ему вскоре становилось уже лень сопротивляться, и он думал – какая разница?
Очевидно, что эта черта характера заставляла его жить со старой женой, которая его ненавидела. И много чего еще плохого от этого было, и он все хотел изжить это в себе. Но с недавних пор он стал думать, что возраст подходит к полтиннику, и думать, что ты чего-то в себе сможешь изжить это детская иллюзия.
5
Проничев заехал за ним, они обычно ездили на одной машине, Проничев любил болтать, а Легитимов любил слушать. Они были ровесники, но никогда не говорили о деньгах и делах, у Легитимова сложилось такое мнение, что у Проничева тоже не было бизнеса, он тоже в свое время хапнул денег и сидел после этого тихо, стараясь не напоминать о себе этому жесткому и завистливому миру. Легитимова всегда удивляли байки про бизнесменов, которые много работают. Даже в малом бизнесе, где вроде участие в деле хозяина было залогом успеха, большая часть бизнесменов только и занимались тем, что ублажали себя всяческими радостями. А что уж говорить о миллионерах или миллиардерах. Но среди бизнесменов встречались трудоголики, просто больные люди, которым кроме их дела просто заняться было нечем, все было не в кайф. Вот из-за них и родился миф о том, что все бизнесмены чрезвычайно трудолюбивы.
Проничев сейчас стал клиническим психологом, что-то там закончил, какой-то факультет психологии. Легитимов плохо понимал, что это такое, но психология была хобби Проничева, что было весьма удивительно, ибо Проничев был парнем простым, ну вот такой простой парень с улицы, из ПТУ. Не дурак, хитрый. Видно всю жизнь ему хотелось стать умным. Бывают такие люди, лет с 12-15-ти начинают читать умные книги, часто поступают на философские факультеты. Обычно большой ум у человека либо есть, либо его нет. И люди легко смиряются с тем, что они не гении, при этом зная свои рамки, они считают себя не глупее других, а некоторые даже начинают себя считать умными, если у них все успешно сложилось в жизни. На этот счет есть одна мудрость, рожденная давно, что всякий недоволен своим состоянием, но всякий при этом доволен своим умом.
Но есть и вот такая странная категория людей, которая своим умом не довольна, и они уверены, что можно стать умными, закончив философский факультет, например. Сейчас модным стало увлечение психологией.
Проничев еще в 90-е годы стал ходить на всякие психотренинги, и его поразило, как много верного психологи могли рассказать ему о нем самом. И вот сейчас, сидя за рулем, он с наслаждением вспоминал о первом своем освобождении, которое даровали ему психологи:
- Легитимов, вот ты живешь со старой женой, ты хоть понимаешь, как это вредно? Я же таким же дураком был, женился в 19 лет. В 19 лет, якорный бабай, это же есть признак идиотизма! Ну что человек может понимать в женщинах в 19 лет?
- Это какой человек, - вон писатель Шолохов остался подростком в разоренном коммунистами крае, мужиков почти нет, часть перебита, часть эмигрировала, казаков нет, а бабы есть. И какие бабы! Страстные, привыкшие к регулярной половой жизни, как к воде или хлебу. Ну и использовали в своих целях мальчишек вроде Шолохова, которые еще остались на Дону. Он всю науку любви точно превзошел годам к 19.
- Ну может быть, - нехотя ответил Проничев, - талантливый, наблюдательный подросток, которому женщины интересны, как психологический феномен, но мы то другими были в 19 лет. Мне в 1997 году попалась хорошая дама-психолог, заполнил у нее стандартные анкеты, туда-сюда, расшифровка на компе, тогда уже у нас американские программы появились, и она мне говорит, что все мои беды от старой жены.
Проничев быстро взглянул на Легитимова.
- Ну если твоя жена в тридцать лет была старой, то про мою-то что сказать? – пожал плечами, делая равнодушный вид, сказал Легитимов.
- И вот мне эта дама-психолог объясняет, что старея, женщины становится психологически ядовитыми. Они опасны для мужчин, с которыми живут, они просто питаются нашей энергией и разрушают нас.
- Ну не скажи, - возразил Легитимов, - по статистике одинокие женщины живут дольше, чем которые замужем, это кто кого разрушает.
- Но жена разрушая, создает ядовитую среду, и сама разрушается, это же закон, что тут удивительного? А у меня был страх расстаться с женой. Я говорю психологине, что у меня молодая любовница есть. Она мне в ответ, что жена-то при этом никуда не делась? Даже спите, поди, вместе? И ты знаешь, я ей поверил. Странно, конечно, что баба вот так о бабах, но у нее это чисто профессиональное, к тому женщины не любят других женщин, а она просто честно работала на клиента. И вот, сколько я после этого раз был женат?
- Четыре, что ли? – напрягся Легимов в предвкушении, что ему скажут сейчас нечто важное.
- Пять раз я был женат всего, и верно, четыре раза после той беседы. Что мне эта психологиня объяснила? Что молодая женщина, входя в дом мужа полна надежд и трепета, она верит в чудо с этим мужчиной, он верит в счастье. И так длится какое-то время, у какой бабы год, а у какой и три. Потом баба понимает, что принца нет, и не будет и на этот раз, и постепенно начинает наполняться злобой, как бы ей на самом деле не было хорошо. И оргазмов у нее по пять за ночь, и денег на фигню всякую сколько угодно, и в Ницце у нее дом, но злоба на мужа, что он не принц, все равно начинает ее наполнять. Легитимов, вот ты, сколько со своей старухой живешь? Она же ненавидит тебя?
- Ну ненавидит, - согласился Легитимов.
- И отравляет тебе и себе жизнь. Понимаешь, в чем фишка? Развестись с ней это акт гуманизма по отношению к ней же. Вот придет новая молодая женщина…
- А если не молодая?
- Если не молодая, - Проничев сморщился, - ну тоже какое-то время свежая струя надежды, но у молодых баб энергетика другая.
- А если она не будет меня любить?
- Это неважно, - оживился Проничев, - это совершенно неважно, будет она тебя любить или не будет, если не будет, это еще лучше, потому что когда женщины любят, а любят они очень редко, хотя часто влюбляются, так вот, когда они любят, то бешеными делаются. От этого только беда одна. Нет, нужна просто новая женщина, которая будет полна надежд и планов. И пару-тройку лет ты можешь прожить, подпитываясь ее энергией. Ты себя не узнаешь.
- А что, я сейчас очень плох?
- Да нет у тебя вкуса к жизни…
- А если это новая женщина… ну потаскуха, если у нее были тысячи мужиков до меня?
Легитимов вспомнил о вчерашней странной проститутке.
- Тысячи?- изумился Проничев, - чего-то много. Ну пара сотен к тридцати пяти годам у активно живущих половой жизнь женщин, это в больших городах почти норма.
- Пара сотен – это нормально?
- Да не очень это хорошо, потому что ничего никогда не исчезает, и эти мужики, которые были в этой бабе, оставили свой ментальный след. Это, конечно, скажется.
Легитимов подумал о вчерашней проститутке, вспомнил остро, болезненно, сколько у нее было мужчин? И тут же мысль, а что если ее привести в свой дом? Выгнать к черту дуррру ненавистную жену и привести вот эту молодую самку? Интересно, кто будет первый, с кем она ему изменит?
- Слушай, Проничев, ты вот психолог, всех моих домашних знаешь, приведу я сексуальную самку, с кем из моей прислуги она с первым переспит?
- С Михалычем, - не раздумывая сказал Проничев.
- Но ему же за шестьдесят?
- Он обаятельный и искушенный яко змий, эта твоя предполагаемая баба, как всякая баба, будет искать не просто с кем бы трахнуться, а если повезет найти того, кто ее защитит, даст ей совет.
Михалыч был бывший спецслужбист, он стал водителем у Легитимова давно. И вот странность, когда все его коллеги после 2000 года пошли делать карьеры и занимать хлебные места, Михалыч остался у Легитимова.
Легитимов задумался, а за окном уже мелькали перегруженные домами, людьми, магазинами Люберцы.
- Эх, ма, - с восторгом сказал Проничев, - мышцы прямо заныли в предвкушении железа!
«А ведь он действительно со вкусом живет со всеми своими новыми женами» - подумал Легитимов.
6
Они вошли в качалку, и звякающие железо тут же повысило настроение Легитимову. Вокруг были оптимистичные, радостные, хотя и напряженные лица мужиков, все тягали железо по старинке, к тренажерам подходили немногие.
Среди груд этого железа ходил хозяин качалки седой Фатеев, со своими кустистыми бровями, ему было уже семьдесят лет, но он продолжал работать с железом. Иногда приседал со штангой, и говорил, что приседания делают из мужика сексуального гиганта, иногда к Фатееву приходила его миловидная жена, приносила домашнюю еду, он же здесь был с девяти утра до одиннадцати вечера.
Жена была молодая, довольная, видно приседал Фатеев не напрасно.
Легитимов завидовал старику Фатееву, вернее не ему, а тому вкусу с каким тот живет. Трудно поверить, что имея сто миллионов баксов можно быть завистливым, но ничего не чуждо богатым людям. Вон Сталин был Отец всех народов, но при этом был очень обидчивым, на кого обидется, того и расстреляет.
- Давай, давай, приседай, - говорил Фатеев какому-то жирному мужику, у которого дрожали от напряжения ноги, - через месяц будешь у меня как огурчик.
Проничев взял для разминки гантели в пять килограммов, Легитимов взял такие же и тут же с досадой подумал, что он очень внушаемый, ибо всегда начинал разминку с трехкилограммовых гантелей. У Легитимова не было культа качалки, и не было такой мощной рельефной мускулатуры, как у Проничева. Легитимов занимался всем понемногу: йогой, теннисом, ходил играть в волейбол. Тело у него было тренированным, хотя обозначился давно животик, и на атлета он совсем не походил. Но ему важно было другое – мышечная радость от нагрузок. Он как-то прочитал у академика Павлова, что тот получал от физических занятий больше радости, чем от интеллектуального труда. Но у Легитимова интеллектуального труда не было, и сравнивать ему было не с чем. Он просто привык с 1999 года получать кайф от жизни, получать постоянные радости, которые можно было купить за деньги. Спорт, бани разнообразные, еда в лучших ресторанах, красивые женщины. У него было несколько романов с порядочными женщинами, точнее не с проститутками, потому что Легитимов уже затруднялся сказать, что такое «порядочная женщина» в нашем мире. Но романы эти были настолько для него в итоге изнурительными эмоционально, что он плюнул на это и стал женщин просто покупать. Это было честнее. Собственно, для женщин все равно присутствует в жизни с мужчиной торг – я тебе свою пиписю, а ты мне свою зарплату, я тебе душевное тепло, а ты мне защиту и сочувствие. В проституции для женщин все ясно, они не напрягались, она мужчине услуги, а тот ей деньги, все расходятся довольные. Не было этой обычной бодяги, когда женщина считает, что передала, а ей недодали, а так они все считают.
И вот занимается занимается себе Легитимов железом без фанатизма, постепенно сосуды у него расширяются, он веселеет, в мозгах светлеет, жизнь теряет свои черные краски, а тут еще бодрый наполненный красками жизни голос Фатеева, который, то тут, то там раздает указания - все отлично, все прекрасно! После тренировки и душа они с Проничевым поедут в ресторан, тихая живая музыка, фонтаны, запах роскоши. Странно, но этот запах роскоши Легитимов чувствовал все эти годы и не устал от него, не пресытился.
И вот тут Легитимов увидел одетого, уже выходящего их качалки мужчину, тот был приземист, с мощными широкими плечами, коротко пострижен.
- Андрюша!- ахнул Легитимов, ибо увидел своего друга и компаньона, который исчез в 1999 году.
Это был он! Это он, он, он! Застучало в мозгу что-то Легитимова, какие-то черные и кровавые полосы поползли перед глазами. Ему стало жутко, но он после паузы в две минуты все равно рванулся с места и побежал за мужчиной. Ему важно было догнать его, повернуть за плечо к себе, убедиться, что это не Андрей, но мужчина уже вышел из качалки, Легитимов побежал за ним на улицу, его обдал холод и рев люберецких улиц, заполненных транспортом. Мужчина на его глазах сел в машину, перед этим он… помахал Легитимову рукой, и машина тут же рванула с места. Легитимов оглянулся, он подумал, что мужчина помахал рукой не ему, но вокруг никого не было.
- Ты куда бегал? И чего такой бледный? – сказал Проничев, когда Легитимов вернулся.
- Показалось, что друга увидел, - выдавил из себя Легитимов.
- Что за друг?
- Был вроде убит в 1999 году.
- Чего? – изумился Проничев и опустил гантель.
- Пропал тогда без вести, - уточнил Легитимов, - мужик этот очень похож на него.
- Так похож или это был он?
Легитимов пожал плечами. Больше они на эту тему не говорили, Проничев явно не хотел влезать в то, чего его никак не касалось, у него видно у самого много чего осталось в девяностых годах.
Ни в какой ресторан они не поехали, Проничев довез Легитимова до дома, и сказал на прощание:
- Бабу себе ищи. Нормальную, здоровую телку, желательно глупую.
- Да где же их найдешь сейчас, глупых, они сейчас все умные, все психологию отношений по книжкам изучили - усмехнулся Легитимов и вяло пожал Проничеву руку.
продолжение
http://www.proza.ru/2016/08/30/688