(предыдущая глава http://www.proza.ru/2016/08/23/360)
2. ОДИН НЕ ДОМА
Инесса Павловна Кукина, в девичестве Соловейчик, была потрясена. Её жизненные принципы подорвались на мине, то есть на больной почке.
Лечащий врач Венечки назвал её сына разожравшимся полигоном для болезней. И что самое страшное: запретил ему кушать всё то, что Инесса Павловна готовила!
Чем же ещё матери доказывать свою любовь сыночку, как не любимой им с детства стряпнёй! Ну, ещё выстиранной и выглаженной одеждой, ласковым взглядом вслед или навстречу и словами: «Мой дорогой, никто тебя не будет любить больше, чем мама. Да?».
Что же оставалось отвечать Вениамину, как не напрашивающееся: «Конечно, мамочка. Я пока совершенно не собираюсь жениться».
С тех пор, как её супруг, Юра Кукин, тёзка популярного когда-то барда, с какого-то перепугу освоил в пятьдесят лет гитару, запел дурным голосом походные песни и ушёл к молодому геологу Жанне, Инесса Павловна действительно начала бояться женитьбы сына.
Остаться одной в пятьдесят восемь? Это уже звучит, как окончательный диагноз. Ради чего тогда жить? Ждать внуков? Можно и не дождаться, тоскуя в ночи.
***
К моменту выписки Вени из больницы Инесса Павловна изучила всю литературу, описывающую правильное питание почечных больных. Мало того, она позвонила одному знакомому диетологу и получила массу ценных указаний. Когда сын приехал домой, его ждал обед без соли, мяса и ещё кучи привычных и любимых с детства продуктов. Всё было на парУ, протёртое и пахло больничной столовой.
Изголодавшийся Вениамин попытался, было, заворчать, но увидел написанный мамой плакатик, приклеенный к холодильнику – «Почечная колика». Она сделала это напоминание скорее для себя, но Кукин, прочитав его, безропотно начал жевать капустный салатик с яблоком и каплей оливкового масла.
– Потерпи, сынок, немного, скоро ведь тебе в дорогу, – вздохнула Инесса Павловна. – В санатории тебя подлечат и питание специальное обеспечат. Похудеешь там слегка, вон, как дрожит твоя рука.
***
Как вы помните, Вениамин сел в поезд, помахав маме ручкой. Он устроился, достав газету и бутылку воды без газа. Напротив сидел пожилой мужчина в очках, явно не склонный к общению.
«Это хорошо», – подумал Кукин. Он и сам не любил эти пустые разговоры. Было странное ощущение, будто мама находится где-то за стенкой, на кухне или в гостиной у телевизора. Конечно, обычно ведь так и происходило всю его предыдущую жизнь.
Но ощущение было небеспочвенным. Инесса Павловна, помахав сыну заплаканным носовым платком, медленно и печально отошла и, скрывшись из виду, практически запрыгнула в соседний вагон. Она тоже ехала в санаторий! Взяв с собой только то, что поместилось в небольшую сумку. Чтобы не вызывать подозрение у сына.
Каково? В роду Соловейчиков, вроде бы, не было жён декабристов, но самоотверженных матерей было навалом. Практически каждая. Как, впрочем, и в любом другом роду.
***
Санаторий в середине весны был заполнен меньше, чем наполовину. Пройдя необходимые инстанции и процедуры внедрения в курортную жизнь, Вениамин заселился в одноместный номер. Он ни минуты не сомневался в выборе: жить дешевле с кем-нибудь, больным и посторонним, или дороже, но со своей родной, хоть и больной почкой.
Инесса Павловна, внедрившаяся сразу же после сына, нанесла упреждающий визит директору санатория, честно объяснив ситуацию.
– Мой несамостоятельный сынок беспомощен, когда одинок. Неизвестно, что свободная жизнь в нём пробудит, помогите мне, вам же спокойнее будет, – вздыхала она.
Директору были абсолютно безразличны переживания посетительницы, главное, чтобы заплатила за путёвку и действовала в рамках Уголовного кодекса. Он дал указание поселить Кукину в другой корпус и назначить ей с сыном непересекающиеся графики процедур и приёма пищи.
Вениамин, как и обещал, первым делом набрал номер маминого телефона и доложил:
– Всё хорошо, я доехал и очень комфортно устроился. Не волнуйся, буду регулярно звонить.
На что мама, глядя в вычисленное с помощью администраторши окно, ответила:
– У меня такое чувство, будто ты где-то совсем рядом, Венечка. Береги себя. И знай, мама видит всё!
Кукин помнил это всегда. Особенно сталкиваясь на работе с лаборантками, почему-то ничего не носившими под халатами. Кроме коротеньких носочков и лёгких туфелек на маленьком каблучке.
Он всегда боялся, что у какой-нибудь из них внезапно, во время глубокого наклона вперёд, лопнут все пуговицы, а он в это время будет с ней наедине, но не то что вы подумали, а чисто по работе. А в лабораторию войдут директор и два его зама и застукают, как он ползает по полу, собирая пуговицы, а абсолютно голая, не считая носочков и туфелек, лаборантка будет сидеть в кресле, неудачно прикрываясь халатиком.
Вот такое видение часто преследовало Вениамина. Поэтому, как только лаборантка входила в лабораторию, он тут же, сославшись на что-либо срочное, выскакивал из неё.
Сорокалетний, одинокий, пока не слышит мама, мужчина. Немудрено иметь такие фантазии. Бывают и похлеще! Но об этом в какой-нибудь другой истории.
(продолжение следует)