- Сталина — то, зачем было трогать? - возбуждённо говорил Александр во время нашей с ним прогулки по Московскому проспекту Петербурга. - Дело даже не в войне, которую мы всё-таки выиграли, несмотря на ужасные потери, дело в масштабе личности. Он так страну сшил, так её поднял, что она до сих пор до самого дна не опустилась. Вроде страны той нет, а посмотришь внимательно — есть - вот как хочешь так и понимай. И такой он и сякой, а дома при нём построенные — красавцы — до сих пор сталинскими называют. Вон они — стоят, - он с гордостью показал на стройные линии советского барокко, которые действительно являлись украшением этой части Петербурга. - Такие и в Москве, и в Киеве, и в Минске — сотни лет будут стоять, - горячился Александр. - Потолки — высоченные, парадные — просторные, двери, окна — большие — загляденье! Разве нет?! У нас до сих пор два полюса: хрущёвки и сталинки. Убогость и роскошь, да, да, именно так!
За разговором мы подошли к площади Чернышевского, где к своему удивлению увидели пустой постамент, возвышающийся за временным деревянным забором. Рабочий, у которого мы поинтересовались происходящим, пояснил, что памятник сняли для реставрации, которая будет происходить вместе с благоустройством территории. Без задумчивой фигуры бывшего оппозиционера и диссидента как-то сиротливо и особенно несочетаемо с боковыми сталинскими домами выглядела гостиница «Россия».
- Вот, сказал, - мой собеседник, улыбаясь, понимая, что ему пора умерить свой пыл и несколько сбавить тон, - вот с кем давно надо было разобраться.
- Почему же? - спросил я, уже понимая, что ответ будет не стандартным.
- Он же у нас революционер - демократ, так? Значит, его надо снести дважды, причём, прилюдно.
- Почему дважды? - поинтересовался я.
- А так. - пояснил товарищ. - Первый раз - за экстремисткую деятельность и подрыв общественных устоев. А второй — за закладку основ нашей демократии, будь она трижды неладна.