Мой Университет

Николай Старорусский
                Среди прозрачных, призрачных строений
                брожу как тень, брожу как привиденье,
                не отличая день от сновиденья
                в изменчивом потоке настроений.
                (Лев Васильев)   


Здание двенадцати петровских коллегий на берегу Невы знакомо, наверно, каждому.  Слева – небольшой, более поздний, но стилизованный под него домик – «ректорский флигель».   Там действительно жил  ректор университета, дед Александра Блока, и родился он сам.  В мое время бельэтаж занимала кафедра теоретической физики; сюда приходил – сначала во двор через калитку – чуть правее – академик Владимир Александрович Фок…  Коридор там очень узкий; Фок, проходя, заполнял его целиком, как поршень в насосе, и мы вжимались в углубления проемов дверей...

А за входной дверью в двенадцать коллегий помещались приемная и кабинет ректора. Лестница на второй этаж приводила к знаменитому коридору, в конце которого находилась фундаментальная библиотека.  Он столько раз появлялся в кино, что тоже известен всем – даже если они этого не осознают…

Никаких досмотров не было – каждый мог прогуляться по Университету.  После меня уже закрыли было калитку – оставив вход с дальнего конца двора – но Фок запротестовал, и открыли.

Ректором еще был тогда Александр Данилович Александров – всемирно известный математик-геометр , по совместительству альпинист.  Еще два года.  Возможно, то был последний раз, когда этот пост занимал – неизбежно жертвуя научными занятиями – незаурядный и выдающийся человек.

Я вот нередко сожалел, что не родился чуть-чуть раньше… Еще два или три года назад Фок читал лекции; как вспоминают, необычно: как бы размышлял и решал задачи вместе с аудиторией… Это был несомненно самый глубокий и основательный советский физик-теоретик., к тому же непревзойденно владеющий математикой.  Как говорят, раньше его называли «физико-математическое чудовище», по аналогии с термином «математическое чудовище», присвоенном Анри Пуанкаре за способность последнего ставить и решать сложнейшие задачи в самых разных областях механики, математики и физики – включая и   основания теории относительности.  Но теперь он уже не брал учеников, не читал лекций, хотя и не был стар… Правда, он немного консультировал математику в моем дипломе, но неизвестных мне приемов не нашлось.

 На митинге по случаю смерти Нильса Бора он вспоминал свои дискуссии с ним, иногда не отказывался выступить и на других научных встречах…  По мере продвижения науки становятся востребованными то одни, то другие его результаты.

Опять же, чуть раньше лекции на старших курсах читал
академик Владимир Иванович Смирнов, автор пятитомного Курса.  И у нас он начал читать, хотя часто скорее вспоминал, как ту или иную проблему обсуждали «в 1913 году в аудитории №… на втором этаже».  И бросил лекции посреди семестра.  А раньше он и принимал экзамены, и при этом каждому вручал том своего курса с автографом…Правда, они могли уже закончиться – он мне жаловался, что уже давно не присылают авторские с новых изданий. Увы, на этом мои контакты и кончились.

Внешней благообразностью он походил на священника; только много позже я узнал, что он родился в семье протоиерея, служившего в Александровском лицее -  так назывался Царскосельский после переезда в город. 

Теперешние математики считают иногда, что его научные труды слишком традиционны… Может быть.  Тогда хорошо бы сохранить и другую его традицию – помогать людям в те времена и в тех обстоятельствах, когда другие отстранялись.


В своих воспоминаниях Владимир Иванович с юмором вспоминает, как Фок спросил его про одну математическую задачу.  Тот ответил, что решение, если и удастся, то потребует много трудов и времени. Сам Фок решил за день и долго мучился, как бы  не обидеть коллегу этим фактом…


А если взять еще чуть раньше, пока не сняли трамвайные рельсы, ведущие мимо Коллегий – а я их помню – можно было бы увидеть, как ректор приезжает от Марсова поля на «колбасе» - заднем буфере трамвая.  Если это и легенда, то не на пустом же месте… Мой чуть старший коллега утверждал, что видел, как ректор падает, сохраняя прямую линию тела и держа руки в карманах -  и успевает опереться на них, почти касаясь лицом земли.

Трудно сказать, скорбеть мне или радоваться.  Да, учеником классиков уже не суждено было стать… Но все-таки я их видел и застал на излете дух университета… А могло и этого не остаться…

Странно, но как-то почти мимо меня прошло то обстоятельство, что на факультете тогда преподавала выдающийся математик, профессор Ольга Ладыженская.  Правда, дифференциальные уравнения казались мне тогда слишком сухой материей. Теперь я понимаю – главное, масштаб научного рукрводителя.


Осенью 1964 года Александру Даниловичу пришлось оставить город – он не очень ладил с местным начальством, и его выбрали академиком в Сибирское отделение.  Он писал диплом в 1933 году по методу и под руководством Фока, отказавшись от аспирантуры: «не уверен, что всегда буду делать, что потребуется».  Вы слишком порядочны, - сказал ему Фок.

При нем ЛГУ выпустил учебник по генетике – вероятно, первый в Союзе. Помню стандартный тогда темнозеленый картонный переплет; автор, кажется, Медведев.  А времена были неопределенно-промежуточные.  И секретарь райкома тоже отчасти критиковал, отчасти хвалил – на всякий случай.   Сейчас невозможно поверить, но летом 1964 года на весь разворот Правды красовалась статья Лысенко о «живом теле» как основе биологии.  Какая уж тут генетика, если в некоторых колхозах сеют рожь, а вырастает пшеница…(надо, однако, заметить, что сам Лысенко никогда не переводил научные вопросы в политическую плоскость).

Еще ярки были в рассказах Александрова воспоминания о жарких и тяжелых  дискуссиях по теории относительности 1955 года, Конечно, это были уже промежуточные годы, но на возможность преподавания и научной деятельности результаты могли повлиять сильно.  А раньше  статьи Фока по логико-философскому обоснованию квантовой механики во многом способствовали  смягчению опасной критики как самой науки, так и ее творцов.

В мое время действовала лаборатория Васильева по изучению возможности передачи мыслей на расстояние, огромные аудитории собирал Козырев с фантастической теорией хода времени… При всем при этом Александров оставался на вполне материалистических позициях.


В День физика 1963 года – первого апреля – ректор пришел  именно в ту аудиторию на втором этаже. Он рассказывал, как  ездит в Москву и пробивает в Правительстве строительство Университета загородом.  Начало всего процесса, как понимаю, относится к концу пятидесятых. Сейчас  снова всплывают идеи-фикс о перемещении Университета – одновременно то ли в деревню в гатчинском районе, то ли в район Горской на заливе, куда раньше один директор магазина хотел переместить Военно-медицинскую Академию.  При этом неявно обвиняют Александрова, что сейчас часть Университета  изолирована в Старом Петергофе.  Но ведь ему предлагали два места – кроме Петергофа, еще Девяткино.  Причем обещали, что в Петергоф скоро проведут метро, а в Девяткино – практически никогда. Вполне понятен выбор, тем более, что здесь не только всемирно известные парки, но и  важное направление развития города - уже тогда.  Вышло же все наоборот, но много позже, да и строительство началось позже. 

Сейчас в Петергофе несколько факультетов и студенческие общежития. Еще много зданий Университета в центре.  Согласно новой идее, надо весь Университет сосредоточить в одной деревне, а все исторические здания в городе распродать… Очень похоже на остановленную лишь отчасти программу удаления военных вузов из Москвы. С большой потерей профессоров.

Думаю, такой фантастический план, во-первых, затянется, как строительство стадиона, и потребует бездонного финансирования.  Он окончательно разорвет историю Университета на ДО и ПОСЛЕ – причем процесс переезда будет бесконечным и вызовет утрату как кадров, так и студентов.  Про традиции уж что вспоминать…

А что станет с целым городком общежитий… Точнее, что стало бы – надеюсь, что это все останется идеей…

Петергофский филиал и так называли МГУ – мартышкинский университет – по названию одной из ближних станций. Но там хоть есть историческая аура
Петергофа.  Интересно, как назвали бы новый? Уж точно не петербургский.


Контекст:  http://www.proza.ru/2015/04/24/1228


Фото
*А.Д.Александров в год вступления в должность ректора – 1952
*Владимир Александрович Фок.  Он плохо слышал с детства. Возможно, это помогало отдалению от суеты и его сосредоточению. Приходилось читать, что он отключал слуховой аппарат на скучных заседаниях.
*Владимир Иванович Смирнов
*Ольга Александровна Ладыженская