ЧЕхонь с наслаждением чесалась о затонувшую корягу. Прикрыв свои серебристые глазки, она урчала и хрюкала, а вокруг нее клубилась осыпающаяся чешуя.
- Ты чё творишь, борзая? Совсем босая будешь! Или колдуешь? - ехидно спросил сом, отчихиваясь от лезущих прямо в нос чешуек. - То-то я гляжу, у тебя боковая линия не как у всех, а зигзугом. Гарри Поттер ты наша, хе-хе. А ну-ка, изобрази чего-нибудь эдакого...
Чехонь усмехнулась, дрыгнула хвостом и понеслась вверх. Все выше, выше, и вот она уже взлетела над водой, сверкнув красным плавником.
- Вот же ведьма... - завистливо прокряхтел сом и полез под корягу. Дрыхнуть.
*
ПУтассу всегда имеет такой обалделый вид, будто сожранные рачки пляшут у нее в брюхе джигу. А вдруг и вправду пляшут? Прикиньте: пара-тройка тоже заглоченных светящихся анчоусов изображают софиты, на освещенную сцену стройными рядами выдвигаются рачки. И...понеслась! Топ-топ, топ-топ-топ. Ножками выдрыгивают, А ножек-то у них - мама дорогая...
Мда... Держись, путассу!
*
ХОка очень и очень стеснительная. И когда ее ловят и вытаскивают из воды, она всегда краснеет. А вы не смейтесь, и вы бы с такой внешностью покраснели: черная родинка на полспины, чешуя даже на голове и жабрах, недокус такой, что ветеринар бы в обморок хлопнулся, зубки щетинками торчат, да еще и ус на подбородке растет. Представили? То-то же!
Хотя... Есть еще версия - хока любит закладывать за воротник, в смысле, за жабры. Не зря же ее еще Бахусом зовут. Наверное, водорослей надергает, подождет, пока забродят, начавкается, и спьяну - прямо в сеть. Ой, как стыдно!
До истины пока не докопались, но что краснеет - факт.)
*
ВИлохвостый длиннокрыл летом всегда отправляется в турне к европейским берегам. Не один, конечно, а в теплой компании. Длиннокрылы вообще компанейские ребята, да и эффектнее коллективом выступать. Думаете, им платят за шоу? Ни копеечки. Все только из любви к искусству.
О! Вот и публика уже толпится на берегу, можно начинать.
Пурум-пурум... Увертюра прибоя. Синеспинная эскадрилья, разгоняясь, бьет хвостами, и мчится, оставляя за собой пенный след. Прыжок, плавники раскрыты... И вот они уже парят над водной гладью, аки птицы...
А публика в восторге бросает в воздух чепчики и засекает время. Минута, две, пять... Десять!
Овации!!!
*
НАлим сломя голову мчался по родной реке Вилламетт.
Прочь из Портленда! Сюда он больше не пловец!
- Ну ты подумай, а? - бухтел он, - сидят как баре, удочки в руках, и декламируют, глядя мне прямо в глаза, "на мели мы лениво налима ловили..." Наглость неописуемая! Лениво! Меня! А вот фиг им!
...Через полчаса налим притормозил, чтобы вдумчиво перекусить. Перекусывал он всегда, размышляя. Вот и сегодня не обошлось.
- Нет, так дело не пойдет... Чавк... Я покинул родимый дом... Чавк... Струсил я, что ли? Чавк-чавк-чавк! Да никогда! Лево руля! Поднимай паруса! Стоп... Меня же публично оскорбили! И я уплыл с гордо поднятой головой. Назад дороги нет...
Налим вздохнул и двинулся дальше, отбивая такт плавниками и голося во всю глотку:
"Что ж, если в Портленд нет возврата,
Пускай несет нас черный парус.
Пусть будет сладок ром ямайский,
Все остальное - ерунда."
Вот так.
А нечего налимов оскорблять.