Огненная колесница

Михаил Клыков
     Костёр ярко горел, освещая мерцающим оранжевым пламенем лица туристов, устроивших привал на этой глухой поляне. За пределами светового круга сгущалась тьма, осязаемая и плотная, как тёмный занавес. Деревья, кусты, далёкие холмы и даже палатки, всё вокруг выглядело безликой тенью, как будто вырезанной из чёрной бумаги и поставленной на фоне темно-синего ночного неба. Именно в такие минуты и ощущаешь себя маленьким и беззащитным на фоне непонятной и пугающей этой непонятностью ночной темноты. И именно поэтому и рождаются у костра рассказы о нечистой силе, пугающие и интригующие своей тёмной тайной.

      — Есть у нас в Пантюхинском лесничестве тридцать четвёртый лесной квартал. Много всякого про него рассказывают. Да и правда, как зайдёшь туда и сразу как-то неуютно становится. Вроде лес как лес, светлый довольно, но… Так и кажется, что из-за кустов наблюдают за тобой чьи-то глаза… — начал рассказ крепкого сложения молодой парень по прозвищу Мих-Мих.

      — И что? Лешак там живёт? Или Баба-Яга в чаще обитает? — усмехнулась сидящая вблизи от костра молоденькая девчонка-студентка.

      — Да как вам сказать? — усмехнулся в ответ парень. — Много чего про те места рассказывают. То леший водить начинает кругами, да водит-то прям вокруг посёлка. Вроде рядом совсем, да нет, шалишь! Не видишь заветной просеки. Один дед у нас пошёл как-то за грибами. А леший, да и давай его водить. Водил-водил, старик уж думал всё — конец его пришёл. Вдруг видит — парень идёт знакомый из посёлка, что недалеко от того квартала стоит. Он просит, покажи, мол, дорогу в посёлок-то! Ну, а тот удивился и говорит: «Так вон же он, посёлок!» Смотрит дед — и впрямь стоит он на просеке и до опушки, на которой дома посёлка начинаются, метров пять всего.

      — Ну, это в любой деревне тебе рассказать могут, — недоверчиво ответил один из туристов.

      — А что там ещё бывает? — заинтересовано спросил мальчик лет двенадцати. Глаза мальчишки буквально светились любопытством.

      — Да много чего… То огненная колесница меж деревьев скачет… То в сумерках едет по дороге одинокий всадник… И как ни кричи, ни зови его — не откликнется. И едет вроде неспешно, а не догнать… То фигура в каторжной шинели, да в кандалах бредёт по лесу. Кстати, некоторые зовут его Ванька-трясунок. А есть в одной тамошней деревне дом. Зовут его Степанов дом по имени старого хозяина. Как-то остановились там геологи, что изыскания на месте будущего посёлка делали. А было это годах в пятидесятых… Остановились заночевать. Хозяева и говорят, что мол нехороший наш дом… Да разве комсомольцев нехорошим домом-то испугаешь!

      — Ну и чего?

      — А ничего! В полночь как начали черти дом-то трясти, так они в одном исподнем на улицу выскочили. И с тех пор ночевали только в своих палатках. А то и такое бывало: появится в овраге странный колодец. Вровень с землёй, стенки гладкие, перекрыт «звездой» из брёвен. На другой день придёшь… А нет колодца! А кто-то его уже в другом конце оврага видел. А кто старика видит, то ли с собакой, то ли с ручным волком…

      — Так на «оловянном глазу» и не такое привидится! — заметил один из сидевших у костра.

      — Так-то это у тебя глаз-то оловянный! — парировал его Мих-Мих, вызвав всеобщий смех. — А я этот колодец тоже видел. Пацаном ещё! А однажды видел какую-то тварь в кустах… Слышу — в кустах сверчок сверчит. А я ж в детстве любопытным был, страсть! Да и сверчка ни разу не видел.

      — А чего там видеть! Таракан и есть таракан! — заметила сидевшая на коленях у отца девочка лет десяти.

      — Так ты его, Светланка, видела. А я-то нет! А интересно. Гляжу, а в кустах какая-то чёрная тварь сидит… С клювом и глаза, как блюдца.

      — Так тоже сова была, наверное!

      — Может и сова… — согласился Мих-Мих. — Мне же тогда лет шесть было. Со страху мог и сову за непонятную тварь в темноте-то принять! Но с тех пор был уверен, что это сверчок и есть! Пока настоящего сверчка, того, что таракан, не увидел, — Мих-Мих щёлкнул Светланку по курносому носу.

      — А что там ещё интересного у вас в этом квартале? — спросила студентка.

      — Засечный овраг… Воротца берёзовые… Змеи двухголовые встречаются… Бывает, что и снежный человек к людям выходит, по лесу сучьями трещит — ребятишек пугает. Да в глухие ночи в окна стучит или во дворе озорничает… Был у нас такой случай. Есть невдалеке от шоссе точка, дежурила там ночью одна женщина из местных. Всё вроде тихо, спокойно. А после полуночи кто-то давай ей в окно стучать. То в одно постучит, то в другое… Аккуратно так, деликатно.

      — Культурный видать у вас леший-то! — усмехнулся кто-то у палаток.
— А как же ему культурным-то не быть. Посёлок у нас научный, интеллигентный. Поэтому и леший у нас соответствующий, так сказать. Ну, так вот. Постучал, значит, постучал… Да видно надоело ему. Ушёл. А утром смотрят и глазам не верят: железка там неподъёмная лежала, в асфальт вросла. Так леший тот, или «снежный человек» — поди их разбери — ту железяку голыми руками вывернул, да к забору приставил, чтобы вместо лестницы…

      А иногда появится на поле между деревней и посёлком пятно рыжее и скользит по полю… А кто близко идёт, чувствует, как ноги будто верёвкой связывает…

      — Да у вас там Зона настоящая! Хоть сталкеров посылай!

      — Зона… Две учительницы у нас своими собственными глазами все чудеса нашей «зоны» видели… Сталкерскую шкуру на себя по полной примерили…
Костёр потрескивал, бросая отблески на лица слушателей, и Мих-Мих начал рассказ.

      — Был у нас и такой случай…

      Жили в посёлке две подруги. Молодые учительницы, комсомолки. Слышали они, что у Засечного оврага…

      — А почему он Засечный-то?

      — Да потому, что была там в старину засечная черта. Оборонительная линия, что охраняла границу княжества.

      Ну, так вот… Слышали они, что в овраге том грибов… хоть косой коси! Ну и пошли по утречку туда. Ни в какую чертовщину не верили, хоть старики и рассказывали…

      Грибов там действительно много оказалось. Не заметили они, как уж солнце к вечеру повернуло. Стали подруги из оврага к лесному озеру, что в том лесном квартале было, и от которого дорога в посёлок начиналась, выбираться, да слышат — гремит что-то. Будто кто-то стальную цепь в руке мотает. Тут одна из подруг и вспомнила рассказ о Ваньке-трясунке.

      «Не к добру ты на ночь глядя-то нечистую силу поминаешь», — упрекнула её подруга. А та только рукой махнула: чего, мол, старики не наплетут…

      Идут они на звук и видят — мерцает костёр в лесу. А время, я вам скажу, в конце июня была, к солнцевороту шло. Ну и решили они подойти. Хоть глазочком посмотреть: а вдруг это и есть костёр солнцеворотный, про который им бабушка рассказывала.

      — Вот тебе и комсомолки! — усмехнулся парень, что про «оловянные глаза» говорил.

      — Так тут же они про сказки вспомнили, а не про байки лесные, — ответила мать Светланки.

      — Так вот… Идут они к костру, а он всё дальше и дальше мерцает… И тут ахнула одна из подруг — это же огненная колесница скачет! Которая по лесу людей-то водит! Как увидали они, так и бежать оттуда! А куда бежать-то? Куда не ткнутся — опять колесница скачет! И кажется им, что сам нечистый лошадьми правит!

      Выбились из сил совсем. Пот глаза заливает, сердце, того и гляди, из груди выскочит! Вот-вот упадут. Глядят, снова колесница огненная меж деревьев появилась, красное пламя мерцает… Пригляделись — а это и не пламя вовсе! Столбик деревянный, ярко-красной краской выкрашен! А на столбике белая табличка с цифрами — тридцать четыре!

      «Так это же квартальный знак! Озеро рядом, вон и поворот за знаком к берегу!»

      Вышли они к озеру, дух перевели — посёлок рядом совсем! Вот и просека, что как раз мимо квартального столбика ведёт на лесную дорогу. А дорога прям в посёлок выводит.

      Пошли они по просеке… Не видно больше колеснице вроде. Идут-идут, а всё темнее и темнее становится. И вроде как ни вечер это, а лес сам темнеет, мрачнее становится. И ни квартального столбика, ни дороги не видно…

      Смотрят — просвет впереди. Вышли они… на берег лесного озера! Почесали в затылке, были здесь уж, вроде… Опять пошли по просеке.

      Вот и столбик квартальный мелькнул впереди, и цифры знакомые — тридцать четыре. Обрадовались подруги — дорога-то рядом совсем. Припустили они вперёд. Идут-идут и выходят опять… на берег озера!

      «Да что же это такое! Водит нас нечистый!» — в слёзы ударились. Вспомнила одна, что рубашку надо наизнанку надеть. Сделали они так и опять по просеке пошли. А у просеки в конце развилка: одна тропинка к квартальному знаку ведёт, а вторая к тому оврагу, Засечному. А темнеет уже небо, ночь близко. Глянула одна подруга на месяц молодой, что из-за леса выплыл и ахнула.

      «Чего ты?!» — испугалась подруга.

      «Так вон же воротца берёзовые! Мы же из оврага шли, да как раз под ними и прошли!»

      И показывает на две берёзки молоденькие, что вершинами друг другу склонились, как арка у ворот. А как сказала она это, так и морок слетел с них. Пошли они вкруг озера — дорога там была хорошая. Хоть и крюк до посёлка, да в лесу-то ночном страшно!

      Вышли на дорогу, а в какую сторону идти не знают! Вроде и знакомо всё, а никак не сообразят! Вдруг видят — всадник впереди едет.

      «Откуда здесь верховой?» — сказала одна.

      «Да здесь же ферма где-то недалеко! Корову, наверное, потеряли!»
Стали они кликать верхового, а он едет да едет. И даже не оглянется на подруг. Вроде и едет-то медленно, а никак они его не нагонят! И дорога всё через лес идёт, никак не кончится! А на небе уж звёзды высыпали.

      «Что б ты провалился!» — в сердцах одна из подруг выпалила. А всадник заехал за куст, да и пропал из глаз! Как будто и впрямь провалился! Только его и видели!

      — А ты, деваха, не ругалась бы. Лес-то не срамила поганым словом! — из леса старик вышел. Борода белая, длинная. Посох сучковатый в руке, рубаха и штаны домотканые. А у ног сидит серый косматый пёс. А может волк… Кто его знает.

      — Заблудились мы, дедушка! — плачут подруги.

      — Да чего же тут блудиться! — удивился старик. — Вон, видите, просеку лесники оставили? Идите по ней. Выйдете на гору. Оттуда и увидите — куда идти вам. Да только смотрите! По тропе идите, что б вам нечистая сила не казала, как бы рожи не корчила! А как с горы увидите куда идти-то, то друг другу рукой укажите. Тогда и не собьёт вас с пути и до дому доберётесь.

      Послушались его подруги, посмотрели. А ведь и впрямь, уходит от дороги в лес свежая просека! Делать нечего, пошли по ней. А страшно! То филин заухает, то выпь завоет, то сова над головой пролетит. А подруги, помня старика наказ, вперёд идут.

      И вышли-таки на холм высокий — весь лес, как на ладони!

      — Так ведь на Шайтан-гору старик нас вывел! — узнала место подруга. А как узнала, так и пелена с глаз упала: увидела она деревню знакомую впереди.

      — Вон она, смотри! — и помня, что старик сказал, показала подруге рукой на дома.

      — Вижу, вижу! — обрадовалась подруга, тоже пальцем тыча на деревню.

      Добрались они в деревню, уже когда заря восток разукрасила. А деревня та была аж километрах в тридцати от их родного посёлка! Утром добрались они до дома и узнали, что их уж четвёртый день с милицией и собаками ищут! Вертолёт собрались из города вызывать!

      Вот так-то… Хотите верьте, хотите нет!