Мой папа умер после третьего инфаркта. Ему было всего 69 лет. До своей смерти он продолжал работать, хотя мог спокойно отдыхать. Получается, не мог не работать. Он был экскаваторщиком-ювелиром, работал в ЖКХ в нашем маленьком посёлочке городского типа. Там, где нужно раскапывать коммунальные трассы вручную, посылали его. И он, бережно, ювелирно, выкапывал эти трубы на своём экскаваторе.
После его похорон я взяла на память его фуражку. Простую рабочую серую в крапинку фуражку.
Мой отец прожил трудную жизнь. В первые месяцы войны он попал в плен и почти четыре года провёл в концлагере, где и оставил своё здоровье. После войны он опять попал в концлагерь, уже в наш. После освобождения его отправили на большую стройку, где он встретил мою маму. В обществе его долго считали отверженным. Помню лютую ненависть соседа, не нюхавшего войну. Отец отвечал ему тем же.
Реабилитировали его тихо. Принесли домой необходимые документы, извинились. Он даже стал льготником. Эти самые льготы он категорически игнорировал. Мама тайком приобретала ему «льготные» добротные полусапожки, куртку. За это он её ругал.
Отношения в нашей семье с моим папой складывались непросто. Многодетная семья. Сколько помню себя в детстве, отец пил. Пил страшно. Прости меня, папа, но я расскажу об этом. Не потому, что хочу сказать, какой ты был плохой. Наоборот.
Будучи пьяным, он гонял маму, жёг вещи. Нас, детей, он не обижал. Помню, как он изрубил и сжёг в печке балалайку, на которой играли он и мама. И помню ещё один случай, когда ночью он пьяный стучал в квартиру, а мама жутко кричала, пугая нас своим криком. Мне тогда было лет шесть. Я подошла к окну, отодвинула шторку, и увидела, что кто-то стоит на дороге напротив окон. Я стала стучать в окно, призывая на помощь этого человека. А это был отец. Он ушёл тогда и нас больше в ту ночь не беспокоил.
При всём том он всегда работал. С получки обязательно приносил конфеты. Вкусные подушечки. Приходя домой на обед, он собирал остатки еды и уносил с собой. Подкармливал собак на территории ЖКХ. Так и говорил:
-Меня там мои собачки ждут.
Пить он бросил внезапно. Сильно заболел, и ему сказали, что, если он будет пить, даже немного, не выживет. И он бросил пить. И стал совсем другим человеком. Совершенно другим.
У него был очень лёгкий характер. Он нравился женщинам. Молодым и не очень. Хотя внешне на любимца и любителя женщин он совсем не походил. Ниже среднего роста, худощавый, слегка сутулый. Его острый язык и манера общения привлекали людей.
Были ли у него женщины на стороне, я не знаю. Помню, когда мама вступила в критический женский возраст, она часто устраивала ему скандалы. Как правило, ночью. Будила нас, детей, и призывала принять её сторону, поскольку наш отец завёл себе «красногубку». Скорее всего, под этим словом понималась женщина с накрашенными губами. Отец болезненно морщился, успокаивал мать, поругивая её за то, что она подняла нас среди ночи и не даёт нам спать.
Была ли я студенткой или уже взрослой семейной дамой, отец всегда встречал меня на вокзале небольшой станции, когда я приезжала. Потом мы шли пешком два километра до посёлка, и он всё время отбирал у меня сумку. Маленький, худенький. Я была выше него почти на голову при моём среднем росте.
При провожании всё повторялось. Он опять отбирал мою сумку. А на вокзале, перед приходом поезда, совал мне в карман денежку. Обязательно засовывал против моей воли деньги, хотя в них не было необходимости. Это было так трогательно.
Его общение со мной и другими детьми в семье в его уже преклонном возрасте было похоже на попытку реабилитировать себя за его причуды в нашем детстве. Я, две мои сестры и брат получили хорошее высшее образование, всегда были востребованы на работе. Отец очень гордился нами. У него было всего 7 классов образования, но он много читал. Книги и в особенности, газеты. Его эрудиции могли позавидовать образованные люди.
Помню, как он и мама по воскресеньям ездили на базар в районный центр. Покупали трёхлитровую банку мёда, семечки. Высыпав на огромный круглый стол в центре комнаты тыквенные и подсолнечные семечки, мы, дети и родители, раскрыв газеты, принимались читать. А потом ели вкусный свежий мёд, обмакивая в него куски хлеба. Это был обязательный ритуал.
В связи с этим запомнилась одна история. Отец что-то попросил нас сделать. Прозвучало это так:
-Девки, принесите мне…
«Девки», увлечённые чтением, с места не сдвинулись.
-Не все разом, - добавил отец.
И все три девки со смехом побежали исполнять его просьбу. И это слово, «девки», я переняла у своего отца, обращаясь впоследствии так к своим дочерям.
Мама пережила отца на семь лет. Не обижайся, мама, но мне всегда казалось, что ты не очень и переживала его уход. Как мне ни горько говорить об этом, но мои отношения с мамой не были такими искренними и трепетными, как с отцом.
Как-то я написала рассказ, назвав его «Моя исповедь», в котором рассказала историю своего детства, подчеркнув, что своих детей надо любить. Обязательно надо любить, потому что потом, вырастая, они очень болезненно ощущают эту «недолюбленность». Я опубликовала этот рассказ. Но почти сразу его убрала. Больше его никогда никто не прочитает. Слишком больно и откровенно.
Отцовская фуражка долго хранилась у нас в квартире на видном месте в шкафу. Потом мы сменили квартиру, делали ремонт. И я не смогла найти эту фуражку. Фуражку моего отца. И очень переживала это.
Я всегда хотела, чтобы мой муж был похож на моего отца лёгким характером и трепетным отношением к тем, кто с тобой рядом. Не получилось.
В моей памяти отец остался там, на перроне крохотной станции. Маленький, худенький. Годы идут. Когда-нибудь и я попаду на ту, совсем другую, конечную станцию, где сейчас находится мой отец. Но в этот раз мне не надо будет помогать нести сумку. С сумками туда не едут.
*****************
После похорон отца я оказалась во Владивостоке, откуда и должна была уехать поездом. Мне было очень тяжело, душа рвалась на части.
Сильный туман накрыл Владивосток. Около железнодорожного вокзала ( он рядом с морским вокзалом) в тумане, громко звеня, двигались трамваи. И вдруг, где-то рядом с собой я услышала звуки. Мне показалось, что это плакали маленькие дети. Плач младенцев ещё сильней рвал душу. Странно, но никто не обращал на этот плач внимания. Я пошла в сторону, откуда доносился плач.
Это были чайки. Их крик был похож на плач младенцев.
Спустя годы, как-то сами собой, родились строчки.
Кричали чайки, а казалось, будто плакали младенцы.
19.04.2019.
На снимке из интернета ( кто автор, не знаю) посёлок, в котором прошло наше детство