Прирожденный дипломат

Светлана Бестужева-Лада
Фамилия Бестужев-Рюмин известна всем, кто хоть как-то интересовался историей России. Но, к сожалению, тут же начинают говорить о декабристах, к которым герой этого эссе имеет весьма отдаленное отношение. Канцлер России Алексей Петрович Бестужев-Рюмин был представителем старшей ветви фамильного древа Бестужевых.
Вообще-то род был древний, упоминание о первом его представителе – Гаврииле Бестуже – датируется пятнадцатым веком, сын его Яков получил прозвище «Рюма», а внук Матвей в 1477 году ездил послом от Ивана III в Орду. Иван Грозный пожаловал тогдашнему главе рода Андрею поместье в Московском уезде. В 1699 г. восемнадцать Бестужевых владели населёнными имениями, и четверо из них были стольниками Петра, а один – патриаршим стольником.
Но политикой начал заниматься лишь один Бестужев – Петр Михайлович.

Он родился в Москве 28 июля 1664 г. Достигнув соответствующего возраста, был назначен воеводой в Симбирске и служил столь исправно, что был замечен государем Петром Алексеевичем, который в 1701 году дал дозволение Петру Михайловичу и ближним его родичам писаться Бестужевыми-Рюмиными.
В 1705 году он был послан Петром I в Вену и Берлин. В 1712 г. определён гофмейстером ко вдовствующей герцогине курляндской Анне Ивановне для заведования и управления её делами и занимался этим с небольшими перерывами-командировками больше десяти лет.
По скандальной хронике того времени, Бестужев-Рюмин не только управлял делами молодой вдовы, но и скрашивал ее горькое одиночество на чужбине чисто мужскими средствами. Тем не менее, в 1728 г. он был арестован и под стражей препровождён в Санкт-Петербург. Тогда обнаружилось его корыстолюбие, подтверждавшееся письмом самой Анны Ивановны к Петру II, что «Бестужев-Рюмин расхитил управляемое им имение и ввёл её в долги неуплатные».
За отца вступились два сына Алексей и Михаил, бывшие посланниками при польском и датском дворах. Жалобу герцогини положили под сукно – не до него было. Да и у Анны Иоанновны давно уже был новый галант, тоже неравнодушный к деньгам вдовушки – Эрнест Бирон.
По вступлении на престол Анны Ивановны Пётр Михайлович был назначен губернатором в Нижний Новгород, но Бирон потребовал его ссылки в деревню, где он и пробыл семь лет.
В 1737  году за верную службу сыновей ему было дозволено жить на свободе в Москве или в деревнях, где пожелает. В 1740 году вступившая на престол императрица Елизавета Петровна пожаловала Алексея Петровича вице-канцлером и возвела вместе с отцом и братом в графское достоинство. Вскоре после этого первый граф Бестужев-Рюмин скончался. Старшим в роду стал граф Михаил Петрович, но прославил этот род младший брат – Алексей.
Жизнь его была полна самыми удивительными событиями и неожиданными поворотами. Алексей Бестужев-Рюмин, родился в 1693 году и принадлежал к младшим «птенцам гнезда Петрова» — тем молодым людям, которых великий государь, возлагавший на них большие надежды, послал учиться за границу. Бестужев оправдал эти надежды, но достаточно своеобразно.
Учился он прекрасно, особенно хорошо знал языки и «обхождение европейское». В Ганновере он так понравился местному властителю, курфюрсту Георгу-Людвигу, что тот сделал юношу своим камер-юнкером. Надо полагать, о возвращении в Россию Алексей Петрович тогда и не помышлял.
А уж когда в 1714 году курфюрст стал английским королем Георгом I, тем более. Но судьба (точнее, королевская прихоть) решила по-своему. С известием о своем вступлении на престол Георг I направил в Петербург посольство во главе с… 21-летним Бестужевым-Рюминым в ранге чрезвычайного посланника.
Посланник ехал на родину не без опаски: царь Пётр был непредсказуем, и за службу другому государю, да еще без спроса «высочайшего дозволения» мог наказать самым жестоким образом – вплоть до лишения головы. Но у государя, по-видимому, в тот день случилось особенно хорошее настроение, и когда доложили: «Полномочный чрезвычайный министр Его королевского величества Великобританского Алекс Бестужефф», страшно обрадовался.
Он увидел перед собой свою воплощенную в жизнь мечту природного русского дворянина в образе изящного и образованного европейца.
-  Вот куда могут залетать наши орлята, коли науки освоят да ум свой покажут! – воскликнул Петр I. - Вот сюрприз! Вот угодил!
И обычно прижимистый царь так расщедрился, что пожаловал Бестужеву тысячу рублей. Вернувшись в Англию, Бестужев-Рюмин прослужил Георгу еще три года, а потом был отозван в Россию. Хорошего понемножку.
Началась его карьера в России неплохо – он  стал посланником в Дании, сидел там три года, а потом стало ясно, что повторения английского успеха не будет. Император про него забыл, Дания Петра ничем не привлекала и Бестужев-Рюмин оказался обреченным на скучнейшую жизнь заурядного дипломата во второстепенном государстве.
По-видимому, от скуки Алексей Петрович женился на немке, дочери российского дипломатического представителя в Гамбурге, Анне Ивановне Беттихер, которая родила ему двоих сыновей; один рано умер, второй достиг зрелых лет, нолишь ненадолго пережил отца.
А потом не стала и императора, а вместе с ним – надежды на то, что карьера вообще состоится. Покровителей при дворе не было, императрица Екатерина политикой не интересовалась, ее преемник – несовершеннолетний внук Петра – тем более.
получившей в 1748 году придворное звание гофмейстерины, Лишь когда на престол возвели Анну Иоанновну, тридцатисемилетний Алексей Петрович воспрял духом и приложил все усилия, чтобы войти в милость к… тогдашнему фавориту Анны Иоанновны, Бирону.
Лесть, доносы на других, угодливость, щедрые подарки – Бестужев-Рюмин не брезговал ничем. Однако дело шло медленно и только к лету 1740 года он, по воле всесильного Бирона, занял место в кабинете министров. Виктория!
 Увы! Фортуна вновь отвернулась от него. Осенью 1740 года после смерти императрицы Анны Бирон был арестован фельдмаршалом Минихом и гвардейцами. Вместе с ним и Алексей Петрович почти сразу попал в Шлиссельбургскую крепость — место страшное, мрачное. Пытали там отменно, узники признавались даже в том, о чем никогда и не думали.
Вот и Бестужев-Рюмин, не дожидаясь пыток, рассказал следователям все, о чем они ему «советовали» вспомнить. А вспомнить нужно было такое, чтобы подвести Бирона по эшафот. Но тут следствие постигла неудача: при очной ставке с Бироном Бестужев-Рюмин вдруг отказался от всех страшных обвинений, которые он накануне возвел на своего бывшего патрона.
Как вспоминал впоследствии Бирон, «…Бестужев вдруг сказал: «Я согрешил, обвиняя герцога. Все, что мною говорено, — ложь. Жестокость обращения и страх угрозы вынудили меня к ложному обвинению герцога».
Совесть замучила? Это вряд ли – совести у Бестужева-Рюмина не было никогда, зато нюх на опасности – отменный. Скорее всего почувствовал, что бывший всесильный герцог вполне может и его утащить за собой на эшафот с такими-то признаниями. Тем более, что времени на размышления было предостаточно: в камере Шлиссельбурга Бестужев-Рюмин просидел несколько месяцев.
Может быть за это время вспомнил, как чуть было не угодил на дыбу в 1717 году, когда, будучи еще за границей, узнал, что царевич Алексей Петрович бежал от своего грозного отца в австрийские владения. Бестужев-Рюмин написал царевичу льстивое письмо, предлагая себя как верного слугу. Какой неосторожный шаг! К счастью для него, письмо это в бумагах царевича не нашли.
Бестужев-Рюмин недолго просидел в застенке. Меньше, чем через год, в России произошел новый государственный переворот: в ноябре 1741 года на престол взошла Елизавета Петровна, Миних и Остерман были приговорены к смертной казни, которую в последний момент заменили ссылкой, а Алексей Петрович вышел на свободу с чином вице-канцлера: никто в России лучше Бестужева не знал внешней политики, всех ее темных и тайных уголков, и это понимала даже Елизавета.
В 1744 году императрица сделала Бестужева-Рюмина графом и канцлером РоссииА его супругу - обергофмейстриной. Канцлер был высший гражданский чин по петровской Табели о рангах — выше него в чиновной иерархии уже не было никого. На этом посту Алексей Петрович пробыл четырнадцать лет, фактически самостоятельно определяя курс внешней политики России, невероятно раздражая Елизавету постоянными «докуками» о важных документах.
Они так и не сблизились за все эти годы, хотя Бестужев-Рюмин всячески старался добиться расположения фаворитов государыни — сначала Алексея Разумовскому, а потом Ивана Шувалова. Напрасно. Почему-то граф Бестужев-Рюмин производил на людей странное, неприятное впечатление. Княгиня Екатерина Романовна Дашкова писала о нем:
«Я видела его всего один раз, да и то издали. Меня поразило фальшивое выражение его умного лица…»
Польский король Станислав-Август Понятовский оставил такую характеристику знаменитого канцлера:
«Пока он не оживлялся, он не умел сказать четырех слов подряд и казался заикающимся. Коль скоро разговор его интересовал, он находил и слова и фразы, хотя очень неправильные, но полные силы и огня, которые извлекал рот, снабженный четырьмя обломками зубов, и которые сопровождались сверкающим взглядом его маленьких глаз. Выступившие у него багровые пятна на синеватом лице придавали ему еще более страшный вид, когда он приходил в гнев, что случалось с ним часто, а когда он смеялся, то это был смех сатаны… Иногда он был способен на благородные поступки именно потому, что он по чутью понимал красоту всякого рода, но ему казалось столь естественным устранять все, что мешало его намерениям, он не останавливался ни перед какими средствами».
Елизавету, вечно занятую балами, спектаклями и туалетами, раздражал сам вид неопрятного, шамкающего старика в грязном парике. Ей аккуратно доносили все сплетни о его семейных скандалах, пьянстве, самодурстве и диких выходках. Но… сплетни не достигали своей цели: императрица не удаляла от себя «истинного короля русской дипломатии». Он всегда говорил дело и знал все наперед, блистал образованностью, был опытен, прекрасно разбирался в европейской политике, был патриотом или, как тогда говорили, «верным сыном Отечества».
Как царедворец, он был безупречен: всегда лоялен к государыне, не допускал ни единого порочащего ее слова, никому не доверял, никого не любил и в совершенстве владел искусством интриги. Никогда раньше в придворной борьбе никто так широко не использовал шпионаж и перлюстрацию дипломатической корреспонденции, как канцлер Бестужев-Рюмин. Он скрупулезно собирал  досье на елизаветинских сановников и иностранных дипломатов и никогда не упускал случая пустить нужную информацию в ход.
По указу канцлера расшифровывались такие высказывания послов о государыне Елизавете и русском дворе, от которых отчетливо пахло высылкой или даже Сибирью. Этими бумажками, вовремя поданными государыне и вызывавшими ее страшный гнев, Бестужев-Рюмин победил немало своих опаснейших врагов. Среди них была и княгиня Ангальт-Цербстская Иоганна-Елизавета, мать жены наследника, будущей императрицы Екатерины II, которая попалась на шпионской деятельности в пользу короля Пруссии и была немедленно изгнана.
Одной из самых больших побед канцлера была высылка из России французского посла маркиза де Шетарди, который интриговал против него и пытался опорочить в глазах Елизаветы Петровны. Маркиз долго числился в интимных друзьях государыни, а в то же время весьма нелицеприятно отзывался о ней в своих письмах во Францию. Тут-то его и подловил Бестужев-Рюмин. Императрица, прочитав дешифровку писем де Шетарди, предписала выслать его из России в 24 часа.
Не дожидаясь прихода полиции, уехал в Берлин другой ненавистник Бестужева — прусский посланник Мардефельд. Он чудом ускользнул от Тайной канцелярии, куда Бестужев мог передать толстое досье на этого знатока русского двора.
А вот личный врач императрицы Лесток, интриговавший вместе с Шетарди и Мардефельдом против канцлера, от Тайной канцелярии не увернулся и в 1748 году, после жестоких допросов с применением пыток в Сибирь, как тогда мрачно шутили, «березки считать»…
Вдруг с неожиданной стороны появился и еще один смертельный враг - старший брат Михаил Петрович Бестужев-Рюмин. Граф Михаил Петрович давно служил по дипломатической части. Карьеру свою он начал еще при Петре I. Благодаря уму и образованию он уже в семнадцать лет начал служить секретарем при нашем посольстве в Копенгагене. В двадцать четыре года он камер-юнкер, а в 1720 году стал нашим резидентом в Лондоне. Дальше он быстро поднимался по служебной лестнице. После заключения Ништадтского мира он был назначен посланником в Швецию и продержался на этой должности до 1741 года. Елизавета Петровна назначила его полномочным министром в Варшаве.
В 1743 году он вступил в брак со вдовой Павла Ягужинского, Анной Гавриловной, урожденной Головкиной. Брат-канцлер был категорически против этого брака по одному ему известным причинам, но Михаил Петрович мнение младшего брата пренебрег, в чем скоро горько раскаялся. Через несколько месяцев супруга была арестована по лопухинскому заговору. Самого Михаила Петровича к делу не привлекли, но все время следствия он содержался под караулом в собственном доме. После того как битая кнутом супруга Анна Гавриловна была отправлена в пожизненную ссылку в Якутск, Михаил Бестужев уехал за границу. Через год он уже был российским посланником в Берлине.
И тут к дипломату пришла истинная любовь, это в 56 лет! Предметом страсти стала вдова обер-шенка Гаугвиц. Он решил на ней жениться. При живой жене это было непросто, и Михаил Петрович обратился с просьбой о помощи к брату – всесильному канцлеру. Алексей Петрович должен был исхлопотать у императрицы разрешение на развод и вступление в новый брак. Написал письмо, одно, второе.
Осенью 1747 года он послал просьбу на высочайшее имя, но дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Обожженные любовью безрассудны не только в молодости, но и в преклонных летах. Не дожидаясь ответа из Петербурга, Михаил Петрович 30 марта 1749 года обвенчался с обожаемой, и вскоре узнал, что новоиспеченную графиню Бестужеву не признают не только в Петербурге, но и при дворах, где Бестужев был послом. С точки зрения этикета он был двоеженцем, имевшим сожительницу, метрессу, как тогда говорили.
До Михаила Петровича доходили слухи, что в деле о разводе и новой женитьбе младший брат его не только не помощник, но и противник, де, именно он вставляет палки в колеса. Отношения двух братьев были и раньше, как сейчас говорят, «непростыми», а тут уже вспыхнула откровенная ненависть.
Михаил Петрович стал просить помощи у Воронцова, о чем мы узнаем из его письма:
 «Ваше сиятельство, как уповаю, яко мой милостивый патрон и истинный друг, в сем приключении участие примите, и по искренней своей ко мне дружбе и милости, чинимые иногда паче чаяния против сего невинного моего поступка внушения по справедливости и человеколюбию своему в пользу мою опровергать не оставьте: ибо сие дело не иное, но самое партикулярное, до государственных интересов нимало не касается, и на которое я токмо для успокоения моей совести и для честного жития на свете поступил».
Этим письмом Бестужев-старший подтверждал, что переходит в стан противника канцлера. Впрочем, Воронцов ничем не помог Михаилу Петровичу. Помощь пришла со стороны миролюбца Ивана Ивановича Шувалова, который уговорил императрицу признать брак Бестужева законным.
В 1752 году Михаил Петрович был призван с супругой в Петербург. Бестужев-Рюмин объявил, что вернется в Россию с единственной целью – отомстить младшему брату и столкнуть его с занимаемой должности. Но по дороге с Петербург он заболел и приехал в Россию только в 1755 году, в самый разгар интриг.
Но «спихнуть» младшего брата с высокого поста не получилось. Через Михаил Петрович  был назначен посланником во Францию, где также активно интриговал против брата. В 1760 году он умер, по завещанию похоронен в России. Потомства после него не осталось.
Канцлер Алексей Петрович так долго продержался у власти не только благодаря своим феноменальным способностям к интриге, но и отличному знанию натуры государыни. Он в совершенстве постиг нрав, вкусы, пристрастия и пороки Елизаветы Петровны. Современник писал, что Бестужев годами изучал императрицу, как науку. Так оно и было.
Канцлер точно определял, когда нужно подойти к императрице с докладом, чтобы заставить ее слушать, а когда лучше удалиться. Он знал, как привлечь внимание легкомысленной Елизаветы, какие детали ей интересны, как незаметно вложить ей в голову нужную идею, а потом развить ее так, чтобы государыня считала эту мысль своей собственной. Зная, что царица ленива и бумаги читать не любит, Бестужев приписывал на конверте: «Ея величеству не токмо наисекретнейшего и важнейшего, но и весьма ужасного содержания». Тут он мог быть уверен — любопытная царица конверт вскроет непременно! А там — письма Шетарди!
Бестужев-Рюмин сразу понял, что за внешним легкомыслием Елизаветы скрывается личность подозрительная, мнительная, тщеславная, но и гордая от сознания того, что она дочь Петра Великого, что ей предназначено Богом и судьбой продолжить славные дела отца. Играя на этих струнах ее души, можно было найти дорогу к ее сердцу и добиться своего.
Кроме того, канцлер умело использовал то, что дипломатия тогда считалась «ремеслом королей». Во всей Европе правили многочисленные императоры, короли, князья, ландграфы, герцоги, в большинстве своем связанные родственными узами через браки. Эта большая и не слишком дружная семья, естественно, находилась в состоянии постоянных склок и распрей, когда мелких, когда не очень.
Елизавете мир дипломатии представлялся огромным дворцом, где жили мадам де Помпадур, Фридрих II, императрица Мария-Терезия, где властвовали интрига, сплетня, и где императрица чувствовала себя, как рыба в воде. А подводные камни ей умело и тактично позволял обходить опытный в дипломатических делах Бестужев-Рюмин, который знал этот «дворец» куда лучше своей повелительницы.
Вице-канцлер имел вполне определенные, сложившиеся взгляды на основные задачи русской дипломатии. Главным он считал возвращение к продуманному внешнеполитическому курсу Петра I, что позволило бы России укрепить свой престиж и расширить влияние на международной арене. Когда маркиз де Шетарди попытался склонить Елизавету к переговорам со Швецией на условиях пересмотра решений Ништадтского мира, он получил решительный отказ. Алексей Петрович полностью разделял позицию императрицы, твердо убежденный в том, что «невозможно начинать никаких переговоров иначе, как приняв в основания Ништадтский мир».
У канцлера в Европе была твердая репутация «неподкупного», однако все современники утверждали обратное. Парадокс? Нисколько. Бестужев-Рюмин принципиально не брал  взяток от врагов России, французов и пруссаков. Канцлера не соблазнила даже огромная сумма в 150 тысяч червонцев, которыми пытался подкупить его прусский король Фридрих II.
Но у союзников – брал, иногда даже вымогал, жалуясь на свою беспросветную нужду. И в самом деле, почему бы не поживиться за счет друзей — австрийцев и англичан? Удобно и безопасно. Польский король Станислав-Август писал:
«Принять подачку от государя, связанного дружбой с Россией, было, по его понятиям, не только в порядке вещей, но своего рода признанием могущества России, славы которой он по-своему желал».
«Подарки» от друзей никак не отражались на той политике, которую проводил канцлер и которая одобрялась государыней, хотя союзники искренне считали, что именно их деньги диктуют курс России. А Бестужев-Рюмин при каждом удобном случае напоминал, что руководствуется исключительно патриотизмом и желанием угодить дочери Петра Великого в ее миссии возвеличить Россию.
И все-таки не зря говорят, что «на каждого волка в лесу по ловушке». Попался и Бестужев-Рюмин, но уж конечно не на взятках, для этого он был слишком умен. Канцлера чуть не сгубили слишком усердные хлопоты о… будущем! К концу 1750-х годов императрица Елизавета Петровна стала все чаще хворать и, конечно, при дворе во всех углах шептались, кто унаследует престол.
Императрица все намеревалась написать завещание; то в пользу малолетнего внука Павла при регентстве своего морганатического мужа Алексея Разумовского, то в пользу самого Разумовского, что было, естественно, нелепо. Но так и не удосужилась изложить свою последнюю волю на бумаге – слишком велика была ее нелюбовь к бумагам. А по закону о престолонаследии после ее смерти на престол должен был вступить ее племянник, великий князь Петр Федорович.
Все бы ничего, да Петр Федорович был ярым поклонником прусского короля Фридриха II, а значит, лютым врагом Бестужева-Рюмина, который многие годы вел отчетливо антипрусскую политику и ничего хорошего после этого от нового императора не ждал. В какой-то момент канцлер затеял интригу в пользу жены наследника, Екатерины Алексеевны, с тем чтобы после смерти Елизаветы привести ее к власти, а самому стать при ней первым министром.
Но… заговор раскрыли. Утром 25 февраля 1758 года к графу Алексею Петровичу Бестужеву-Рюмину приехал курьер и передал устный приказ императрицы немедленно явиться во дворец. Канцлер тут же отговорился болезнью, и при этом не лгал:  по утрам он отчаянно страдал от похмелья. Нужно было сперва применить народные средства от этой напасти, а потом уже являться пред светлые очи государыни. Канцлер-пьяница был необыкновенно работоспособен и крепок.
Между тем курьер явился вторично, так что пришлось, не долечившись, отправляться во дворец. Дальнейшие события детально описал в своем донесении французский посланник де Мессельер:
 «…Бестужев, «приближаясь к подъезду дворца, изумился, когда увидел, что гвардейский караул, обыкновенно отдававший ему честь, окружил его карету. Майор гвардии арестовал его как государственного преступника и сел с ним в карету, чтобы отвезти его домой под стражею. Каково было его удивление, когда, возвратившись туда, он увидел свой дом, занятый гвардейцами, часовых у дверей своего кабинета, жену и семейство в оковах, на бумагах своих печати… Посаженного под домашний арест канцлера раздели донага и отняли у него бритвы, ножички, ножи, ножницы, иголки и булавки… Четыре гренадера с примкнутыми штыками стояли безотходно у его кровати, которой завесы были открыты».
Под таким вот более чем «крепким караулом» Бестужев-Рюмин маялся целых четырнадцать месяцев! Но граф воспринял немилость государыни философски, поскольку давно ее ждал, повторяя, что от сумы и от тюрьмы зарекаться никому не следует. Впрочем, он и не зарекался, ибо жил в неспокойное время и при этом жаждал власти, любил ее, а такая любовь во все времена весьма опасна…
Все это время враги канцлера упрямо искали документы, на основании которых можно было бы завести настоящее дело об измене. Конечно, можно было бы обойтись и без бумаг, но императрица желала получить доказательства измены. Один из следователей по делу канцлера писал приятелю:
 «Бестужев арестован, а мы теперь ищем причины, за что его арестовали».
Зря старались: старый, опытный лис давным-давно, не дожидаясь ареста, предусмотрительно уничтожил все опасные для себя письма и бумаги. Чутье на опасность у него было звериное. В итоге у Елизаветы и ее окружения остались одни не подкрепленные фактами подозрения.
Не подвела и союзница Бестужева-Рюмина, великая княгиня Екатерина, которая на допросе, учиненном ей самой императрицей Елизаветой, держалась стойко, канцлера не только не выдала, но и открестилась от каких-либо отношений с ним, тем более письменных. На угрозу, что канцлера будут пытать, дерзко ответила:
- Пытайте! С пытки всякий что угодно скажет. А меня отпустите с детьми на родину, вижу, что не угодна вашему величеству…
Допрос кончился слезами и объятиями. Для Екатерины. А Бестужева-Рюмина за подозрение в измене приговорили к смертной казни, которую императрица милостиво заменила ссылкой в дальнюю деревню, в Можайский уезд — что называется, загнала за Можай.
В деревне канцлер отпустил бороду, бросил пить и, как натура деятельная, не сидел сложа руки. Он разбирал свою коллекцию медалей и читал с пером в руке Священное Писание. Из цитат, извлеченных из него, составил сборник с выразительным названием: «Избранные из Священного Писания изречения во утешение всякого неповинно претерпевающего христианина». Эта книга была издана в Санкт-Петербурге, Гамбурге и Стокгольме на французском, немецком, шведском и латинском языках.
В декабре 1761 года умерла Елизавета и на престол вступил ее племянник Петр III. Бестужев-Рюмин сидел в своем медвежьем углу тише мыши: зная, что новый император его, мягко говоря, ненавидит, понимал, что тут он ссылкой не отделается. К счастью, при новом дворе о нем просто-напросто забыли, а потом последовал переворот в июне 1762 года. Петр III был свергнут, и уже в середине июля Бестужев оказался при дворе новой самодержицы, Екатерины II.
Как правило, новый государь объявлял амнистию, но чинов опальным обычно не возвращали, и карьера их бывала сломана. Но с Бестужевым-Рюминым и тут произошло иначе. Екатерина не забыла своего подельника по заговору 1758 года, вернула ему все чины, ордена, дала пенсион, назначила «первым императорским советником» и пожаловала ему чин генерал-фельдмаршала.
Более того, она издала особый манифест, восстанавливавший его честь и достоинство:
«Граф Бестужев-Рюмин ясно нам открыл, каким коварством и подлогом недоброжелательных доведен он был до сего злополучия...<...> ...За долг христианский и монарший мы приняли: его, графа Бестужева-Рюмина всенародно показать паче прежнего достойным покойной тетки нашей, бывшей его государыни, доверенности и нашей особливой к нему милости, яко сим нашим манифестом исполняем возвратя ему прежним старшинством чины генерал-фельдмаршала, действительного тайного советника, сенатора и обоих российских орденов кавалера с пенсионом по 20000 рублей в год».
Но звание канцлера все-таки не вернули. Хитрый Бестужев-Рюмин дважды предлагал Сенату провозгласить Екатерину «Матерью Отечества», но хладнокровная государыня отказалась. Она вообще старалась держать бывшего канцлера на расстоянии, понимая, что его время безвозвратно ушло, а ее только начинается.
Понял это довольно быстро и сам Бестужев-Рюмин, попросился в отставку, получил ее и вскоре умер. Об обстоятельствах смерти самого великого канцлера или о его похоронах никто из современников воспоминаний не оставил. По всей видимости, он скончался тихо в своём доме и тихо, по-домашнему, был предан земле.
М.М. Щербатов писал о том, как несправедливо Екатерина II обошлась со своим другом, оказавшим ей в своё время бесценные услуги:
 "…Граф Алексей Петрович Бестужев, спомоществующий ей, когда она была великою княгинею, во всех ея намерениях и претерпевший за неё несчастие, при конце жизни своей всей её поверенности лишился, и после смерти его она его бранила".
Манштейн в своих «Записках о России» писал, что Бестужев был человеком умным, трудолюбивым, имеющим большой навык в государственных делах, патриотичным, но при этом гордым, мстительным, неблагодарным и в жизни невоздержанным. Екатерина II тоже отдавала должное уму и талантам канцлера, но добавляла, что он был пронырлив, деспотичен, подозрителен и мелочен. Тем не менее, Екатерине II импонировали ум, твердая воля и деловые качества этого политика. «Граф Бестужев думал как патриот, и им нелегко было вертеть, — вспоминает государыня в своих „Записках“, — хотя человеком был сложным и неоднозначным…»
А вот Валишевский о Бестужеве:
«Он был безусловно не лишен некоторых личных дарований, из тех, что приносят счастье большинству авантюристов; он действовал с помощью тонкой хитрости и грубого нахальства, невозмутимого спокойствия и безошибочного инстинкта внешнего декорума, соединяя их с величавостью, которую он умел сохранить в самых унизительных положениях и которой он вводил в заблуждение не только Елизавету, но и всю Европу. Он властным тоном требовал субсидий России и принимал взятки с таким видом, будто оказывал этим великую честь».
Бестужев-Рюмин представлял собой довольно редкую фигуру в политической жизни России этого периода, когда фаворитизм набирал силу. Пользуясь большим влиянием на Елизавету, он никогда не был ее фаворитом. Огромное трудолюбие, проницательный ум, блестящие дипломатические способности, умение убеждать позволили ему стать победителем в сложнейшей и жесточайшей борьбе с «французской партией» и ее сторонниками. Однако, считая, что цель оправдывает средства, Алексей Петрович весьма часто пользовался далеко не честными методами, среди которых были и перлюстрация корреспонденции противника, и подкуп, а иногда и шантаж. Но проводимый Бестужевым-Рюминым внешнеполитический курс отличался продуманностью, принципиальностью и четкостью в защите интересов России.
«Внешнеполитическая программа канцлера Бестужева-Рюмина, конечно, не была лишена недостатков, — считает российский историк дипломатии А.Н. Шапкина. — Основными из них были чрезмерная приверженность системе трех союзов (морские державы, Австрия, Саксония) и определенная переоценка общности интересов России с этими странами. Но Бестужев-Рюмин был дальновидным политиком, знавшим большинство тонкостей европейских дипломатических отношений. Он сумел вполне верно определить основные задачи, стоявшие перед русской дипломатией в тот период, указал ее явных и тайных противников, прямых и потенциальных союзников. Внешнеполитическая концепция Бестужева-Рюмина была в целом мало динамичной, но одновременно достаточно гибкой, так как предполагала использование разнообразных методов для достижения поставленных целей и для противоборства с дипломатическими противниками, избегая при этом открытой конфронтации. Однако следует отметить, что в программе канцлера доминировала антипрусская направленность».
Да, и еще один момент. Алексей Петрович внес свой вклад и в медицину. Среди лекарственных средств того времени  особое место занимали «капли Бестужева». В 1725 году, находясь на дипломатической службе в Дании, Будущий Великий канцлер предложил состав нового лекарства — спирто-эфирного раствора хлорного железа. Это лекарство и было названо каплями Бестужева. Считалось, что спирто-эфирная смесь способствует всасыванию железа и усиливает его действие. Капли представляли собой золотисто-желтого цвета жидкость эфирного запаха, жгучего и вяжущего вкуса. Они сразу же нашли широкое применение как препарат железа «при малокровии с состоянием истощения и нервными страданиями».
Они утратили свою силу только в наш железный век, а в XVIII–XIX столетиях их ведрами пили все неврастеничные дамочки Европы от Лиссабона до Христиании и от Дублина до Афин.
Единственный сын Бестужева-Рюмина, граф Андрей, умер в Ревеле в 1769 году, не оставив потомства. Как писал историк Бюшинг, "он оставил в 1768 году мир, для которого был бесполезен".
Род графов Бестужевых-Рюминых пресекся навсегда и никогда не имел ни малейшего отношения к декабристам.