Мы все грешны. И я не меньше всех
Грешу в любой из этих горьких строк,
Сравненьями оправдывая грех,
Прощая зло и извинив порок.
Шекспир
У попа была собака с банальной кличкой Шарик. Но Шарик околел в прошлом годе от чумки и преклонного возраста. А ещё у попа была попадья – матушка Евдокия. Родители её, комсомольцы и атеисты, назвали дочку так, словно готовили в попадьи. А ещё у попа был одиннадцатилетний сын Павлуша. И от этого душа отца Михаила изболелась, изнылась и выхолодилась, как пустой старый дом, в котором перестали жить и топить. А с Евдокией Фёдоровной он боялся встретиться взглядом, а если встречался, то отводил, словно в чём-то виноват.
Сегодня отцу Михаилу было как-то особенно не по себе. Отслужив литургию и закончив прочие требы, он валился с ног. Он, согласно уставу, с утра ещё ничего не ел и не пил, а прошлой ночью, к тому же, так и не смог уснуть. Взгляд батюшки непроизвольно задержался на изображении святой Анны, нарисованной маслом над входом в пономарку. Она гордо, без всякого смирения, смотрела вперёд в ожидании расстрела и напоминала ему поповскую дочь – Зою Космодемьянскую. Он быстро отвёл взгляд и перекрестился. С нетерпением ожидая долгожданного отдыха, священник направился к выходу из храма. Но на паперти встретил человека в застиранной футболке с надписью «SEE YOU IN HELL». Человек вежливо, но уверенно, даже настойчиво, попросил провести над ним обряд крещения. Отец Михаил взглянул на часы, которые показывали уже три часа, и испытал что-то похожее на раздражение, но тут же прогнал прочь постыдные мысли.
- Служба уже закончилась. Приходите, пожалуйста, завтра, - обратился он к гостю, стараясь вложить спокойствие и благожелательность не только в интонацию, но и в свои чувства.
- Но, батюшка, завтра я не смогу, а значит не смогу никогда, ответил посетитель с убедительностью, не терпящей возражения.
Поп вздохнул и спросил, перейдя на «ты»:
- Столько лет ждал, а одного дня не сможешь?
Тут он попытался определить возраст незнакомца, но, к своему удивлению, не смог. В первый момент показалось, что этому человеку нет и сорока, но в следующее мгновение ему можно было дать и больше пятидесяти. Смуглое лицо просителя выглядело округлым и гладким, как у человека обделённого сильным характером, но глубокие тёмные глаза выражали волю и непреклонность. Но при этом глаза сияли весёлостью. «Не русский» - почему-то подумал о нём священник.
- Войди в храм, сын мой.
Гость вошёл в притвор и стал уверенно расхаживать, рассматривая новодельную роспись на стенах.
- Искренне ли твоё желание, сын? – спросил священник.
- Вполне, - отозвался тот, лишь на миг оторвавшись от рассматривания рисунков на стенах, выполненных обычной масляной краской без особого старания или таланта. Отца Михаила начала раздражать самоуверенность посетителя, которая граничила с наглостью.
- Обряд платный – прейскурант с ценами висит на крыльце. Для обряда необходим крестильный крест и православный человек, который станет вашим восприемником. Причаститься можно будет на следующий день.
Михаил всё время сбивался в беседе с «ты» на «вы», поочередно меняя роль священника и продавца некой услуги.
- Я знаю, что, в крайнем случае, крёстным может стать сам священник. Прошу вас об этом, ибо мой случай крайний, как никакой другой. А крестик у меня есть.
Посетитель достал из кармана джинсов маленький изящный крестик, на вид золотой. Это было настоящее произведение искусства.
- Такой крест не правильный, не подходит. У нас можно купить крестик, я вам сейчас покажу. Есть совсем простенькие из алюминия, но если хотите, могу предложить серебряный.
Михаил ощутил прилив головной боли и досаду оттого, что не может просто окрестить незваного гостя с каким угодно крестиком. Чтобы всё это закончилось.
- Как это – не правильный? Крест – он и в Африке крест.
В словах круглолицего звучало удивление, но священник уловил в интонации наигранность, которая свидетельствовала о том, что тот уже ожидал подобное возражение.
- Неправильный – значит ювелирный. Украшение, брелок.
- Но позвольте, ваш крест тоже изрядно ювелирный. Устроили тут магазин из церкви. А ведь однажды торгашей уже выгоняли из храма. Но гонитель тот, правда, плохо кончил, - посетитель засмеялся своей шутке, хотя глаза его выдавали ум, несовместимый с подобным поведением.
Священник готов был тут же выпроводить наглого гостя, но опять успокоил себя. Хотя понял, что о крещении уже не может быть и речи.
- Крестик я бы бесплатно дал, но теперь и продавать не стану. Ибо не вправе крестить дерзкого человека, которого смешит жертва Спасителя.
- Дерзкого? Да это вы, отец, взяли на себя дерзость, объявив свои бирюльки более правильными.
- Уставы и обряды священные составляют любую религию. А иначе и пуговки на веревочке допустимыми станут. А иначе, как следовать избранному? Как обозначить свой выбор перед другими? – он говорил это и поражался, что вступил в этот бесполезную и глупую дискуссию.
- А вас прошу покинуть храм! Приходите потом, когда обретёте смирение…
- Религия – прибежище трусов и рабов! – перебил попа незнакомец, пристально уставившись ему в глаза. Михаил слегка опешил и, разведя руками, спросил:
- Но тогда, позвольте узнать, зачем вы пришли сюда и просили совершить обряд? Чтобы насмеяться? Чтобы оскорбить Сына Божьего?
Гостю опять стало смешно. Он подошёл ближе к попу и сказал почти шёпотом:
- Будем считать, что ваш остроумный вопрос завёл меня в тупик. А вообще-то я могу и иудейство принять, но под наркозом, конечно. Поспособствуете?
- Уходите! – Михаил уже не скрывал раздражение.
- Извольте! Нынче, гнать из храма путников в порядке вещей, - он по военному повернулся на каблуках и направился к выходу.
Перед дверью неизвестный опять развернулся и спросил, словно не было предыдущего резкого разговора:
- Это ваше авто во дворе? Шикарная тачка, сейчас такие уже даже немцы не собирают, - он вновь сделал попытку уйти, но вторично обернулся и, поучительно потрясая пальцем, продолжил:
- Небольшие стуки при работе двигателя оттого, что не отрегулировано натяжение ремня ГРМ. Обязательно отрегулируйте, а то будет жалко испортить такого красавца.
Казалось, теперь он уйдёт, но нудный визитёр снова остановился и продолжил:
- Только не обращайтесь к дилеру – эти всё испортят. Советую позвонить мастеру по объявлению в газете.
Удивительным образом, непонятно откуда неизвестный достал свернутую в трубку толстую газету объявлений и положил на подоконник.
- Там отмечено. Если запорите движок, то уже не продадите за те деньги, на которые рассчитываете. А машинка хороша! Я бы сам купил, но прав нет, да и водить не умею.
Отец Михаил растерялся и уже не знал что говорить. Но по отношению к чужаку появилось некое любопытство – не был он похож на банального богохульника.
- Откуда про машину узнали? – напрямую спросил священник, думая о том, что никому ещё не сообщал о своём намерении.
- Какая разница. Что это меняет? – ушёл от ответа собеседник. В который раз он изобразил, что собрался восвояси, но Михаил уже ждал продолжения. И оно последовало:
- Но, если вы проведёте обряд, с моим крестиком, конечно же, то я заплачу вдвое больше, чем требуется на операцию сыну. И деньги, и тачка при вас, и на операцию хватит. Прямая выгода. Решайтесь.
Гость терпеливо молчал в ожидании ответа. У Михаила закружилась голова и сильно забилось сердце. Словно ожидая поддержки от своего храма, он забегал взглядом вокруг себя, и встретился с грустными глазами плохо нарисованного местным спившимся художником святого праведного Сима, прикрывающего наготу отца своего. Глаза были печальными, но непреклонными.
- Кто вы?.. Зачем это?.. Какой смысл?..
- Позвольте оставить свои резоны при себе, ваше преосвященство. Я предлагаю хорошие деньги за сущую безделицу – несколько пустых глупых слов и действий, которые вы привыкли совершать на автомате. Вот будь у вас колокольный лоб, то и плата другой могла бы стать. Кроме того, позволяю держать в кармане кукиш, пока крестите меня.
- Но… я не могу…
- Когда-то, Миша, ты не был столь щепетильным, если дело касалось денег. Про деньги всё понятно! – незнакомец пренебрежительно махнул рукой. – Но тут ведь жизнь сына на кону!
На лице священника читался испуг, он заметно побледнел.
- Неприятно вспоминать прошлую жизнь? Да, там были весьма неприятные моменты, согласен. Но Бог – не фраер, он всё знает.
- Кто ты, чёрт побери!
Смуглый чуть не подпрыгнул от удивления, хлопнул себя по ляжкам и с радостным возбуждением продолжил:
- О! Нифига себе! Поп чертыхается прямо в церкви! Надо было снять на телефон и выложить в интернет. В следующий раз предупреждайте.
Он почти сразу успокоился и молча остановился в ожидании, потом, опять-таки резко начал уходить:
- Вынужден раскланяться. Вижу, что моё предложение вас не заинтересовало.
- Постойте… - тихо и нерешительно, но с мольбой в голосе произнёс отец Михаил.
- Стою, - не оборачиваясь, сказал таинственный человек и встал, как вкопанный. Пастырь ещё раз растерянно оглядел росписи на стенах в поисках защиты. Преподобный затворник Арефа отрешённо горевал о своей былой скупости и, похоже, не вникал в чужие проблемы. Властный Гермоген смотрел грозно и осуждающе.
- Откуда вы знаете обо мне… о сыне?
- Опять вопросы! – но настоящего раздражения в голосе весельчака не было, - Вы что, следователь? Согласны или нет? Проявите наконец-то свободу, дарованную Создателем.
Он резво взбежал на амвон к алтарю и вальяжно сел, почти прилёг, на пол прямо перед иконостасом. Как будто что-то вспомнив, он добавил:
- Кстати, вы сами-то веруете? А то среди вашей братии полно властолюбивых циничных обжор – не более. А вы ничего так – спортивный.
Круглолицый оценивающе окинул его взглядом. Батюшка сразу вытянулся, как по стойке «смирно» и с усердием, но с заметной неуверенностью произнёс спасительные слова:
- Верую в Отца, Сына и Святого Духа…
- Зачем тогда плачете по ночам? Зачем молите Бога исцелить сына? Почему молите Бога, чтобы Он был? Ведь если вера крепка и нерушима, то вы должны понимать: отрок безгрешный попадёт прямо к Нему, в благодать небесную. Если бы веровали, то просили бы Бога забрать дитя. Пожертвовали бы, как Авраам, - речь гостя казалась вполне искренней и даже полной сочувствия. Но вдруг он переменился в лице и с прежней колючей веселостью продолжил:
- Ан, нет! Там, в глубине своего неглупого рассудка, вы осознаёте, что всё это мифический бред и первобытные легенды.
Священнослужитель уже не скрывал страха, который запечатлелся на лице. Губы его что-то тихо шептали, похоже, молитву. Аноним встал на ноги и, спустившись с амвона, подошёл к попу.
- Что же вы так испугались? Уж не за чёрта ли меня принимаете? Вот умора! Но если черти могут расхаживать по храму, то храм ли это? Вообще-то, бесов атеисты только боятся, потому что их наличие рушит всю их картину мира. А вы-то о нас, то есть о них, и так знаете и всегда готовы встретить. Да и что нас, право, боятся? Зло-то выбираете и творите вы сами. Вокруг человека только то, что внутри его, включая чертей.
- Уходи!!! – отец Михаил находился в состоянии истерики, когда уже почти не контролируют собственное поведение.
Новоявленный чёрт, развеселился пуще прежнего, смеясь и хлопая в ладоши:
- Купились! Поверили! Только надо было так: «Изыди!!!»
Последнее слово он произнёс жутким утробным голосом, и эхо под сводами церкви несколько раз повторило его на разные лады. Казалось, что даже преподобный Арефа отвлекся от своих размышлений и насторожился, а сердитый Гермоген исполнился отчаяния. Незнакомец же брезгливо продолжал, обращаясь уже не к Михаилу, а как бы разговаривая сам с собой:
- Опять гордыня непомерная. Боятся и, одновременно, надеются, что кто-то захочет купить их драгоценную душу. Да ваши мелкие душонки и так Ему достанутся! Они уже принадлежат Ему!
Потом инкогнито словно бы опомнился, вернулся к реальности и спросил напуганного и ошарашенного Михаила:
- Чем вы вообще здесь занимаетесь? Паразитируете на теле общества? Торгуете опиумом для народа? Вы бы лучше презервативами или сотовыми телефонами торговали, что ли, а не алюминиевыми дешёвками.
Михаил чувствовал, что знает как ответить, но от волнения не мог облечь этот ответ в правильные слова:
- Я… я утоляю жажду более насущную… Люди… Им необходим ответ…
Загадочный пришелец остановил его жестом руки. Было видно, что он сам с трудом находит слова:
- Люди так не постоянны. Сегодня они жертвуют последнее нуждающимся ближним, спонсируют ремонт церковной крыши и разбивают лоб на амвоне. А завтра поджигают храм, насилуют попадью и… Сами ведь знаете, по истории в школе имели твёрдую четвёрку, и то, от того, что училка полная дура.
Гость взошёл на престол и продолжил вещать от туда, из-за иконостаса:
- Признайтесь, что людишки-то эти всегда казались вам мелочным тупым стадом, озабоченным лишь бездумным соблюдением обрядов и страхом перед собственной смертью. Кто из них вдумчиво читал писания, сомневался, вкушал прозрение? Кого из них волновал смысл Творения? Верите, что ваш долг потакать языческим предрассудкам жалких глупцов и привести их в райские кущи? Или в никуда…
- Я такой же грешник, как и эти люди. И моё место в поисках истины рядом с ними, - отец Михаил начал обретать контроль над собой.
- Хорошо, - согласился собеседник, - значит вам комфортно с ними? Ну, например, с вашей женой? Она, конечно, красивая… как свинья сивая. А ведь у вас были такие женщины… а какие могли быть!
- Не страстями плотскими питается душа…
Тут незнакомец вздрогнул и заговорил действительно эмоционально:
- Что вы знаете о страсти? Считаете, что прошлая жизнь позволяет об этом судить? Ошибаетесь! Ваша жизнь была куском говна. Настоящая страсть окрыляет, отбирает силу, убивает и наполняет существование смыслом! – оратор успокоился и продолжил с прежней насмешливой интонацией:
- Не о плотских утехах речь. Ведь вы мечтали, чтобы супруга стала другом, сотоварищем. А вместо этого она является жандармом, который контролирует каждый ваш шаг. Боитесь её? Вдруг она уличит вас в отступничестве.
- Страх этот есть страх божий – суть совесть. Без чего нет человека и души в нём! – парировал церковник.
Его оппонент вновь спустился с амвона и, подойдя совсем близко, с презрением прошептал попу на ухо:
- Давно хотел спросить: а зачем тебе душа? Ну вот, интересно. Ты даже не готов отдать её за жизнь собственного ребёнка. Для чего ты её бережёшь? Для себя?
После этого незнакомец быстрым шагом отправился к выходу.
- Я готов! – с отчаянием почти выкрикнул отец Михаил. Круглолицый остановился, потом стал молча расхаживать по церкви, заглянул за иконостас, попробовал закрыта ли дверь в ризницу. Он замер перед священником с поднятым вверх указательным пальцем.
- Вот слова не мальчика, но мужа! – наконец заговорил безымянный и продолжил ходить по церкви, заглядывая во все углы, дёргая дверные ручки и всматриваясь в окна.
- Как считаете, - заговорил он вновь, - сейчас вы поступили как человек свободный? Сделали выбор, чем-то пожертвовали ради принципов? Ну совсем как в той свободе-самодисциплине, которую вы когда-то изучали на уроках марксизма-ленинизма. А может вы поддались обстоятельствам, не выдержали и сломались, как раб? Перед Богом не стыдно?
Обессиленный Михаил упал на колени, уже не понимая, как поступать.
- Я вам сейчас помогу, - добавил проклятый искуситель, - свобода – это реализованная воля.
Поп вздрогнул, словно только сейчас понял, где находится, и стал креститься, обращаясь в сторону алтаря:
- Господи, прости меня грешного! Прости меня окаянного! Слаб я, слаб.
- Ты не на слабость ко греху сетуй, и не словечки устаревшие произноси, а палец руби топором, коль соблазн велик. А знаешь? Я передумал давать деньги!
Гость похлопал, стоящего на коленях, священника по плечу и произнес вкрадчиво:
- Не пугайтесь. Завтра вам позвонят из больницы и сообщат, что опухоль оказалась не злокачественной, предложат консервативное лечение новым препаратом. Соглашайтесь. Всё будет хорошо, ну, насколько это возможно в нашем мире.
Напоследок он добавил:
- А святая Анна, к слову, вовсе не фривольно написана этим алкашом. Хотя без таланта, но не фривольней, чем любая баба.
Незнакомец ушёл, а отец Михаил стоял на коленях и боялся оглянуться. Он чувствовал сильную тошноту, и его вырвало желчью прямо на пол. После этого былую усталость как рукой сняло. Стало как-то весело и сильно захотелось поесть. Он вспомнил о бутылке шведской водки, которую ему подарили несколько лет назад в одном монастыре, где он сопровождал гостившего там епископа. Вспомнил Евдокию и возжелал её, и ему уже не было от этого стыдно.