София сидела на полу у самых дверей в палату реанимации. Она не видела вокруг себя никого и ничего. Одно лишь происшествие продолжало стоять перед глазами. Периодически к ней подходили врачи, что-то говорили, но не дождавшись реакции на сказанное, уходили. Доктор Брилл не могла принять тот факт, что председатель Айвит умер.
После нескольких минут отчаяния и бесплодных попыток запустить сердце председателя, оно всё же отреагировало. Безусловно, был риск сжечь мышцу, так как при асисталии опасно делать дефибрилляцию. Но доктор рискнула. Она не могла потерять самого дорогого в мире человека, не могла сейчас отпустить его. Не была готова. Облегчение от того, что Альбус не умер на операционном столе, окрыляло. Но теперь… Теперь София словно летела в пропасть. Надежды на будущее рухнули. Навсегда. Так казалось женщине.
Смерть была лёгкой. Не приходя в сознание, председатель Айвит скончался. Ему сделали операцию на сердце, заживили постинфарктные рубцы, смогли вернуть с того света. Но костлявая старуха не расстаётся со своими жертвами так просто. Из-за сердечной недостаточности кровь циркулировала плохо, густела, что сказывалось на органах и сосудах. И София корила себя за то, что не смогла побороть это препятствие, забывая тот факт, что против природы невозможно идти. И не важно, что сердце работает нормально, остальные органы долго не получали полноценного питания, а значит, Альбус был обречён задолго до операции.
«Как я этого не увидела?» – убивалась доктор Брилл, сидя в одной позе на полу. Она прижалась к стене спиной и смотрела в одну точку. Мучительно больно было осознавать, что теперь человека, который заменил ей отца, нет.
В отдалённом уголке сознания забрезжила ярость. Не на себя, а на тех, кто был повинен в смерти председателя Айвита. София искала виноватых, желая облегчить свою боль. Она перебирала случаи, имена, которые могли бы стать причиной страшного события.
И как обычно первым в списке был Стивен. Он своими действиями всегда доводил до крайностей. То уедет в командировку, не предупредив, то забудет выполнить обещанное, то не позвонит ни разу, будучи на другом конце света. Эти происшествия крайне ничтожны, но сейчас казались страшными преступлениями. Особенно последнее. София считала кузена повинным в том, что тот довёл Альбуса до инфаркта, игнорируя все факты. Он знал, что Альбус волнуется на него каждый раз, как тот улетает по делам, не спит ночами, ждёт звонка, словно это самое чудесное, что только может быть в жизни. А когда Стив не звонит, то глава центра нервничает, накручивает себя по каждому поводу, становится раздражительным и рассеянным.
«Как я могу его обвинять?! – опомнилась София, едва не заплакав. – Он единственный родной человек, который у меня остался!»
Гнев быстро перекинулся на образ генерала. София не могла не внести его в список виноватых. Она мало что слышала об этом человеке, только по рассказам Стивена, да и то вкратце. Но злость кипела по отношению к Владимиру Торжкову. Именно он своими замысловатыми речами довёл Альбуса до критического состояния. Председатель не делился с Софией подробностями разговора с генерал-майором по видеосвязи касательно того, что Стивен должен прибыть на военную базу. Но накрутив себя ещё больше, София представила, каким именно мог быть разговор.
Не успев заочно казнить генерал-майора Торжкова, доктор Брилл начала обвинять следующих кандидатов на роль убийц председателя Айвита. Ими оказались специалисты кардиоцентра в Мехико. Когда обнаружились проблемы с сердцем, то Альбус лёг на операцию в кардиоцентр «Пульсар», где успешно поставили кардиостимулятор последнего поколения и заверили, что он проработает как минимум двадцать лет. Но у председателя он и не прослужил и пяти. Желание съездить в Мехико и объяснить тамошним докторам кто они и где их место, становилось всё сильнее. Но вопросы начали сыпаться один за другим, прерывая планы расправы.
Почему кардиостимулятор не проработал положенного срока? Может, он был бракованным? А если нет, то что повлияло на работу? Почему Альбус не сказал о том, что у него проблемы со здоровьем? Зачем стёр результаты сканирования? Когда глава центра успел обследоваться в медблоке, если София постоянно там и мимо её глаз и ушей этот момент пройти никак не мог? Ни на один вопрос ответа не было. Они лишь порождали новые.
Мысли роились в голове. Вопросы, образы, всё смешалось, превратившись в кашу. От этого становилось не по себе. Слёзы прорывались наружу. Они текли по щекам стремительно, капая на ворот халата. Медленно поддаваясь собственной истерике, София начала задыхаться. Одиночество заполняло её. Доктор Брилл встала с пола, опираясь на стену. Ноги едва держали. Заглянув в палату реанимации, женщина ещё раз столкнулась со своими страхами. На больничной койке лежал Альбус. Та безмятежность, которая обволакивала тело мёртвого председателя, делала его спящим. Казалось, что он сейчас встанет, улыбнётся и подойдёт ближе. Обнимет крепко и надёжно за плечи, скажет, что это лишь сон, и с ним всё в порядке, а потом пойдёт проверять готовность своих подчинённых к предстоящему исследованию.
Но прошло одно мгновение, второе, третье… Надежда, вспыхнувшая внезапно, стала угасать стремительно, пока последний уголёк не погас и отчаяние не залило сознание. Оно погнало Софию подальше от палаты. Доктор сначала шла, опираясь рукой о стену, потом уже бежала, растирая слёзы по лицу. Она захлёбывалась в рыданиях, не могла дышать. По широкому коридору хирургического отделения сновали врачи, у них есть живые пациенты, которых ещё не забрала старуха с косой. За них надо бороться. До конца. Некоторые доктора, увидев Софию Брилл, хотели подойти и проконсультироваться, но видев её состояние, отступали на пару шагов. Если этого не сделать, можно оказаться сбитым с ног.
От внезапной боли в груди доктор Брилл всхлипнула и сжалась. Она едва не упала. Ноги начали заплетаться, дыхание прерывалось. Зрение из-за слёз стало нечётким.
Проскочив мимо лифта, доктор кинулась к лестничному пролёту. Дверь оказалась закрыта. Находясь в истерике, закатываясь в рыданиях, София дёргала ручку раз за разом, не понимая, в чём проблема. Неожиданно для самой женщины рывок стал настолько сильным, что прочный хромированный замок не выдержал и разломился. Часть его осталась внутри. Смятая подобно листу бумаги ручка двери осталась лежать в руке.
Паника захлестнула разум. Истерика стала намного сильнее, подпитываемая страхом. София стремительно побежала вверх по лестнице, откинув дверную ручку подальше. Головная боль очень скоро дала о себе знать. Невыносимая пытка связала невидимыми верёвками всё тело и, когда двигаться стало практически невозможно, доктор Брилл остановилась на лестничном пролёте и рухнула на пол, тихо зарыдав.
Видение наползло на глаза. София увидела просторный зал с высокими колоннами. Все стены исписаны странными символами и иероглифами. Кругом мерцание, словно отблески от водной глади. Доктор опустила взгляд вниз и увидела свои руки. Они были словно металлические, но живые, сквозь блестящую серебристую кожу просматривались голубоватые сосуды. Ногти бархатистые, недлинные и полностью синие.
В руках, таких странных и словно чужих, был кинжал. Рукоять в виде головы коня, длинное тёмно-синее лезвие, на котором выгравирована надпись такими же иероглифами.
Из собственного рта полились слова. Жалостливый тон, тот же мягкий женский голос, который невозможно не узнать, – свой голос. Кинжал в руке засветился перламутровым сиянием, голос пробуждал неизвестные силы, которые окутывали лезвие клинка.
– Пламя Луранари покарает всех нас… – прошептали губы слова, наполненные отчаянием и решимостью. – Гнилое семя пусть сгниёт в веках… – И резким движением лезвие вошло в грудь.
Боль была невыносимой. Холод стали явно чувствовался в груди. Осознание того, что сердце ещё бьётся, пришло не сразу, а спустя несколько секунд, когда стал отчётливо слышен стук в ушах.
Найдя в себе силы встать, София, опираясь на перила, стала медленно подниматься ступенька за ступенькой. Боль потери дорогого человека сменилась попыткой разгадать странное явление. Теперь доктор думала только о нём. Не понимая, что происходит с ней и почему, пытаясь найти ответ, она дошла до нужного этажа.
Помня предыдущие попытки открыть закрытое, женщина с опаской коснулась ручки, повернула и чуть потянула. Дверь поддалась легко и быстро открылась. Доктор проскользнула в широкий коридор. Он ожидаемо оказался полон. Смерть главы научного центра – масштабное и потому ужасающее событие. Никто не будет сидеть на рабочем месте или в комнате, в одиночку переживая случившееся.
София медленно пробиралась к своему жилому отсеку. Ловила на себе сожалеющие взгляды людей, а иногда и ехидные прожигали её насквозь. Добравшись до комнаты, доктор приложила ладонь к сканеру. Лазерная сетка лениво прошлась по ладони и… дверь не открылась. Панель засветилась красным, а компьютерный голос оповестил «Попытка проникновения. Доступ запрещён». Она приложила руку второй раз и только со второй попытки система безопасности впустила её в собственное жилище.
Дверь закрылась. Одиночество заполнило просторное помещение. София села у стены, поджав ноги. Она смотрела на свои руки, пытаясь понять, что с ними не так. Обрывки воспоминаний сменяли друг друга, как кадры в диафильме. Сначала нутро заполнилось отчаянием. Слёзы полились из глаз с новой силой. Потом пугающее видение заставило сердце биться чаще. Напоследок страх неизвестного атаковал сознание доктора Брилл. На внезапном приливе сил женщина сконцентрировала внимание. Врачебная привычка исследовать и рассуждать не помогла: никаких веских доводов не приходило в голову.
Слабость одолевала всё сильнее. Мысленные рассуждения становились разрозненными, невнятными. Поддаваясь напавшей усталости, София отключилась, повалившись на пол.
Доктор проснулась от прикосновения тёплых пальцев. Она с трудом смогла разлепить глаза.
– Доброе утро, – сказал голос с лёгким акцентом. София его сразу узнала.
– Мико… доктор Мисадо? – неловко спросила доктор Брилл, протирая лицо рукой.
– Да..? – загадочно спросил мужчина.
Зрение не сразу начало фокусироваться на объектах. Было ощущение песка в глазах. От слёз скорби и отчаяния, которое до сих пор пыталось залить сознание, голова невыносимо болела. Воспоминания одно за одним прокручивались, порождая грустные мысли.
София рассмотрела доктора Мисадо, как только он присел на край кровати. Своего счастья хирург скрыть не мог. Лицо буквально светилось, добрая, искренняя улыбка застыла на нём. Глаза излучали столько радости и заботы, что хотелось смотреть в них бесконечно, предаваясь умиротворению. Сам же Мико был полуголый. На нём только клетчатые штаны, являющиеся частью ночной пижамы... Доктор Брилл поймала себя на мысли, что рассматривает голый торс доктора Мисадо.
Недоброе предчувствие заставило поёрзать в кровати. Приподняв одеяло София облегчённо выдохнула. «Я не голая. Уже радует», – подумала она.
Обстановка в спальне казалась знакомой и одновременно чужой. Быстро осмотревшись, София пришла к выводу, что она не у себя. На приоткрытой дверце шкафа висел халат цвета корицы – явно мужской. В самом шкафу доктор смогла разглядеть лишь пару вешалок с мужскими вещами.
– Я что, не у себя? Когда я сюда пришла? – сыпала вопросами женщина, поднимаясь с кровати. Голова заболела сильнее. За болью пришло головокружение, и плотный комок подступил к горлу. Доктор легла обратно в постель, пытаясь отдышаться. Она не могла понять собственное состояние. Вспомнив маму, которая покинула этот мир десять лет назад. Она ушла на тот свет с гордым видом и искренней улыбкой. Отказалась от лечения, отказалась от жизни, зная, что ни к чему хорошему это не приведёт.
Джессике требовалась операция по замене лёгких. Пустынная лихорадка много вреда принесла миру и людям. Но лекарство было найдено. И всё же последствия остались и давали о себе знать постоянным кашлем и астматическими приступами. Замена органов означала операцию, реабилитацию, а также постоянные осмотры и тестирование. Живых органов не было в наличии. Оставалась только печать сложной ткани на медицинском принтере.
Но Джесс не хотела. Имея на руках дочь, которая плакала по ночам, понимая, что мамы скоро не станет, и которую заполнял страх потери и терзало множество вопросов, один из которых «Как жить дальше?», женщина отказывалась от операции, продолжая твердить одну и ту же фразу: «Я не хочу быть копией себя». Все говорили ей, показывали результаты сканирования, тесты, опыты – доказательства того, что и с искусственными органами можно быть полноценным человеком. Да – постоянное наблюдение, да – жизнь повернётся другим боком. Но это всё равно жизнь.
Всё без толку. Человека нельзя научить или заставить быть другим. Каждый из нас тот, кто он есть. Со своими правилами, принципами, со своими потребностями и привязанностями, со своими желаниями. У всех есть недостатки. И важно их принимать. Джессика Брилл исковеркала понятие естественности донельзя, болезнь извратила её. В итоге, желая умереть достойно она сделала только хуже своей дочери. Показала ей, что гордость выше любви и семьи.
София понимала, что гордость своим положением, профессией, заставляла смотреть на мир через призму надменности. Но никогда не придавала значения тому, что может произойти в будущем. Всё свершилось по воле Судьбы. И ничего нельзя повернуть вспять. Только теперь доктор Брилл это поняла. Она осознала, что гордость погубила ещё одного дорогого человека, свела его в могилу, оставив после себя лишь одиночество.
«Во всех бедах, которые с нами происходят, мы виноваты сами. Даже в смерти, – заключила доктор. – Ты хотел жить и умер. Хотел построить что-то великое, а сам ничтожно пал. Ты мечтал возвыситься, а в итоге опустишься под землю. Ты желал прожить жизнь с гордо поднятой головой, но перед смертью преклонил колено. Ты сам себя убил, Альби. Но прожёг такую дыру в душе, что никогда за эту боль не будешь прощён. Ты ушёл с миром, хотя желал развязать войну». – София мысленно в последний раз обратилась к человеку, который её любил как родную дочь.
– Так как я сюда попала-то? – повторила свой вопрос София. – Не на метле же прилетела? Я надеюсь… – Вспомнился момент с вырыванием замка из двери. Холодок пробежал по коже. Появилось болезненное желание немедленно обследоваться в лаборатории.
– Ты искала утешения, и я тебе его дал, – коротко изъяснился Мико, заёрзав на кровати. Он неловко посмотрел Софии в глаза. Щёки наливались краской, хирург опустил взгляд в пол.
– А вот с этого места поподробнее, – настойчиво проговорила женщина, – что я искала и что ты мне дал? – Она ошарашенно обвела взглядом полуголого Мико, строя самые худшие предположения. Не просто так же она оказалась в кровати мужчины.
– Я ничего не делал! – испуганно произнёс Мико Мисадо, отстранившись от доктора Брилл. Он видел, как её взгляд становится злым, ладонь с сжимается в кулак, а рука напрягается. Пощёчины не будет – будет удар по челюсти! – Я не маньяк какой-то там! Я нормальный мужчина! Я не позволю себе никогда в минуты скорби заниматься сексом с начальником! И бить меня не надо, я не заслужил! – Хирург выставил руки вперёд в защитном жесте, резко вскочив с кровати и сделав пару шагов назад.
– А почему тогда ты полуголый? – сощурившись, спросила доктор.
– Жарко!
– Где ты спал?
– На диване!
– Что мы делали и как я сюда попала?
– Ты пришла вся в слезах, бросилась на шею и зарыдала. Я усадил тебя в кресло, и мы поговорили! Всё. Ты была уставшая, сонная и одинокая. Я не хотел оставлять тебя одну. Предложил остаться тут! Ты осталась, пошла спать в спальню! Я – на диван. Всё! Я пальцем тебя не трогал! – на одном дыхании протараторил Мико. Он вобрал полную грудь воздуха после пламенной речи и замер в ожидании реакции Софии.
Женщина смотрела на хирурга не отрывая взгляда, даже не моргая. Она обдумывала каждое его слово, прокручивала несколько раз, вдумываясь в смысл.
– Ничего не помню, – с досадой произнесла она.
– Не удивительно, – горько дополнил доктор Мисадо. Его скорбь грызла не меньше, чем Софию. Для каждого Альбус сделал что-то. Пусть маленькое, казавшееся незначительным, но теперь это имеет вес больший, чем когда председатель был жив.
– Прости, – сказала она, неловко оглядевшись. – Я доставила тебе неудобства. Ты спал на том маленьком диванчике в гостиной, который даже не раскладывается. А я тут со своими проблемами пришла.
– Ты что такое говоришь! – подскочил к ней хирург. Он заботливо коснулся пальцами плеча Софии. – Это не проблема. Это – несчастье. И не нужно считать себя обузой для всех. Нельзя переживать такое в одиночестве, – грустно улыбнулся он. – Иди сюда.
Доктор Мисадо присел поближе и притянул к себе доктора Брилл. Он крепко обнял её, поглаживая по спине. Располагающая обстановка, надёжные объятия – всё расслабляло тело, вынуждая выплеснуть эмоции. София расплакалась, тихо всхлипывая. Воспоминания нахлынули с новой силой, мучая обессиленный разум.
«Вот так. Расслабься, – мысленно советовал Мико, прижав к себе женщину. – выплесни всё накопившееся. Сегодня нет смысла быть лидером и начальником. Сегодня нужно быть человеком. Все люди плачут. Поплачь и ты», – думал он. Мисадо тоже чувствовал боль в душе. Подбородок дрожал, но хирург держался стойко.
***
София возвращалась к себе. Коридоры пустовали, рабочие места – тоже. Трагедия многих потрясла. Подготовка к исследованию встала. Никто не спешил настраивать и проверять оборудование, заниматься сборкой техники. Одни поддерживали друг друга в минуты скорби, другие старались извлечь из этого выгоду – не работать.
Никто их не винил. Каждый делает то, что может и что хочет. Нельзя заставить человека играть по правилам, если эти правила рухнули вместе с надеждами на будущее. Доктор Брилл шла по коридору, прокручивая снова и снова один момент. Мико. Возможно ли, что он соврал? Слишком воодушевлённо он выглядел, когда беседовал. Да, несчастье коснулось и его, но слишком много заботы в голосе и во взгляде говорили о недомолвках со стороны мужчины. Память подводила в этом плане, не могла София Брилл вспомнить события прошлого вечера.
«А может быть, оно и к лучшему», – решила она, облегчённо выдохнув.
Завернув в очередной коридор, доктор услышала отборные гневные ругательства. Скрипучий мужской голос яростно подгонял приказами. Дверь прямо перед носом Софии распахнулась и из жилого отсека, сопровождаемые пинками для скорости вылетели несколько человек.
– За работу, твари дикие! – проорал Варис Руковски, выйдя следом за молодыми людьми. – Не для того председатель Айвит жизнь положил на это дело, чтобы вы, суки, порочили его память! В лабораторию, ублюдки!
Техник неистово хлопнул дверью, выругавшись на польском языке. А когда повернулся и заметил стоящую рядом Софию, испуганно приложил пальцы к губам.
– О, простите, доктор Брилл, – выдал он. – Я не знал, что вы здесь стоите. Кстати, я не ударил вас дверью? Надеюсь, – почти шёпотом сказал Варис.
– Нет, ничего страшного, – заверила София. – Что здесь происходит?
– Гоняю тараканов. Надо работать, а они прохлаждаются в комнатах. Я не позволю, чтобы исследовательский отдел слонялся без дела, – гневно протараторил поляк.
– Исследовательский? – удивилась доктор Брилл. – Доктор Руковски, если нет Стивена, то не стоит лезть в его дела. Вам не кажется?
– А! – стукнул себя по лбу ладонью. – Вы ж не знаете! Мы не стали вас искать, посчитали, что горе должно утихнуть немного. Вам трудно до сих пор, я вижу, – Варис взял Софию под руку и повёл медленно по коридору. – Видите ли, у Альбуса Айвита было своего рода завещание. Не именно оно, но чёткие указания, что и кому следует делать после его смерти и какие должности занимать. Вы всё так же занимаетесь медицинским блоком, вы заведующая, все ваши сотрудники на месте и будут ожидать вас. Я – отныне и впредь глава исследовательского отдела. На своё место в инженерном я уже назначил своего человека. Думаю, он справится с ношей, персонал там не самый приятный.
– А кто глава центра? – София остановилась и замерла, строя самые ужасные предположения.
– Как «кто»? – улыбнулся Варис Руковски. – Доктор Брилл конечно же! Другого кандидата на своё место, думаю, наш председатель и не видел.
– Ему уже сказали? – спросила женщина. На глаза наворачивались слёзы. Тяжело вспоминать прошедший день.
– Нет ещё. Я скажу ему? Или всё же вы? – жалостливым тоном спросил Варис.
– Я, – отрезала врач. Она сделала вдох-выдох и продолжила: – Лучше, если всё это он узнает от меня.
– Хорошо, – дежурно улыбнулся Варис. – Я пойду, вы не против? Надо ещё половину отдела пинками выгнать из своих комнат. Нас ждёт работа.
– Не думаю, то стоит работать в такой час. Людям нужно время, –хрипло произнесла доктор Брилл.
– Как раз-таки нужно, доктор, – отчеканил мужчина. – Нужно провести это исследование на высшем уровне. Не ради престижа, а ради того, кто хотел узнать главную тайну этого мира. Ради Альбуса Вагнера Айвита, – грустно улыбнулся он. – А эти пародии на человека сидят по своим каморкам и либо ржут, либо играют в карты или ещё какие игры.
– Не думала, что вы – такой, – сказала София Брилл с ноткой удивления в голосе.
– Вы многого обо мне не знаете, доктор Брилл, – заверил Варис Руковски. – Я имел много разногласий с вашим кузеном, да и с половиной центра, включая самого доктора Айвита, – пояснил он. – Но я не позволю ни одному здесь работающему порочить его имя. Тех, кто не хочет работать, я заставлю. А тех, кто не может – я просто уволю. У нас в отделе кадров более тысячи анкет. И половина желающих до сих пор ждёт звонка. Незаменимых людей тут нет.
София молча проводила взглядом Вариса. Он быстро шёл по коридору жилого блока, завернул за угол и исчез. Раздался стук в дверь, а потом снова посыпались отборные ругательства на английском и польском. Сказать, что доктор была удивлена – ничего не сказать. Много лет она знала доктора Руковски как наглого, беспринципного человека, завистливого и донельзя противного. Но теперь образ рассыпался, а под ним – совсем другой человек, который с пониманием и достоинством относится к ситуации.
Вспомнив, что нужно сообщить Стивену о трагедии, София развернулась и направилась к лифту. Предстояло произнесли самые тяжёлые и ранящие слова за всю жизнь. Сказать единственному близкому человеку, что Альбус Вагнер Айвит, прекрасный отец и замечательный руководитель, отправился в лучший мир. От одной мысли, что придётся это говорить, женщина расплакалась. Не могла смириться с потерей, а главное, ошибкой, которую совершила, и которая стала причиной этой трагедии.