Шиманский В.И.
Главы из автобиографического романа "Вехи и вёрсты" (Скопировано с сайта "Свободная газета +": http://www.svob-gazeta.ru/)
Глава 65. Наступил 1942-й год...
Наступил одна тысяча девятьсот сорок второй год. Время будто остановилось и повисло в воздухе, потянулись, как близнецы-братья, однообразные, скучные зимние вечера. По утрам народ будили заводские гудки и крик петухов, а старенькие стенные часы - ходики отсчитывали не минуты, а саму жизнь. Время было военное, законы суровые и жестокие. Люди боялись опоздать на работу. За пять минут опоздания военные трибуналы приговаривали людей к пяти, а то и десяти годам лишения свободы. Отец приходил домой поздно, на скорую руку ужинал, хватал учебную деревянную винтовку и убегал на занятия по венной подготовке.
Днём, сломя голову, мы носились по улицам, катаясь на санках, сделанных отцом, носили из колодца от Бунько воду, для топки печки из сарая уголь и дрова. Вместо спичек мы использовали кусок напильника, который назывался «кресалом», чиркали им по кремню, выбивая пучок искр. Эти искры попадали на фитиль – тряпочку, помещённую в металлическую трубку и слегка пропитанную керосином, или марганцовкой. Фитиль начинал тлеть, на него дули до тех пор, пока не вспыхивал огонёк, от которого зажигали лампу, или растапливали печь.
Во время войны в нашем посёлке электрического света не было, не смотря на то, что сиротливо стояли столбы с натянутыми проводами и в домах висели электрические лампочки. В городе было много электростанций, но все они были маломощные и находились в ведомственном подчинении отдельных предприятий, как ВРЗ, ЦАРЗ, Перевалочная база №10 и городская, которую называли Амурской. Посёлок Партизанский освещался от электростанции Перевалочной базы №10, но когда энергии стало не хватать для производства шпал, которые были нужны для восстановления разорённых железных дорог, посёлок Партизанский от освещения отключили.
У Амурской электростанции были свободные мощности, но она находилась в городе. Чтобы подключить посёлок к ней, надо было с горы вести новую линию электропередач, рыть четырнадцать ям, ставить в них столбы и тянуть провода. Это требовало больших средств и рабочую силу, но ни того и ни другого у людей не было. Вечерами при свете керосиновой лампы Наташа делала уроки, а я вертелся около неё. Лампу жгли только по необходимости потому, что керосин был в дефиците. Стёкла к этим лампам – вторая проблема.
Вечерами, при тусклом свете коптилки, мама на больших деревянных гребнях расчёсывала шерсть, пряла из неё пряжу, а потом вязала папе и нам тёплые носки. Наташа училась в школе, но уроки у неё проверял отец. Мама была малограмотная, писать и читать не могла…
Папа любил художественную литературу, если находил свободное время читал её и был интересным рассказчиком. Часто, когда ложились спать, я пристраивался у него под боком и расспрашивал его о далёком детстве. Папа своим рассказом разжигал моё воображение и пробуждал интерес к фантазии.
Он всегда говорил образно и доходчиво. Когда разговор заходил о церковных «постах», отец объяснял так: «В постах заложен большой смысл. Великий пост перед пасхой приходился на время весенних полевых работ, Петровский - на сенокос и так далее. В посты люди сберегали калорийную пищу для предстоящих тяжелых работ. Кто верит богу, пусть верит, а я в него не верю». Постепенно папины убеждения передались и мне.
Папа никогда не отталкивал меня от себя, сославшись на усталость, своими шершавыми руками гладил мою голову и говорил ласковые слова. У него сильно потели ноги, и он от этого страдал. Когда тряпочкой я протирал потливость между пальцев, обратил внимание на его маленькие ступни и крутой взъём. Отец мне сказал: «Это плоскостопие. Когда я был молодым, меня призвали на службу в кавалерию, но врачебная комиссия из-за плоскостопия признала меня к службе в кавалерии не пригодным и комиссовала. Обувь для моей ноги подобрать очень тяжело».
Руки у папы тоже были необычные. Мощные, сильные, большие ладони, только косточка запястий смотрела как-то вверх.
Глава 66. Мои друзья детства
После Валентеева Стёпки моими друзьями стали: Митя и Миша Шкуропацкие, Шурик Гулевич, Петька Крючков, Валёк Котенко, Вася Руденко, Юра Голубецкий, Сергей и Женя Вершинины, Гена Похилов, а также Жора Тимофеев, которые жили на улице Чапаевская и Первого мая. Я не стану рассказывать обо всех друзьях детства, остановлюсь только на некоторых из них.
Чаще всего мы собирались у Шкуропацких, где играли во дворе, сараях и огороде в прятки и войну. Часто мастерили луки, самострелы, рогатки и деревянные винтовки. Наши игры иногда заканчивались ссорами. Кому охота быть убитым первым, даже в игре? Да, никому! Вот и шли разборки: «Я тебя первый увидел и убил! Нет! Это я тебя». После конфликта некоторое время мы находились в состоянии «войны».
Крайность – тупик! Человек прибегает к этому тупику тогда, когда у него не хватает ума на лучший выход с создавшегося положения. Завязать узел всегда проще, чем его развязать.
Когда ссорились на Чапаевской с Мишкой и Митькой Шкуропацкими, я шел на улицу «Первомайскую» к Юрке Голубецкому, или к Сергею Вершинину. Отца у Юрки звали дядей Андреем. В Гражданскую войну он был красным командиром – конником. На стене у Голубецких красовалась именная, настоящая сабля в ножнах. Она была очень тяжелая и острая. Юрка говорил, что отец ею бреется. Мать Юркину звали тётей Феней. Она была членом партии большевиков и председателем уличного комитета. Люди с уважением и заискиванием относились к ней. Это была властная, но справедливая женщина.
У тёти Фени имелась поселковая печать, она выдавала справки всем, кому они требовались. Человек без справки, как неподкованная лошадь, куда не ступишь, везде поскользнешься.
Дядя Андрей был хорошим сапожником, отлично тачал сапоги. Я много раз наблюдал за его работой и удивлялся его мастерству. Помню, как он делал из берёзы деревянные гвоздики, которыми на колодке наживлял верх сапог к внутренней стельке, после чего вынимал колодку, ставил сапог на железную лапу и окончательно пробивал подошву медными гвоздями.
У нас дома радио не было. Передачи для детей я ходил слушать к Голубецким. Я тогда ничего не знал об Агнии Барто, но её стишок о попугае очень понравился мне, и я его запомнил с первого раза. Он начинался так:
«На Арбате, в магазине,
За стеклом устроен сад.
Там летает голубь синий,
Соловьи в саду свистят…»
Глава 69. Игра с девчонками
Иногда мама не пускала меня играть к мальчикам, и тогда мне приходилось играть с девчонками. На нашей улице кроме меня и моего братишки Гены, мальчишек больше не было. С девчонками играли мы в больницу, магазин, лапту, выжигательный круг, камушки, классики, в прятки и догонялки.
Часто к нам приходили играть моя двоюродная сестра Вера Шаманская со своей закадычной подругой Кларой Яковенко. Они были старше меня на три года. Клара Яковенко была очень красивой девочкой. Она жила на нашей улице в угловом доме на пересечении с улицей Чапаевской. Однажды Клара предложила мне игру в «маму и папу». Она была мамой, я папой, а остальные девочки нашими детьми. Мне нравилось быть «папой» потому, что я по-детски был влюблён в Клару.
Когда мальчишки видели меня, играющего с девчонками, дразнили девчачьим пастухом. Иногда я пытался оправдаться перед ребятами, но они только смеялись.
(Продолжение следует)