Господа!
Пишу честную книгу о Путилине: «Исповедь несчастного человека». На «Прозе…», по мере прихода баллов (присылайте!) буду публиковать книгу по главам еще до ее публикации ее в издательстве. Договор уже подписан, хотя книга еще далеко не окончена.
Просьба: если кто-то напрямую встречался с Путилиным, прошу поделиться материалами. (С чужих слов материалы не принимаю)
Как-то мне позвонили. Некий человек та том конце провода, представившийся генералом одного из силовых ведомств, фамилию правда, не назвал, и сказал, что со мной хочет встретиться один высокопоставленный чиновник из близкого окружения главы нашего государства.
Ого!
С генералами я уже имел честь встречаться, встречался также с директорами предприятий, и даже с их женами (только не поймите меня неправильно!) ибо когда-то сам ходил в начальниках. Но, вообще, самый высокий чин, который удостоил меня встречей с горячим, потным рукопожатием, был мэр города. И то, по правде сказать, не нашего, а из соседнего региона, поменьше нашего, население которого не дотягивало даже до миллиона. Просто иногорднему мэру понравилась моя книга «УСТАВ ИДИОТА», и он распорядился закупить ее в количестве 150 экземпляров и раздать чиновникам мэрии для подтягивания интеллекта. Бесплатно. Меня же пригласили на расширенное заседание мэрии представлять собственную книгу…
А тут тебе не какой-то там мэр, а близкий соратник Самого на встречу напрашивается! Чушь какая-то! Ну, кому в Кремле может понадобиться простой писатель? Ведь год культуры давно прошел, правда, ничем лучше, чем год макулатуры он не был. Запомнился, разве что, назначенный Медынским, новый директор Оперного театра, бывший торговец фруктами, Вольдемар Гехман, который театр переименовал и переделал черти во что, а теперь признан банкротом находится под следствием…
И тут я вспомнил, что сегодня первое апреля. Но не мог понять, кто это со мной так шутит. Я силился вспомнить голос, которым со мной говорили из трубки и в какой-то момент он показался мне знаком. Кажется, это был Толик Удальцов, с которым мы когда-то учились в одном классе.
Тут надо сказать, что год назад после долгой болезни умерла наша с ним соклассница, Яна Т. Печально, конечно, но что поделаешь. Янины родственники поручили мне, как члену Союза писателей Русии, пригласить всех ее соклассников на похороны или, если кто не сможет, хотя бы на поминки в одном из городских кафе. Я это сделал. Все пришли, кроме Толика. На следующий день я позвонил Удальцову и упрекнул его в неуважении к памяти покойной и, вообще, к своим школьным товарищам. Тот как-то там оправдывался и, вообще, подумал, что я шучу, ведь я звонил первого апреля. Но в конце разговора заявил, что через год придет встретиться с нами обязательно. Я ему ответил, мол, хорошо, может, за это время еще кто-нибудь из класса умрет.
- Типун тебе на язык! – обиделся Толик и бросил трубку.
Это было первого апреля ровно год назад, а сегодня, Удальцов сам меня решил разыграть.
- С первым тебя апреля, Толян, и спасибо за прикол! В следующий раз придумай что-нибудь поумнее… - грубо сказал я ему и отключил телефон совсем. Но минут через пять решил перезвонить Удальцову и как-то смягчить ситуацию. Трубку взяла его жена Тоня, всхлипывая, сказала, что Толик вчера погиб в аварии. Пригласила на похороны завтра, мол, весь наш класс в кладбище придет проститься…
Накаркал!.. - подумал я. – Вот так встретимся! Даже без рукопожатия. Но кто же тогда мне сегодня звонил?
Через час раздался звонок в дверь. Я глянул в глазок и увидел двух молодых людей, один был в офисном костюме клерка средней руки, а второй в черной форме майора. Я сразу понял, что влип, только пока не знал в какую историю.
- Норд Николай Иванович? – вопросил штатский.
- Кто вы? - спросил я.
- Мы с Коммунистической. ФСБ. Можно войти? – вежливо спросил тонким, птичьим голоском майор, протягивая к глазку какие-то развернутые корочки, которые через глазок толком было не разглядеть. Я лишь разобрал на развороте меч под щитом с двуглавым орлом.
Как старый горожанин, я знал, что на Коммунистической с незапамятных времен располагалось областное управление КГБ. Я даже в молодости был там на одной конспиративной квартире, расположенной поблизости по случаю близкого знакомства с прехорошенькой девушкой – лейтенантом этого всемогущего КГБ. Теперь грозная организация, правда, под другим названием, стучалась ко мне сама.
Пришлось открыть. В квартиру ввалились трое – оказывается, третий, в черной шапочке чулком, прятался в нише лифта. Майор дал мне прочесть его удостоверение, парень в штатском представился подполковником, а третий держал руку под мышкой, где висела кобура с пистолетом. Полковник назвал свою фамилию и попросил меня, не мешкая, готовится к отъезду в Москву. Мол, меня там ждет весьма важный государственный человек.
- Возьмите в дорогу минимум вещей: белье, документы, то-се. Об остальном позаботятся на месте.
- А как же похороны?
- Какие похороны?
Я понял, что ни с кем я не встречусь ни снова, ни в последний раз. Но что я сделаю? На моем пути встала ФСБ – препятствие непреодолимой силы.
- А где я буду жить, в камере? – неловко пошутил я.
- Не беспокойтесь, без крыши над головой вас не оставят.
- Когда надо ехать?
- А вот прямо сейчас и поедем. В аэропорт. Самолет через три часа. Вот билет на ваше имя, - потряс полковник белоголубым купоном «Трансаэро», который достал из внутреннего кармана пиджака и тут же спрятал, не дав мне на него толком взглянуть. – Сопровождать вас буду я. До самого конца.
- А где этот конец?
- На Старой Площади в Маскве.
- Это не в бывшем здание ЦК КПСС?
- Сейчас там размещается администрация Председателя.
- Это оттуда мне сегодня звонили?
- Я об этом ничего не знаю. Я просто выполняю приказ.
В коридор, в шелковом, темно-синем китайском халате, вышла жена. Она успела слегка подкрасить губы.
- Коля, тебя забирают? Что ты опять натворил, несчастный! – спросила она со смертельно серьезностью, прижав руки к сердцу. Она была близка к истерике.
- Да утрите же вы, наконец, жене нюни, приказным тоном сказал боец в шапочке сиплым голосом. - Нет, нет, ничего такого ваш муж не сделал, чтобы попасть на Лубянку, - обратился он к ней. – Просто с ним поговорят, может, договорятся, придут к чему хорошему, может, даже депутатом в Русдуму отправят, как токаря Дурапезникова. А, если нет, то разойдутся, как в море корабли.
Я удивился, кого это я, скромный писатель земли русийской, мог заинтересовать в кремлевской администрации? Угодить туда, было все равно, что во времена Эллады взойти на Олимп, в сонм богов.
На следующий день я уже был на Старой Площади в доме №4, в затемненном плотными шторами кабинете, куда не пробивалось солнце и помещение освещалось лишь одной настольной лампой, хотя на потолке висела еще и, похожая на большой одуванчик, люстра.