Пока Юля жила у родителей, она снова вписалась в привычный круг, где раньше была центром, а теперь уступила место Ксане. Даже имя дочери выбрала не она. То, которое приготовили, забраковала мама и, посоветовавшись по телеграфу с Антоном, получила от него «добро». Не спорила, так тому и быть – новое для их семьи. В звучании полного – гордое, независимое. Бабушка даже будущую профессию для неё подобрала и сделала вывод, что именно это будет, как никакое другое, сочетаться с той благородной работой.
Юле отводилась роль – покорми, постирай, погладь, об остальном позаботятся бабушка с дедушкой. У мамы - всё по делу уместно, у отца же… страсть к чистоте и порядку перешла в манию. Кипятили воду для купания до двух месяцев. Купали два раза в день. Баки с водой кипячёной охлаждённой и крутым кипятком – с утра и до вечера:
-Пап, в кипячёной купают до двух недель, может, будем - в обычной?
-Неужели тебе так трудно? Ты, что, в колодец за водой ходишь? Печку растапливаешь? Для ребёнка можно и постараться, и подстраховаться.
Подстраховывалась и старалась. Пелёнки, кроме кипячения, хлорировались. И гладить – с двух сторон, а, чтобы Юля не смухлевала и не прогладила только с одной, отец устраивался рядом с газетой. Если внучка просыпала время кормления, будил, похлопывая пальцем по щёчкам – кушать пора, просыпайся соня. Если просыпалась во время «кормления» взрослых, брал на руки и ел, с внучкой на руках. Юля была против такого баловства, наслушалась от опытных, что нельзя к рукам приучать, намучишься потом, но, против – молча.
Вздохнули свободно, когда он уехал в санаторий, весь в сомнениях – как справитесь. Справились. Первым делом прекратили кипятить воду, хлорировать пелёнки и от многой колготы ненужной избавились. Появилось свободное время. Подолгу сидели в парке, что напротив их дома – только дорогу перейти. Ксана посапывала в коляске, а они читали, навёрстывая упущенное. Письма Антону стали радостнее, «ссылка» его в Красноярский край убывала с каждым днём. Оставалось всего-то два месяца, но… человек предполагает, а… военкомат расположил по-своему. В ноябре приезда Антона ждали даже не со дня, на день, а с минуты, на минуту - пришла телеграмма, что с полевых вернулся, но приехать за ними не сможет - забирают в армию.
День, когда принесли телеграмму, стал для Юли – Юрьевым. Выплакала положенное количество слёз, потом сверх положенного – отец утешил:
- Ничего страшного, подумаешь, всего-то год. Отслужит и приедет за вами. Чего разнюнилась, не понимаю. Плохо тебе дома?
Плохо? В этом ли дело? Был очерчен круг разлуки в полгода. Его ожидание встречи было даже нетерпеливее - он ещё не видел дочь. Познакомится с ней, когда Ксанке исполнится полтора года? Что случится с армией, если его призовут на пару недель позже…
С армией ничего не случилось, и даже, несмотря на то, что призвали Антона не на пару недель, а на полгода позже, он не опоздал и отслужил.
Что лепетала Юля военкому, перемежая лепет всхлипами, кануло в Лету. Осталось в памяти только его удивление и напряжённая работа мысли в глазах. Мысль оформилась заверенной им телеграммой в Алма-Ату, что по семейным обстоятельствам…
Через неделю Антон держал дочку на руках, а Юля собирала вещи, избегая отцовского потускневшего взгляда. Мама заявила сразу, что одних она не отпустит, поедет с ними и поживёт, хотя бы до весны, пока ребёнок не окрепнет: «А там видно будет, может, переедем с отцом к вам поближе». Знали все, чем могло закончиться для мамы путешествие, и лучше всех знала об этом она сама, но, ни говорить, ни слушать разумных доводов не хотела.