Какое счастье, что ты сразу умерла!

   
На прилегающей улице, в переулке, где твой дом, мест для машин уже нет. В вашем большом просторном дворе яблоку негде упасть. Все комнаты, круглая терраса вокруг дома, все закоулки его заполнены людьми в черном.

Но никто не покушается на довольно большую площадь, людским квадратом образованную посередине двора. Последний ваш час на этом свете... Прямо на земле, на специальных траурных носилках, лежат ваши искалеченные, изломанные, избитые тела: твое, твоего старшего сына, твоей невестки и твоего единственного внука, доставившего вам столько радости и счастья своим появлением на свет - полтора года назад.

Я и сейчас помню ту счастливую улыбку, осветившую прекрасным светом твое лицо, когда, как всегда, тихо и немного смущаясь, ты пошутила: «Мы все теперь поклоняемся одному божеству... Он так забавно начал лепетать!..»

Ты уже не представляла жизни без него, была связана с ним, как и с другими членами семьи, неразрывно. И сейчас лежите на одинаковом расстоянии друг от друга - по старшинству. Сын и внук - под черными бурками. На тебе и твоей невестке блестят на ярком солнце зеленые парчовые покрывала с арабской вязью. Ведь вы - женщины... - не могу удержать слез, Ася, прости - были...

Глядя на крохотное, еле угадывающееся тельце малыша, которого ты так любила, что сразу же после его рождения освободила юную мать от всяческих забот о нем - «она так еще неопытна!», - я горше умываюсь слезами. «Не успев родиться! - хочется закричать. - Не увидев ничего! Не насладившись прекрасными мгновениями, которые дает жизнь!.. Не завершив предназначенный Всевышним путь!.. Но - почему!.. По-че-му?!.. А как все твои родные тебя обожали, малыш, как хотели сделать твою жизнь самой счастливой и красивой!.."
Комок, застрявший в горле, сидит там прочно и не дает нормально дышать. Я пытаюсь его протолкнуть дальше, но усилия вновь заканчиваются прорвавшимся потоком горючей жидкости. Женщины, среди которых стою, не умея совладать собой, рядом многоголосо стонут, пытаясь удержаться и не смея даже всхлипнуть - выпустить на волю эту неудержимую скорбь хоть каким-то образом. Не получается оторвать руки с платками от красных уже глаз.
Мужчины, стоящие на противоположной от нас стороне, тоже вздыхают угрюмо, с надрывом, подавляя тяжелое прерывистое дыхание, невольное и непосильное молчание вместо громкого рыдания, не вытирают непрошено бегущие по лицу соленые горькие слезы - идет обряд прощания.

Эфенди, это заметно, и сам еле сдерживается: много он повидал людского горя, но такое - впервые...

"Аська (с легкой руки твоей старшей сестры мы тоже привыкли называть тебя так же), - думаю я, горестно, сквозь потоки слез глядя на то, что от тебя осталось и обведя твой двор мимолетным взглядом. - Вот, оказывается, где то самое место, где ты последние три месяца беспрерывно сновала, одновременно занимаясь двором и огородом, индюшатами и цыплятами, коровами и овцами, сочетая все это с ремонтом дома и ежедневной поездкой на работу. И вновь возвращаясь все к той же хозяйственной круговерти.

А с какой гордостью ты признавалась мне: «Мои ребята сами научились делать евроремонт!" Я сразу заметила, как ты счастлива неимоверно и благоговеешь перед сыновьями за то, что они сумели освоить эту нужную   науку - ведь теперь, в это трудное время безработицы, у них будет достойно оплачиваемая работа!

Асенька! И ведь не зря гордилась ими: они сумели-таки порадовать тебя окончанием затянувшегося евроремонта, и ты успела перед смертью насладиться видом своего обновленного, и теперь такого красивого,  дома. Но как, милая, недолго!

...Тебя, Ася, ты помнишь, я впервые увидела на юбилее твоей сестры Риммы. Я сначала удивилась, рассматривая тебя - разительно отличалась от нее. Ты - не как старшая - быстрая, как птица, беспокойно порхающая от кухни к столу, от него – к другим делам. И все это, несмотря на то, что помощников здесь хватало и без тебя, по сути – гостьи.

Свое тело ты несла, как перышко, будто не ощущая его. А когда ты зажигательно танцевала в роли мужчины, - они еще не «созрели» для плясок, - невозможно было удержаться от смеха: ты, лихо подкручивая несуществующие усы, так точно имитировала их движения, уморительно выделывая всякие па, сложные пируэты, что свойственно только им, что общий хохот гремел окрест.

Разогрев веселье за столом, ты улетала, легкая и невесомая, по известным только тебе делам. Твоя худенькая фигурка появлялась, как по мановению волшебной палочки, именно там, где возникала острая необходимость - ты и здесь, как всегда и везде, сумела стать незаменимой. Но всего этого тогда я ещё не знала.

И, очарованная твоими хлопотливыми стараниями угодить всем, задорными песенками, зажигательными танцами, анекдотами, которыми ты сыпала, появляясь среди нас точно в нужный момент, я невольно продолжала наблюдать за тобой - все пыталась понять, в чем же секрет твоего обаяния.

Лицо твое - вытянутое и худое, нос, пожалуй, длинноват, да и плоская форма подкачала, а губы так совсем узкие! Ты не была красавицей, Асенька, нет! Но... «Глаза!» - вдруг поняла я. Твои глаза, хоть и не поражали ни цветом, ни формой, были очень красивы - в них таилась всеобъемлющая доброта! И они освещали твое лицо невообразимым светом!

Почувствовав толчок в бок, я опомнилась - дошла и до меня очередь произносить тост. Вот тогда, ты помнишь, я выдала вместе с теми пожеланиями юбилярше и свое восхищение тобой: "Оставайся такой же энергичной, заботливой, любящей, доброй, незаменимой... Римма! - сказала тогда я. - Тебе посчастливилось иметь так-у-у-у-ю сестренку! И дай Аллах, чтобы она была рядом всегда - в радости. А горести… пусть они минуют пороги ваших домов!».

И услышала, как ты смущенно бормочешь: «Да что ты, в самом деле? Не я ведь юбилярша…»

Это после я узнала, что ты с первого дня замужества живешь со свекровью. А это, надо признать, очень трудная школа. Я поняла, что ты привыкла быть много лет в тени, уступая во всем старшей в доме.

Но ты за все время нашего знакомства о свекрови не проронила ни одного плохого звука. А ведь ты, по словам твоей, возмущающейся этим, сестры, «нянчила» ее, неподвижную, в течение многих лет!..

Страшно вспомнить... На долю нашей подруги, а твоей сестры, выпали ужасные потрясения. И ты подставляла ей, несмотря на собственную трудную жизнь, полную забот и ограничений, худенькие плечики. Всегда - и когда у нее трагически погибла дочь, не успевшая еще выйти замуж, и тогда, когда в аварии насмерть разбился ее единственный и обожаемый сын...

Сломленная этими несчастьями, совсем ставшая безразличной в проявлении родственных чувств, Римма не готова была к очередной беде - ваша старенькая мать, которая до сих пор, никого не тревожа, тихо жила одна и справлялась со всем сама, вдруг заболела болезнью Альцгеймера и её нельзя стало оставлять одну.

Ваш же брат никогда не был опорой ни ей, ни вам с сестрой. Пил. А теперь и вовсе мыкался один - его выгнали вон. Как всегда, поторопилась прийти всем на помощь ты - забрала мать к себе и не ездила уже на работу.

Слыша эти неутешительные новости от Риммы, я до слез жалела тебя, и так - былинку-тростинку. Мысли о тебе не давали мне покоя. «Откуда у Аськи берутся силы переворачивать изо дня в день тяжелое тело свекрови; выслушивать ее недовольное ворчание?.. А теперь еще и сторожить мать, которая умудряется прятаться, уходить неизвестно куда, и Аська, бедная, наматывает круги в ее поисках?.. Еще, как назло, сыновья уехали на заработки... Проклятое время!.. Но только так, вдали от дома, и можно добывать хлеб насущный... А ну-ка, что там Ася говорила про женитьбу старшего сына?.. Да-а-а, понятно теперь, зачем они уехали - в такое трудное для матери время… Всё-о-о… всё упирается в деньги… Прокля-я-я-т-ы-е деньги!..»

Спустя какое-то время Римма, которую я встретила случайно, рассказала, что у тебя умерла свекровь, и на время траурных мероприятий заберет к себе вашу мать. Я не удержалась и хмыкнула: «Вообще-то, могла бы и раньше, хоть на немного, освободить несчастную от забот о ней – Аське и так было достаточно свекрови!..»

Но, боясь обидеть, промолчала. Ты же знаешь, мы, как и ты, давно оберегали Римму от всего, что могло ее огорчить - у нее и так душа замёрзла от всего, что с нею произошло.

Прошло сорок дней после похорон твоей свекрови, и ты вновь приехала к сестре - за матерью. И так же преданно, как и за свекровью, ухаживала за ней, пока не пришел её последний час. И с твоего двора, двора зятя! хоронили тёщу, что сильно противоречит нашим обычаям.

Но мы-то с тобой знаем, что это происходит в тех редких случаях, и именно тогда, когда непутевый сын, обязанный до конца жизни оберегать и покоить старость родителей, не готов к этому. Он лучше будет поклоняться Бахусу, и радовать себя, любимого, новыми возлияниями! Ведь всегда найдется такая мать Тереза, как ты, Асенька - прости уж меня! которая впряжётся, как вол, и будет тащить непосильный воз... Тогда зачем же надрываться самому! Правда ж, ведь, Ася, милая моя?..

…Однажды Римма упрекнула нас, что мы больше не ходим на обед в её кафе. Веришь, после того, как ты прекратила ездить, мы избегали появляться там - избалованные твоей вкусной стряпней, стали «привередничать». Но мы, понятно почему, промолчали - ей-то далеко до твоего умения готовить!

А Римма, оглядев темными насмешливыми глазами нас с Аней, фыркнула:
- Да приходите уже - ваша любимая Аська вышла на работу! - Не совру, если скажу, что мы обрадовались - ты ведь и сама знаешь, что у нас ходить на обед больше некуда...

Присматриваясь к тебе после того, как ты вернулась, я не нашла никаких изменений. Ты оставалась все такой же худенькой и доброй «до глупости» - по словам твоей сестры, а также и заботливой хлопотуньей - для всех. Радуясь нам точно так же, как и мы - тебе, ты накормила нас вкуснейшими болгарскими перцами, приготовленными тобой, «как у себя дома».

Я, помнишь, тогда задала тебе вопрос:
- Асенька, как мы соскучились по твоей стряпне! Только тебе так вкусно удается нас накормить! Признайся, в чем секрет?

Ты лукаво улыбнулась:
- Ты слышала анекдот об Изе? – Быстро предупредила, мило улыбнувшись: - Правда, он с бородой!

- Расскажи все равно - я не слышала!

- Слушай же тогда! - Усмехнулась. - Собрался старый еврей Изя умирать. Вся родня сбежалась, шепчутся. Один, самый смелый, решился задать вопрос, волнующий их всех: «Изя, прежде, чем ты умрешь, открой нам секрет - почему у тебя получался такой вкусный чай?». - Выжидательно - понимаю ли я, в чем соль анекдота, ты закончила рассказ. - Изя через силу: «Кхе-кхе-кхе! Кладите больше заварки, бестолочи!..»

И так уморительно изобразила умирающего Изю, что я так и покатилась:

- «Бестолочи!». - Хохотала я громко, а ты мягко сияла карими добрыми глазами, довольная, что сумела так рассмешить меня.

Мы опять стали ходить в кафе и, первый раз увидев появившееся там великолепие разных блюд, не смогли удержаться от возгласа:
- Уау! У вас такое разнообразие и, глядите! свежие фрукты и овощи! И столько зелени?!

Римма небрежно проронила:
-Теперь так будет всегда! Аська привозит - со своего огорода.

Да, по-другому ты ведь не умела! Чтобы сократить ощутимые расходы сестры, ты теперь таскала выращенное тобой из дома. Рейсовым автобусом. Благо, он подвозил тебя прямо к дверям кафе...

Сына,после того, как он приехал с заработков, вы женили, и дождались внучонка, осветившего вашу жизнь совсем по-новому, особенно - твою! Ты теперь всё время только о нем и говорила. А в твоих глазах заплескалось неподдельное счастье.

Но... Все оборвалось именно тогда, когда ты, Асенька, наконец, начала жить без обременительных забот о свекрови, а потом и о матери; когда ты уже могла вздохнуть свободно. Но... чаще всего так и бывает…

Ноябрьский погожий день, когда ты, собрав семью старшего сына, поехала поздравлять свата с днем рождения, стал последним для всех вас. Держа, как драгоценный сосуд, спящего внучонка, поминутно любуясь милым безмятежным личиком, ты сидела сзади, прижимая теплое нежное тельце к себе. А на переднем сиденье, рядом с мужем, что категорически запрещается адатом (но ты ей разрешила!), ехала невестка Оксана.

Всю дорогу от дома ты мысленно в уме перебирала подарки, беспокоилась, захватила ли всё, что наметила. Многодетные родители твоей невестки живут в двухкомнатной квартире, и ты считала, что и овощи в большом черном пакете под ногами, и мешок муки, что везете в багажнике - хорошее им подспорье. «Хватит им хотя бы на месяц...»

За этими размышлениями ты не сразу заметила летящую по встречной полосе серебристую, как почудилось тебе, иномарку. Успела только испуганно прокричать:

- Сынок... а-а-ххх... сда-а-а-й впра-а-а-во! Какой-то сумасшедший!

Сумасшедший ударил ваш «жигулёнок», а мешок с мукой во взметнувшемся от удара багажнике взорвался, подняв белый столб. Серебристая машина будто действительно управлялась сумасшедшим - развернулась и повторила свою атаку...

Долго оседала мука на асфальте, укрывая его белой пленкой.
Но к утру - таинственным образом - ее следов нигде не оказалось. Впрочем, как и других. Совсем...

Все они ночью были уничтожены мощными брандспойтами, на что пожарниками был получен приказ от самого высокого милицейского начальника - ближайшего друга того… который...

Впоследствии, пронюхав про расследования каналов центрального телевидения, при полном молчании местного! о махинациях власти с целью сокрытия сотворённого их однопартийцем преступления, тот «верный слуга правопорядка», таинственным образом, исчез, переведясь в другой регион. В срочном порядке...

А-а-а-сь-ка! А-а-а-сь-ка! Какое же счастье, что ты сразу погибла, выброшенная неудержимой силой из машины на твердый серый асфальт, и ты не увидела того, что ты никогда бы не перенесла! Твой сыночек, принявший на себя первый сокрушительный удар, погиб мгновенно, а его тело доставали потом из покореженной машины очень долго!

Твоя юная невестка, лежащая ничком на асфальте со стесанным лицом, еще долго царапала его пальцами, видя этот кошмарный сон - так понимало весь этот ужас ее гаснущее сознание...

Твой родненький, твой сладенький, твой крохотный кусочек счастья на заднем сиденье сидел ровно, полностью укрытый комбинезончиком… Ох, как же мне больно говорить тебе это, милая - он оказался совсем без головы...

Какое счастье, Асенька, что ты никогда не увидела примчавшегося на место трагедии другого сына. Он с безумными глазами метался от одного дорогого тела к другому, с вылетавшими из широко раскрытого рта мучительными криками ужаса - при взгляде на каждого из вас…

Как хорошо, что ты, Асенька, не увидела, как один чиновник, случившийся в этот страшный момент там, где вам была уготована эта кровавая бойня, на просьбу отвезти Оксану в больницу - «она жива, и ее еще можно спасти», - ответил с равнодушием, присущим этому племени: «Какая Оксана, когда «ОН» в таком состоянии!», - указывая, как на бога, на дьявола, сотворившего это побоище, силившегося понять, глядя осоловелыми глазами на то, что сделал под воздействием алкогольных паров. Они так прекрасно кружили ему голову не так давно, буквально считанные минуты назад, когда себя чувствовал, как в космосе – невесомо и счастливо...

"ОН", сидя в «Ладе-Приоре», на удивление оставшейся почти целой, и, наконец, сообразив свое положение, начал хладнокровно обзванивать своих высокопоставленных друзей - чтоб возложить на их всесильные плечи большую часть забот - по вызволению из «неприятной ситуации» его, любимого…

Твою невестку, Асенька, добрый человек, оставшийся неизвестным, не посчитав ее человеком не того сорта, кому можно в первую очередь оказывать помощь, безмолвно схватил её на руки и, быстро уложив на заднее сиденье своего автомобиля, помчал тут же в больницу... Но время-то было упущено...

Видишь ли, Асенька, принципы некоторых существ, из тех, что попались тогда на вашем трагическом пути, оказались несовместимыми с моральными устоями нормального человека. Как оказались несовместимыми с жизнью травмы единственно оставшейся в живых тогда Оксаны, и у которой, казалось бы, был ещё шанс уцелеть от этой мясорубки...

Не разорвалось бы твое сердце, милая, если бы ты увидела свое сокровище, свое маленькое чудо, тельце которого так было искалечено и переломано, что оно вытекло прямо в руки того, кто потом попытался его забрать из машины…

Вынесла бы ты вида другого сына, Асенька, примчавшегося к проклятому Аллахом месту и упавшего, как подкошенный, со звериным воем, когда он увидел головку твоего сокровища, найденную далеко - в пашне?..

Выдержало бы твое нежное любящее сердце остекленевшие от ужаса происходящего глаза твоего мужа, полные муки безысходности и бессилия исправить то, что сотворили с вами?.. Он был тогда в пограничном состоянии…

Перенесла бы ты, Ася, чудовищное поведение погубившего столько душ существа, продолжавшего сидеть в своей машине и уже преуспевшего получить обещания и заверения, необходимые ему для обеспечения доказательств его "невиновности" - прямо среди разбросанных на асфальте тел, таких дорогих тебе?..

Да, Ася, к сожалению, ему это удалось - вспомни пожарные машины с брандспойтами, смывшие следы муки, да и остальные следы столкновения…

Как бы ты, Асенька, отнеслась к тому, что вину за случившееся им удалось возложить на твоего погибшего сына, и к тому, что спустя три года, после того, как большую часть твоей семьи бесследно стёрли с лица земли, следствие ещё не продвинулось ни на шаг? И что виновник этого кровавого торжества по делу проходит всего лишь «свидетелем» - стараниями высокопоставленных друзей?!

Еще ты должна знать, Асенька, что следственные органы умеют не только находить следы и через них раскрывать преступления, но, если необходимо угодить власть предержащим, так запутывают или уничтожают их, что «ни одно телевидение, ни одна пресса не подкопается!..»

Ты же знаешь, они «своих» не сдают.

Смирилась бы ты, Ася, с последовавшими потом бесконечными обращениями в суд за защитой «чести» и «достоинства» того, кто, поверив сам себе и высокопоставленным друзьям, что он на самом деле герой и достоин тех забот и внимания, оказываемых ему, поместил себя - с трещиной пятки - в отдельную палату реанимации?!.. И стал недоступен для всех СМИ и - «правоохранителей».

Асенька, хоть и прошло три года с тех пор, ничего - пока - не изменилось. Хотя окончательная точка ещё не поставлена…

Покойся с миром,  милая…