Место досталось приличное. Небольшой круглый столик на одну персону. Не слишком близко к сцене, где весь вечер пришлось бы ловить затылком взгляды любопытствующих и лицом слюну особо разошедшихся стендаперов. Но и не на галерке, где рискуешь слиться с тенью и стать пустым местом для официанта и пристанищем для паучьего семейства. К тому же, столик стоял в стороне от центра, куда нередко падал луч прожектора, выискивая добровольцев для очередного эксперимента с публикой юмора ради, приличиям вопреки.
Нет, место было не просто приличное, оно было идеальным. Вряд ли то же самое можно было сказать о посетителе, его занимавшем. Во первых, этот мужчина по виду возраста 40-50 лет пил. Судя по всему, коньяк, чистый. И кроме того, это уже во вторых, курил, сигареты. Кажется, «Парламент». Что-то в его облике диссонировало на едва уловимых человеческим сознанием частотах.
И костюмчик "троечка" благородного синего оттенка, и туфли с отливом, но тебе ни запонок, ни часов, ни бабочки. И пьет все же скорей всего бренди, так как только что официант подлетел к столику с заказанной колой. «Запивон», значит. Да, скорей всего, бренди. Потому как, если не бренди, а коньяк, то кола уже ни в какие ворота.
В зале при почти полном отсутствии пустых мест, тем не менее места пустого было достаточно. Судя по всему, организаторы концерта, решили убрать не зарезервированные столы из каких-то маркетинговых соображений. Балкон вовсе был закрыт. На небольшой сцене, по размерам уступавшей даже сценам площадных передвижных театров средневековья, сменяли друг друга артисты жанра стендап. В программе ожидалось несколько «звезд», уже мелькнувших разок-другой на телеэкранах. Но пока публику «разогревали» юмористы менее маститые.
- Сижу, значит в очереди, кровь сдавать. И тут бабулька, говорит, мне, мол 90 лет, вот не знаю, что, где, когда с этими анализами. А я про себя думаю, ну куда тебе бабуля анализы делать. Ну придешь ты к доктору, скажешь, мол, что со мной, милок? Так я тебе за доктора скажу – старость с тобой, милая. Старость.
Шутка, так себе, да и не шутка вовсе. Но харизмой долговязый парнишка в идиотской майке с энгри бердс вытягивает таки из немногочисленной публики пару смешков. А тип, тот, что с колой и бренди (пусть это будет бренди), задумчиво ухмыляется, откинувшись в кресле с высокой спинкой, обтянутом красным бархатом на изогнутых резных ножках. Ухмыляется, в очередной раз затянувшись сигаретой, и пытается прикинуть сколько же лет стукнуло ему. Задача не из простых. Сбился то он ещё где-то на 15 или 16-м своем столетии, которые тогда и годами то не измерялись.
Прикидывает загадочный посетитель, что веков ему 50-60, но ещё никак не 90. Так что кровь сдавать идти можно, не засмеют. Впрочем, может этот мужчина выглядеть и вовсе лет на 20 или даже на 15, или женнщиной бальзаковского возраста. А может и не выглядеть, то есть как бы быть не в теле совсем. Думаете, что за чертовщина. Ой, то ли ещё подумаете, когда узнаете, что таких, как он, далеко не один и не два, и не три миллиона, а значительно больше. И хоть могут Они не выглядеть, тем не менее, многие предпочитают быть. Быть в теле. Быть в сознании. Чтобы было вкусней курить. Да, у них почти поголовная зависимость. Раз покурили и почти стопроцентное привыкание. Мало, кто бросает, попробовав хотя бы раз. Покурить... человека.
- Нет, спрашивается, что курили все эти писатели, поэты, которые заявляют: «в моих жилах стынет кровь». Какого хера? Кровь течет по венам, в жилах её быть не должно. И тем более она не должна стыть.
Паренька в майке энгрибердс сменил артист в медицинском халате. Сценический образ, видать, хотя, может и не сценический. А мужчина пяти с лишним тысячи лет от роду, пригубив бренди и глотнув колы, припоминает как совсем недавно курили они с товарищами поэтов на двоих, на четверых. Горят поэты быстро, но как забирает. После Джона Китса видения ещё лет двадцать-тридцать преследовали. А ещё у поэтов под фильтр уже появляются привкусы неприятные: у Китса - туберкулезный, у Пушкина – болезненная неуверенность, у Цоя – безысходность.
Про Пушкина и Цоя посетитель-долгожитель знает по наслышке, так как после Китса зарекся курить поэтов. Нет, не потому что жалко посягать на столько значимое достояние человечества. Просто уж больно дым поэзии сознание туманит. А если про жалость говорить. Так тут как раз наоборот, жестоко было бы не дунуть всех этих поэтов, писателей, художников. Все эти люди искусства спят и видят, как придет муза, вдохновение... даст им волшебного пинка и они вдруг писать начнут, сочинять, ваять. А по сути – гореть. Не тлеть, как остальные папиросы, опаленные божьей искрой. А вот прям, гореть!
Но поэты, да... Они как-то уж больно быстро сгорают, в отличие от всех остальных. Может и правда, анатомия у них другая, и кровь не по венам, а по жилам каким течет. И не кровь, а смола. Тягучий, горючий никотин искусства.
Мимо столиков движется девушка с сигарами. Проходя мимо ценителя колы и бренди, предлагает тому заменить сигарету на что-то более значимое. Но мужчина остается верен бумаге и фильтру, наотрез отказавшись от сигар. Скорей всего потому, что напомнили они ему Льва Толстого и Сэлинджера. Вот уж точно, люди – сигары. Льва то ещё удавалось хоть как-то раскуривать, а на Сэлинджера сил хватило только до года этак 1960-65-го. Есть такие, тяжело тянутся. Вот со спортсменами легко. У них и привкус свеженький такой, то ли мятный, то ли ментоловый.
Впрочем, мужчинка то наш на самом деле один из тех отчаянных, кто пытается завязать. Да, вот уже лет 30 не курит. Вдруг почувстовал, что легкие совсем посадил. Почернели они у него, того и гляди, совсем отвалятся. Сюда же зашел, так как "ломает," а тут чувствует – курят. Вот этого паренька, что на сцену вылез и курят. Аж дым идет. Смех, слезы, всхлипы, восторги, овации. А парень сияет. Изнутри светится. Как сигарета на вдохе.
Мужчина комкает опустевшую пачку "Парламента", залпом допивает коньяк (все же это был коньяк) и резвым шагом покидает зал. Покидает мир предметов, звуков, перестает "выглядеть" и... расправляет крылья. Безнадежно черные. Промасленные. Уже не взлететь. Может, если продержаться сотню-другую лет... легкие... легкие белые перья очистятся... И получится взлететь. А если нет?