"Рожденные в года глухие
Пути не помнят своего.
Мы – дети страшных лет России –
Забыть не в силах ничего…"
Александр БЛОК
***
И наступили годы. И назвали их нулевыми. И был в этом особый смысл, как есть он во всяком названии, данном чему-либо русским народом, - скрытно, потаенно, - но всегда обязательно есть! А не видит его только тот, кто русский язык плохо понимает. Или не хочет понять.
***
Жили-были в граде Петровом две обычные девчонки-подружки. Росли, взрослели. Закончили любимый институт, замуж повыходили, детей растить стали.
А тут грянула перестройка-перестрелка.
И вошло в их жизнь нечто, злое и непонятное, вида необъяснимого. Поведения – тоже. Как грозовая туча на горизонте. То ли пройдет, то ли прибьет…
Многое изменилось в привычном укладе. Много порушилось, поискрошилось, как золото о наждак.
Только характер женщин – Мани да Лёли – мало менялся. А иногда обнаруживалась в них такая силища, что, вроде как никакой Змей-Тугарин на русскую землю и не нахрякивался, никакой-такой перестройки-перестрелки и в помине не было. И все это дурное приснилось…
Послушать-то всякого занятно. Но… Сами понимаете – женщины! Иногда такое брякнут! Но слово, как воробей – у них вылетело, к нам залетело. Послушать-то, говорю, всякого занятно! И даже полезно иногда.
1. СУДЬБА
– Мань, а Мань! Ты чо тут стоишь?
– Судьбу поджидаю.
– Каку судьбу, Мань? Она у тебя вон на пятом этаже в окно выглядывает.
– Это не она, Лёля. Это – он.
– Ну, дык, какая разница? Муж ведь. Судьба, значит.
– Нет, Лёль. Муж – это крест мой. А судьба – это Люська.
– Ты чо, Мань, какая Люська?
– Как это – какая? Которая квитки за квартиры приносит.
– Ну и чо ты ее ждешь–то здесь? Все равно придет.
– Эх, глупая ты, Лель. Она придет, а меня дома нет.
– Так она квиток в почтовый ящик бросит.
– А я от него ключ потеряла, понимаешь?
– Нет, не понимаю. Не дури. Лучше пойдем со мной на почту. Сегодня пенсию выдают.
– Не пойду, – жестко сказала Маня.
– Ну, Мань, у тебя вааще крышняк сорвало? Попутным ветром? Или деньги с неба свалились? От Двойного ВВП и Его Команды?
Лёлька глупо хихикнула.
– Ага, – мрачно кивнула Маня. – От них дождешься.
– Удвоения смертности для уменьшения бедности! – Лёля опять хихикнула. – Не дури, Мань. Пойдем за пенсией. Чо ты тут торчишь в подворотне, как поколение "Пи". Еще что подумают. Неприличное.
Лёля опять засмеялась.
– Не пойду, – упрямо повторила Маня.
– Да ты чо, Мань, почему это ты за родной пенсией не пойдешь?
– Во-первых, никакая она мне не родная. Моя родная, как и твоя, впрочем, давно – сама знаешь кем – про… проср… Это во-первых. А во-вторых, мы с моим Крестом еще в начале месяца из своих, пардон, пенсий "ссуду" взяли. Да еще за эту "услугу" с нас 30-ку вычли.
– Из ваших же пенсий…
– В том-то и дело, что из наших же копеечек еще с нас же и вычли!
– Зурабову на подгузник, – хихикнула Лёля. – Он у нас – ну точно ковбой из телерекламы! Помнишь? Там двое в подгузниках на лошадях скачут…
– Не помню, – хмуро процедила сквозь зубы Маня. – У нас телевизор в 1993-м сгорел.
- В 1993-м? Небось, осенью? Московского пожара не выдержал? – засмеялась Лёля. – А знаешь, кто в той рекламе подгузников второй ковбой?
- Не знаю. Нет у нас с тех пор телевизора, понимаешь ты это! – Мане явно было не до шуток.
- Извини, Мань, это я так… Ну и что было дальше? Ссудили вам, как я понимаю, из ваших двух пенсий две тысчонки за ваши же 30 рубликов, и что дальше?
– А ничего. Неделю прожили.
– А потом?
– А вторую неделю ели в долг. Соседке спасибо.
– Да, Мань… Но чего-то я недопонимаю. У меня дома то же самое, ведь. Один к одному. А чо тут, в подворотне, поджидать-то? Денег-то не добавится…
Лёля задумчиво посмотрела в небо.
Чайка пролетела над Фонтанкой. Кораблик с туристами прошлепал к Клодтовскому мосту. С юго-запада надвинулась туча. Потемнело. Июнь – белые ночи, черные дни.
– То-то и оно, Лёль, - произнесла, наконец, Манька. – То-то и оно… Не добавится. Так что, с пенсией я успею. Мне долг не сегодня, а завтра отдавать…
– Ой, Мань, идёт!
– Кто идёт?
– Да судьба наша. Из ЖКХ. С квиточками.
– Ты, Лёль, на нее не смотри – притягивает. Тебе оно ни к чему.
Лёля послушно уставилась на стоптанные ботинки, купленные три года назад по случаю на "Апрашке" при распродаже гумпомощи.
Подумалось: хорошо, лето холодное, можно без туфель обойтись.
– Женщины, вы из каких квартир? – раздался рядом командный голос.
– Из собственных, то-есть, приватизированных, частных, то-есть, – начала было Лёля с достоинством.
– Заткнись, – сказала Манька. – Не из квартир мы, поняла?
– А откуда же? – заорала Люська-Судьба, да так, что эхо под аркой прокатилось, во двор-колодец взмыло, стерло с окна испуганное лицо Манькиного Креста.
Шторка только раз колыхнулась и замерла. И тихо так стало, словно снова – блокада, все умерли и никто еще не вернулся.
– Откуда?! – повторила Судьба.
– Из крематория, – спокойно ответила Манька. – Ради тебя сбежали.
Люська раскрыла было рот, но поперхнулась.
– Вот щщас туда и пойдем. Вместе с тобой и твоими квитками.
– Куда пойдем? – уже не так задорно спросила Судьба из ЖКХ.
– В крематорий.
– Зачем это?
Женщины молчали.
– Ой, девоньки, я–то тут при чем? – запричитала судьба. – Я сама… У меня самой… Я ведь только разношу. Не я цены–то назначаю.
– А мы снизу начнем, – спокойно сказала Манька. – Помаленьку. Смотришь, верх и осядет. Они, ведь, без таких, как ты, ничего не могут. Без обслуги-то.
***
… – Не бегай, не служи, – приговаривала Манька, вворачивая винт в крышку роскошного – ценой в сотню Манькиных пенсий – крышку гроба, и нажимая кнопку пуска конвейера.
Жерло новейшей импортной печи послушно распахнулось, торец гроба откинулся, содержимое утянуло, как в преисподню. Гроб вернулся.
Манька деловито отвинчивала крышку гроба.
Потрясенная Лёля молчала.
– Ну вот и все, – спокойно сказала Манька, аккуратно сложив винты и отвертку в голубенький шкафчик в стене. – Пошли, что ли.
Они молча вышли из крематория.
– Мария, – произнесла наконец Лёля. – Ничего не понимаю. Ну ладно, я дальше кандидата и старшего научного сотрудника не пошла. Но ты-то была доктором наук, у тебя звания-медали, труды-патенты… Ты на Кубе медный рудник аборигенам распечатала. С малахитом впридачу. А студенты! Они молились на тебя… Мария, хоть мы и бывшие, неужели ты не понимаешь, что судьбу не обманешь?
– Во-первых, я ее не обманывала. А во-вторых, бывших докторов наук не бывает. Как и кандидатов. Так что, у нас с тобой, Ольга Павловна, все еще впереди, поняла?
Ольга Ланская,
Санкт-Петербург
("ХРОНИКИ НУЛЕВЫХ")