из книги "Ледоход и подснежники"
"Времена не выбирают,
в них живут и умирают.
Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
Блещет тучка; обниму
Век мой, рок мой на прощанье.
Время - это испытанье.
Не завидуй никому".
Александр Кушнер
Когда-то в этом здании была городская Библиотека, самая большая в районе.
Оно было построено в стиле сталинского ампира и имело с парадной стороны портик, опирающийся на колонны, украшенные лепниной, такая же лепнина была под высокими потолками внутри здания, где располагалась массивная деревянная мебель, в том числе высокие, резные книжные шкафы. Все помещения Библиотеки освещались тяжёлыми, бронзовыми люстрами и светильниками на стенах, по центральной лестнице на второй этаж, где был просторный читальный зал, тянулась ковровая дорожка, здесь царила тишина, торжественность и особый запах - запах старых книг, хранивших знания и мудрость.
Само по себе это двухэтажное здание было не столь уж большим, но из-за его величественной красоты и внутреннего простора, оно казалось грандиозным, особенно на фоне окружавших его серых панельных четырёхэтажек и неказистых деревянных домов с убогими заборами в виде покосившегося штакетника.
Даже администрация города располагалась в невзрачном, сером здании, и получилось, что главной достопримечательностью небольшого районного города стала Библиотека.
Лена Соловьёва жила недалеко от Библиотеки и помнила её столько, сколько помнила себя. Её привёл сюда дедушка, Матвей Степанович, когда ей было пять лет, и с тех пор она стала её постоянным читателем. Лену приводил только дедушка, и вначале интеллигентные пожилые библиотекарши всё никак не могли понять, где же мама девочки.
Но видеть маму Леночки никто и не мог, потому что она оставила свою кроху на руках Матвея Степановича, когда ей было всего полгода, оставила и укатила, не ведая забот и печали, в далёкие края с очередным кавалером. Навещала дочку непутёвая мама в лучшем случае два раза в год. Привозила ворох разной одежды, которая была то мала, то велика, Матвей Степанович страдал и терпел, и молил Бога только об одном - чтобы Леночка оставалась с ним, потому что любил её больше жизни, она и была для него самой жизнью.
Внучка росла как тоненький, зелёный стебелёк ещё нераспустившейся красавицы фиалки, диковинного по теперешним временам цветка, растущего вдали от дорог, в тени и прохладе лесных деревьев. Она не любила шумные игры с подругами, не любила бегать наперегонки и прыгать через скакалку, не любила ездить на велосипеде, предпочитая беззаботному веселью и радостной энергии тихую игру в куклы, а позже книги. И так удачно, так кстати вышло, что книги жили рядом, в здании, похожем на дворец.
К первому классу Лена прекрасно читала.
Училась она хорошо, но отличницей не была, и ничуть не стремилась быть лучшей и первой, она любила литературу, а в старших классах прибавился ещё английский язык. После школы Лена собралась поступать на факультет иностранных языков в институт, расположенный в областном центре. Матвей Степанович загрустил, не представляя себе жизни без любимой внучки, но учиться и получать специальность было необходимо, и скрипя сердце, он проводил её.
На вступительных экзаменах Лена набрала полу-проходной балл, то есть такой, с которым многие абитуриенты становились студентами, но все они были жителями областного города и не нуждались в общежитии. А с общежитием, без которого Лена не смогла бы учиться, было трудно, поэтому пришлось ей, печалясь и стыдясь от того, что не поступила, вернуться домой.
- Не грусти, моя хорошая, - успокаивал её Матвей Степанович, - на следующий год поступишь.
Но сам он, в глубине души, как будто даже успокоился - его аленький цветочек, как ласково называл он внучку, остался рядом.
Между тем, времена тогда были тяжёлые, и позже их назвали "лихие девяностые".
В магазинах было пусто, и даже за самым необходимым, за хлебом и молоком, выстраивались очереди, и женщины покупали хлеб про запас и сушили сухари, на всякий случай... на всякий случай. А цены росли и росли, становясь недосягаемыми, и зарплаты задерживали. Как жить?!
- Посмотри, сколько людей стоят и продают Бог знает что, - ужасалась соседка Матвея Степановича, - кто старьё своё вынес, кто китайский товар, взятый скорее всего взаймы, кто соленья из погреба вытащил, а сигареты поштучно, ты подумай только поштучно! старушки предлагают, где же это видано? Что дальше то нас ждёт, не знаешь, Степаныч?
Матвей Степанович вздыхал тяжело и сторонился подобных разговоров, похожих скорее на стоны, всё сам видел, расстраивался и переживал, а больше всего из-за того, что завод, где он всю свою трудовую жизнь работал высококлассным токарем, как его родной завод на его глазах убивают, ничего не боясь и ничего не стыдясь.
После приватизации и банкротства, после создания разных ограниченно ответственных обществ (ООО!), после продаж и перепродаж, после всевозможных виртуозных фокусов мастеров-иллюзианистов, вышло так, что все рабочие завода вдруг стали безработными. И никаких перспектив.
Многие уехали в областной центр, некоторые в столицу, кто-то стал заниматься извозом, кто-то работал продавцом в очередном убогом ларьке, которые появлялись как грибы после дождя, одним словом, все барахтались и выживали кто как мог.
Матвей Степанович остался при заводе, только работал теперь охранником на проходной, но хотя бы ходил на работу прежней дорогой, знакомой до последней трещинки на старом асфальте.
Но самый больной удар был нанесён по молодёжи - уничтожили городскую Библиотеку.
Здание не снесли, хотя и перекрасили в немыслимый, зефирно-розовый цвет, и теперь здесь был Клуб. На первом этаже, в помещении детской Библиотеки, открыли бар со спиртными напитками, обилие и разнообразие которых поражало, а взрослую Библиотеку превратили в видеосалон, где крутили фильмы весьма сомнительного содержания.
С центральной лестницы, ведущей на второй этаж, убрали ковровые дорожки, и вела она сейчас не в читальный зал, где совсем недавно за резными столами тёмного дерева, под лампами с зелёным абажуром склонялись задумчивые читатели, а вела она теперь в огромный танцевальный зал, или танцпол, как говорила молодёжь.
Леночке Соловьёвой недавно исполнилось семнадцать лет.
Лесная фиалка, тихоня и нелюдимка, расцвела и превратилась в стройную, юную красавицу с большими, серыми глазами и русой косой, которую она ни за что не хотела стричь, несмотря на все уговоры подружек-одноклассниц. Не поступив в институт, она начала учиться на его заочных подготовительных курсах, а дедушка, используя старые связи, устроил её работать к себе на завод, который превратился то ли в огромный склад, то ли в непонятный офис, и назывался по-новому - бизнес-центр. Лена сидела на проходной, на телефоне, отвечала на звонки, что-то записывала, отмечала, была своего рода секретаршей. А что делать - работу найти было трудно.
В тот день, едва она пришла с работы, к ней забежала Таня, школьная подруга.
- Лен, пойдём в клуб, сегодня новая программа. Пойдём, ну ты же ни разу там не была, - Таня открыла сумку, вытащила пакет, - смотри, что я купила.
Она достала коротенький, красный топик, сделанный из тонкой, эластичной ткани, и протянула его подруге.
Лена рассматривала изящную вещицу:
- Я такой ни за что не надену, он так обтягивает!
- Конечно, - улыбнулась Таня, - ты у нас известная скромница. Ладно, ну так что, идём?
- Дедушки нет, на сутки ушёл - дежурство, и он запретил мне ходить в клуб, - Лена вздохнула, - сказал, даже и не думай.
- Лен, но ты же не маленькая девочка, честное слово, - Таня огорчённо встала, собираясь уйти, - в общем, я за тобой зайду.
- Не знаю.
- Ты не знаешь, а я знаю. Будь готова к семи вечера.
За окном затихал погожий, осенний день, и уходящее солнце ровным, золотым светом освещало скромную двухкомнатную квартиру, где в одной комнате жил Матвей Степанович, в другой Лена. Ничего лишнего, старая мебель, дорожки на крашеном полу, герань и фиалки на подоконниках, белоснежная тюль на окнах, бархатная скатерть на столе, и над кроватью Лены старомодный плюшевый ковёр, где изображён замок с остроконечными башнями около лесной речки, через которую перекинут мост, и по нему мчится отряд рыцарей в доспехах и шлемах, их пять, а впереди, конечно, он, герой, со шпагой в руке.
Лена помнила этот ковёр с детства, но всё ещё любила разглядывать его, придумывая истории о благородном, смелом рыцаре, который спешит на помощь кому-то, попавшему в беду. Она вновь задумалась, глядя на любимый, старый ковёр, знакомый до последней ниточки, до этого тёмного пятнышка в углу, которое всё никак не отмыть. Очнувшись, она вспомнила, что нужно подобрать одежду для клуба.
Собственно, подбирать то было нечего - выбор был не велик, жили более чем скромно. Лена сняла с вешалки блузку, голубую, в тонкую, синюю полоску, и серую юбку, подошла к зеркалу, приложила наряды к себе и осталась довольна.
Косметикой она не пользовалась, но в этот раз почему-то достала красивую косметичку, подаренную дедушкой на Восьмое марта. Слегка подкрасила тушью ресницы, коснулась губ нежно-розовой помадой, вот и всё, ах да, ещё духи, по две капельки за ушки.
С тех пор, как закрыли Библиотеку, Лена здесь не была.
Не осталось ничего, что напоминало бы то время, когда она, сначала с дедушкой, потом одна, ходила за книгами или сидела в читальном зале и выписывала что-то, и жила здесь тишина.
Тишины не было ни грамма. На втором этаже гремела и с восторгом рычала дискотека, на первом, из-за закрытых дверей видеосалона, доносились пронзительные вопли и взрывы - шёл боевик, и двери бара, открытые настежь, обнажали стройные ряды нарядных бутылок за барной стойкой и приглашали, и приглашали.
Лена и Таня, сняв в раздевалке пальто, поднялись на второй этаж. Перед дверью, за которой шумела дискотека, Лена почему-то остановилась.
- Ну что ты, открывай! - торопила подруга.
А Лена всё медлила, будто подсознательно чувствуя что-то, будто сама судьба пыталась притормозить неведомое. Таня рывком открыла дверь, и девушки оказались в огромном танцевальном зале, погружённом в полумрак, лишь где-то под потолком вращались огромные зеркальные шары, разбрызгивая пятна света на девушек и ребят, которых оказалось так много, что яблоку было негде упасть.
Танцующие двигались в ритме быстрой поп-музыки, её Лена не знала и не любила.
- Я подожду, - сказала она Тане, которая, увидев кого-то, обрадовалась, махнула рукой и тут же окунулась в толпу.
"Зачем я здесь?" - думала Лена, стоя напротив открытой двери, и яркий свет, льющийся из коридора, осветил её, как прожектор.
- Макс, ты только глянь! - обратился к высокому парню с длинными до плеч, тёмными волосами, Фёдор.
- Подожди, я кажется увидел...
- Нет, ты посмотри сюда, напротив двери. Видишь?
После минутной паузы Макс спросил удивлённо:
- Ты знаешь её?
- Первый раз вижу.
- Кто она? - с этим вопросом Макс направился к Лене.
Её нельзя было не заметить.
Случайно оказавшись в потоке света, вырвавшим её в полумраке зала, она была вся на виду, растерянная, скромная, юная и невозможно красивая, с тонкой талией и нежными плечиками, со стройными ножками и красивой грудкой, и эти, чуть удивлённые, серые глаза на милом лице, и русая коса в завершении прекрасного образа. Она была бабочкой, залетевшей на свет летним вечером, или Золушкой, оказавшейся на балу, и к ней шёл принц, Максим Веселов, молодой и успешный директор Клуба.
- Вас можно пригласить на танец?
- Меня?! - взлетели удивлённые ресницы.
- Вас и только вас! Помните, как в той старой песне - "я пригласить хочу на танец..."
- Да, конечно, - рассмеялась она.
- Макс.
- Лена.
Играла нежная музыка, одной рукой он обнимал её за талию, в другой, как кораблик, лежала её ладонь, они были так близко, что их дыхания смешивались, и почему-то снова медленный танец, и снова... Макс не отпускал Лену, держа в объятиях пронзительного блюза, и в какой-то момент прижал к себе и поцеловал в щёку, она резко отстранилась и, наверное, убежала бы, но он не выпустил её ни в следующий, ни в последующий танец, ни потом, когда провожал до дома.
- Ты придёшь завтра, Лена?
- Не знаю.
- Я буду ждать.
Матвей Степанович в этот вечер был на работе, поэтому не узнал, где была и с кем встретилась его внучка.
- Лен, ты представляешь, с кем ты вчера познакомилась, - Таня сидела на кухне подруги и пила чай, - с кем танцевала весь вечер, и кто тебя проводил до дома.
- Его зовут Макс, он работает... работает, кажется, в Клубе.
- Он директор Клуба, и не только нашего. Максим Веселов - директор сети Клубов в нашей области.
- Удивительно, он такой молодой.
- Говорят, у него родители какие-то важные чиновники, говорят, они и помогли. А вообще он пед.институт закончил, вроде бы даже в этом году. Учитель физики.
- И что? Какое отношение всё, сказанное тобой, имеет ко мне?
- Мне кажется, он влюбился в тебя, он так смотрел, так смотрел, на тебя весь вечер, я заметила.
- Ты наблюдала за нами?
- Лена, будь с ним осторожней! Ты такая... Ничего ты не понимаешь! - Таня обняла подругу.
Легко сказать "будь осторожней", и так трудно держать себя в руках, когда рядом он, такой красивый и сильный, такой умный и успешный, а какие милые глупости он шепчет на ушко, а как целует... ах, как он целует!
Теперь, два-три раза в неделю, вечером, когда дедушка был на работе, Лена шла в Клуб.
- У меня есть отличные фотографии Лондона, - сказал в тот вечер Макс, - хочешь посмотреть? А ещё несколько английских журналов, In English, of course!
Макс понимал, что Лена, влюблённая в английский язык, соблазнится его предложением, и не ошибся. Они сидели на диване в кабинете Максима и листали английские журналы, Лена с интересом читала какие-то места вслух и переводила, что, впрочем, не требовалось, потому что Макса журналы не интересовали.
Интересовала его Лена.
Он обнял её, опрокинул на спину, навалился всем телом и жадным поцелуем впился в губы так, что даже дышать ей стало трудно. Лена испугалась, собрав все силы, оттолкнула Максима и, чудом вырвавшись, бросилась к двери, но дверь была заперта.
Она стояла, прижавшись к стене, испуганная и беспомощная:
- Не надо, не надо, Максим, - лепетала она.
Но было поздно, мотылёк застрял в натянутой паутине. Макс взял её на руки, положил на диван... и всё случившееся произошло для Лены впервые.
В Клуб она больше не ходила, Макса не видела, и он не искал встреч с ней.
А вскоре Лена поняла, что у неё будет ребёнок, и это привело её в ужас.
Как сказать Максу, как он отнесётся к такому известию, а дедушка...
Она похудела, осунулась, ходила только на работу, с работы, по выходным сидела дома, что-то читала, что-то делала, а в голове билась только одна мысль - "я должна обо всём сказать дедушке и Максу".
В субботу Лена сварила щи, пожарила картошку, подала на стол солёные грибы, Матвей Степанович после обеда уходил на работу.
Они сидели за столом, ели, Лена молча и неохотно, а Матвей Степанович с аппетитом и всё нахваливая, "хороши щи, внучка, и чесночку не пожалела, молодец".
И она сказала.
Матвей Степанович отодвинул тарелку, положил ложку на стол, побледнел:
- Кто отец?
- Максим Веселов, - еле слышно произнесла Лена.
И вдруг, как выстрел, прозвучало это короткое и звонкое ругательство, которым обзывают продажных женщин, и его произнёс её родной дедушка... и снова произнёс, повторно. Это был контрольный выстрел в сердце.
Лена выбежала из-за стола и закрылась в ванной, слёзы водопадом хлынули по лицу, закружилась голова, подкатила страшная тошнота, она села на край ванны, руками держась за раковину, её вырвало, снова вырвало, снова, и стало чуть полегче.
Она слышала, как хлопнула входная дверь, посидела ещё немного и вышла.
На кухне, на полу, валялась разбитая тарелка, из которой ел Матвей Степанович, тут же растеклись щи.
Лена, взяв тряпку и ведро, макала, ставшую сразу скользкой и жирной, тряпку в лужу щей, выжимала, снова макала, подбирая капусту и морковку, её снова затошнило, снова вырвало прямо на пол... вытирала с пола рвоту и щи, рвоту и щи, и слёзы, слёзы... ей казалось, это не кончится никогда.
Кое-как она справилась, умылась, переоделась и вышла на улицу.
В последние дни похолодало, и выпал первый, запоздавший в этом году, снег, и вокруг стало светлее.
Во дворе малыши собирали снег лопатками и строили что-то, соседская собака бегала и радостно лаяла, останавливаясь чтобы полизать снег.
Здание Клуба было ярко освещено и украшено пёстрой рекламой, зовущей на дискотеки. Около бара Лена увидела знакомых ребят из своей школы, все они были основательно пьяны, кто-то, узнав её, крикнул:
- Иди к нам!
А в её голове всё стучало то страшное, позорное и короткое слово, обращённое к ней.
Дверь в кабинет Макса была приоткрыта, оттуда доносилась негромкая музыка и женский смех. Лена резко распахнула дверь. На диване сидел Макс и обнимал прижавшуюся к нему и смеющуюся Таню... да, это была Таня, и на ней был тот красный топик, который она не так давно показывала Лене. Рядом, на столике, стояли две открытые бутылки с вином, два бокала и коробка шоколадных конфет.
Увидев Лену, Таня замолчала и медленно, демонстративно медленно, встала и, не глядя на подругу, не проронив ни слова, вышла.
Лена подошла к Максиму:
- Мне надо сказать тебе кое-что важное.
- Уж не то ли, что... а-ха-ха-ха... что у нас будет ребёнок? - он вновь засмеялся.
- Да, у меня будет твой ребёнок.
Лицо Максима исказила страшная гримаса, он подошёл, взял Лену за плечи и встряхнул так, что она чуть не упала.
- Ни-за-что, - по слогам произнёс Максим. - Ни-за-что, ты поняла, глупая дура? Избавляйся! - и громко повторил, - Избавляйся как хочешь!
Вытолкнув её в коридор, он громко хлопнул дверью.
Она не помнила, как пришла домой, как разделась и легла на кровать, над которой благородный рыцарь на ковре спешил на помощь. В коробке было много разных лекарств, выписанных Матвею Степановичу, она встала и выпила их целую горсть.
Лену хоронили как невесту, во всём белом, белым покрывалом падал на её лицо тихий снег.
Матвей Степанович пережил внучку, свою лесную фиалку, свой аленький цветочек, на месяц.
Максим Веселов открыл новые Клубы, создав большую сеть, похожую на паутину.