Зайчики

Владимир Гольдштейн
Зайчиков мне подарили, когда я был совсем маленьким. Кажется, какие-то мамины знакомые привезли их из-за границы. Лет мне исполнилось всего ничего, и зайчиков я помню столько же, сколько и себя. Маленькие и забавные – один весь коричневый, с белым пятном на лбу и на лапке. Второй – наоборот, целиком белый, с коричневым хвостиком, и половинкой уха. Черные бусинки глаз. Почти стершийся мех. Ухо я отрезал сам, когда хотел попробовать, как работают мамины ножницы. Зайчики были скреплены прочной ниткой и прижаты друг к другу мохнатыми животиками. Когда их разводили в стороны, в животе у белого что-то проворачивалось и раздавался веселый, чуть мяукающий, звук. Издают ли зайцы такие звуки, я не знаю до сих пор... Потом нитка натягивалась, наматывалась в середине на невидимую катушку и снова прижимала зайчиков животами. Смутно помню, что ни машинки, ни пистолеты не привлекали меня так, как зайчики. Я даже спал с этой «девчачьей» игрушкой. Конечно, когда я стал чуть взрослее, мне страшно захотелось выяснить, что там внутри – откуда звук, и куда девается нитка. Но распотрошить зайчиков я не успел. Просто, потому, что появилась Вика.
Это случилось зимой, после моего дня рождения. Наверное, потому я и люблю зиму, что мой день рождения приходит почти сразу за Новым Годом. А, может быть, потому что я чувствую, как пахнет снег. Этот запах ни с чем сравнить нельзя. Какая-то в нем неповторимая свежесть, покой и чистота одновременно. Какая-то радость новой жизни, когда все еще впереди, и по этому белоснежному, идеальному покрову можно протопать в любую сторону… Снег пахнет только, когда он новый – если он слежался, и по нему ходили или ездили, его запах сливается с людьми, домами и машинами. Тогда праздники заканчиваются, и наступает пора длинных будней, когда снег только мешает, и его стараются растопить солью и побыстрее убрать.
Я хорошо помню то утро... Наверное, потому что накануне выпал снег. Поэтому казалось, что праздники не закончились, и старший брат везет меня на санках не в детский сад, а к разукрашенной елке в городском парке. Свежий снег скрипел под полозьями санок и белой пылью задувал в мое укутанное шарфиком лицо. И пах он так, как будто сегодня не понедельник, а пятница, то есть впереди еще и выходные, и подарки, и много всего интересного.
Во дворе детского сада я и увидел Вику. Она была в красных сапожках, и все время оборачивалась к маме, которая что-то говорила ей перед крыльцом. В раздевалке воспитательница сказала, что у нас новенькая, приехала издалека и будет теперь в нашей подготовительной группе. Ей нужен мальчик в пару. Я смотрел на ее длинные светлые волосы, красивый сарафан, большие серые глаза и был уверен, что попасть к ней в пару мне не «светит». Я даже почти отвернулся, чтобы ни видеть, как этот хулиганистый Сережка – на полгода старше нас – сейчас подойдет и возьмет ее за руку. Так и вышло. Он протянул ей дурацкую юлу и уже придвинул свое толстое плечо... Вика, вдруг, подняла голову, потом обошла застывшего Сережку и сделала шаг ко мне. Сердце заколотилось так же, как в новогодний вечер, когда я нащупывал под елкой запакованный родительский подарок. «Ты чего отвернулся? – сказала она. – Может, ты не хочешь быть моей парой?»
Я не уверен, что она сказала именно так, но парой мы стали. Мы все время оказывались рядом, мы дружили, хотя дружить с девчонкой – это ведь стыдно: «жених и невеста» и все такое... Ну и что? Мы не обращали внимания.
Викин папа был военным, и они часто переезжали из города в город. Она родилась в далекой Воркуте, которая казалась мне совсем другой планетой. Вика рассказывала про длинную полярную ночь с северным сиянием, про то, как закрывают плотные шторы перед сном, когда на полгода наступает день. Про метели, идущие неделями и вездеходы на улицах. Но главным было другое. Вика тоже знала, что снег пахнет. Она чувствовала это даже лучше, чем я. Она говорила, что в нашем южном городе, он пахнет не так, как на севере: у нас – мягко и неуверенно, потому что чувствует, что может растаять в любой момент…

Однажды, мы стояли на крыльце в конце вечерней прогулки. Смеркалось, и нас вот-вот должны были забрать домой. Кажется, уже началась весна. Днем была оттепель, но к вечеру опять ударил морозец, и я долбил лопаткой подмерзшую на ступеньке сосульку.
– А ты рад, что мы завтра снова встретимся? – неожиданно спросила Вика.
– Я? Да... – промямлил я, стараясь делать вид, что ничто, кроме сосульки меня не интересует.
– А я с мальчишками не дружу... Но ты – другой, не такой, как все...
Первый раз в жизни я почувствовал, как меня накрыла волна какой-то огромной радости. Ее было так много! Казалось, можно было поделиться с кем угодно, а радость совсем не уменьшится. Радостью было пронизано все – и темное небо, и заиндевевшие деревья, и даже осколки сосульки... С этого вечера я стал совсем по-другому относиться к нелюбимому детскому саду с его противными вафлями и пенками в молоке. Там была Вика...
На следующий день я принес ей зайчиков. Коричневый словно хитро подмигивал ей своим белым пятном, а белый, кажется, старался спрятать свое покалеченное ухо…

Нашим любимым занятием в группе была возня с калейдоскопом. В замысловатых узорах мы оба находили какие-то дальние страны и разноцветные пики гор, покрытые хрусталиками снега. Отнимая картонную трубу от глаза, мы старались нарисовать красками то, что увидели, а потом смотрели, у кого получилось лучше.
Но в этот день мне было не до калейдоскопа. Вика все время стояла рядом и пахла смесью парного молока и сдобного печенья, но главным было вовсе не это. Главным было то, что сегодня она уезжала. Родители увозили ее в другой город – очередной переезд семьи военного. Наверное, именно поэтому осколки внутри калейдоскопа казались острыми, хихикающими уродцами. Мы молчали. Потом день как-то быстро закончился, и за Викой пришел папа в красивой военной форме. Она грустно посмотрела на меня, с сожалением пожала плечами, развернулась к двери и, не издав ни звука, исчезла в дверном проеме.

* * *
Прошло много лет. Очень много. Так много, что детский сад, казалось, растворился в прошлой жизни без всяких шансов появиться на свет даже в воспоминаниях. Моя страница на сайте «Одноклассники» заполнилась множеством лиц, фраз и пожеланий. И вдруг, среди всего этого многообразия выскочило фото с зайчиками! Теми самыми… а может быть и другими. Но очень напоминающими образ из детства. Во всяком случае, имеется ли изуродованное ухо разобрать не удалось.
А потом появилось и письмо от Вики. Точнее, не письмо, а всего несколько фраз о том, что она меня, оказывается, помнит, хотя уже давно замужем, у нее двое детей и полный «Окей». Я восторженно ответил, причем вспомнил все, включая калейдоскоп и совместные игры в нашей группе, память о которых, выходит, никуда не делась, а лишь притаилась в дальнем уголке.
Однако на этом переписка закончилось. Больше она не отвечала, а на моей страничке осталось фото с зайчиками. Причем коричневый по-прежнему хитро подмигивал своим пятном, а белый старался что-то спрятать. Оказывается, они сопровождали меня всю жизнь, были где-то совсем рядом, стесняясь своего потертого вида. Очевидно, была рядом и Вика, несмотря на замужество, детей и проживание в дальнем северном городе, где зайчики, наверное, водятся прямо на улицах и скачут между домами, покрытыми северным снегом с пятничным запахом свежести. Запахом, который колет, очищает, и которым заполнен весь мир вокруг.