Я всегда хотел жить. Глава 19

Юрий Сапожников
- Он уходить собрался, - Татьяна взбежала по ступенькам лестницы на крышу вихрем, жарко зашептала Андрееву в ухо, - Люда ему ружье не отдала.

- Сделайте вид, что я сплю тут, разморило, - Андреев тихо опустился со стула на плоскую битумную кровлю, спрятался за парапетом, - И сами разбредитесь там по углам. Дайте ему возможность уйти незаметно.

Андреев удержал ее еще на секунду:
-Таня, я спущусь с другой стороны крыши, пойду за ним. Люда пусть поднимется минут через десять сюда, караулит. Ты закрой все двери, ждите меня или Петрова, кто быстрее вернется.

  Татьяна сжала губы, сосредоточенно кивнула. Не просила остаться, мол, их одних опять бросили, шепотом сказала:
- Вернись, пожалуйста. Я буду ждать…

Исаев, наконец-то справившись с дрожью в руках, пил чай на первом этаже. Понял, что ружье ему эта женщина-прокурор не отдаст, шума поднимать не хотел. Да и зачем оружие, когда стрелять не собираешься?

До полудня, условленного с бледным незнакомцем времени, оставалось полчаса.
- Люда, иди сюда! – позвала со второго этажа младшая девушка, - Помоги мне доски переложить. А то доктор уснул на солнышке, будить неохота.

Шумова поднялась со стула, прошла мимо Виктора к лестнице, поднялась наверх.
 
Исаев осторожно открыл дверь, поглядывая напряженно в сторону лестничного марша, затаив дыхание, на носочках ринулся через коридорчик к выходу. Нужно успеть ко времени, выполнить обещание, тогда, может быть, этот, с сияющим бездонным единственным глазом, отпустит? Не будут преследовать красные безжалостные твари, удастся спастись? А этим людям все равно конец, их найдут и разорвут в клочья, даже без его помощи. В такие дни нужно думать о себе, не время для геройства. Возможно, самое время для предательства…

Растяжка на тоненькой жилке телефонного кабеля, сорванная спешащим Виктором, выхватила сторожок из бельевой прищепки, гвоздь наколол капсюль, и заряд волчьей картечи попал прямо в бедро и промежность несчастному.

Андреев с Шумовой, кое-как перенесли визжащего человека на пол в большой зал. Татьяна, с распахнутыми в ужасе глазами, давила окровавленными простынями на то самое место, где мужчинам обычно больнее всего. Там хлюпало, а из распоротой на бедре штанины пульсирующими фонтанчиками хлестала алая кровь.
 
- Бедренная артерия, - стиснув зубы, Андреев закручивал жгут прямо под пахом орущего Виктора, - Таня, не отпускай простынь, дави, говорю, сильнее. Прямо обоими кулаками, над лобком дави, что есть силы.
- Чем помочь? – Шумова притащила бегом медицинскую сумку, подняла голову Исаева, поила водой из котелка.

Андреев наложил, наконец, на бедро жгут, торопясь, собрал систему для капельницы, едва нашел, куда ввести иглу – вены раненого уже почти спались, бледнела на глазах холодеющая кожа. Быстро присоединил мешок с физраствором, пустил струйно. 

- Танюша, по команде уберешь руки, - строго глянул на нее, - Будешь помогать, сушить кровь. И не вздумай в обморок свалиться!

Изорванную в лоскуты мошонку Исаева вместе с остатками мужского достоинства, Владимир Иванович безжалостно отстриг, ловил щелкающим зажимом кровоточащие микротрубочки вен и мелких артерий, шил неподходящей рыболовной леской через все слои вместе с кожей, останавливая кровь.

Исаев затих, потерял сознание. Дышал тяжело, прерывисто.
- Люда, отмывайте пока кровь. Все начисто, вот спиртовой раствор, - Андреев закурил, - Что ж ты наделал, дурачок?
- Пошел куда-то, не за хорошим, - Шумова с Татьяной пристроили раненого поудобнее, закрепили мешок капельницы, аккуратно закрыли чистыми простынями.
- У нас часа два, не больше, - Андреев покачал головой, - Я могу его прооперировать по-настоящему, надо добраться до больницы, к реке. Жгут на бедре, который артерию порванную держит, через два часа нужно снять, иначе ноге конец и он умрет. Ну, девчонки, решайте. Попробуем его спасти?!

- Конечно, - обе закивали без раздумий.
- Мы с тобой понесем, Володя, - Шумова вскочила, побежала в дальний конец зала, где накиданы доски и старый брезент, - Носилки сейчас соорудим. Таня будет в охране – пойдет рядом с оружием, а мы его потащим…  Ну, давайте быстро собираться! Только самое необходимое.

- Люда, идти километра четыре, - Андреев паковал сумку с инструментами, - Ты понимаешь, как мы рискуем? Если налетит кто-нибудь, нам конец.
- Выхода все равно нет, - Шумова волокла доски, - давай, Володя, попытаемся спасти этого несчастного. 

Вдвоем нести не получилось. Людмила, стиснув зубы, покрасневшая, едва протащила носилки за передний конец метров двадцать, боясь уронить, остановилась.

Понесли втроем – впереди женщины, сзади Андреев с карабином на шее и рюкзаком за спиной. Виктор весил килограммов девяносто, высокий, упитанный парень. В сознание приводить его не стали, чтобы не метался, не упал ненароком. Повязка на промежности и простыни обильно промокли кровью, но уже подсыхали – прошитая вместе с мышцами кожа тампонировали размозженные сосуды.

Андреев, пыхтя, напряженно соображал, что непременно нужно будет найти светлую операционную в больнице, собрать набор из экстренных укладок. Разорванную бедренную артерию, скорее всего, восстановить не удастся, в кашу разлетелись глубокие ткани бедра, пульса на подколенной артерии уже не было… Значит, провести обработку раны, перевязать сосуд и надеяться на чудо. Что, возможно, подхватят коллатеральные артерии и повезет парню, хоть и совсем это фантастично звучит.

Нет, правильнее – сразу сделать ампутацию, потому что некому следить за Виктором, не получится предотвратить инфекцию в ране, и тогда – все равно смерть.

- Зря я согласился с вами, девчонки, - пробормотал Андреев, - Напрасно мучаем его, и вашими головами рискую. Надо было оставаться, пусть, а там - как было бы…
- Но ведь есть надежда, - обернулась Татьяна, с вызовом глянула на него из-под растрепавшихся русых волос, лицо раскраснелось, тащит свой край двумя руками изо всех, видать, силенок, - Мы не можем сидеть и смотреть, как умирает человек.

- Перекур! – Шумова встала, прерывисто дыша, опустили носилки,- Володя, далеко еще?
- Ты смеешься? – Андреев склонился над Исаевым, щупал пульс на шее, - Прошли метров триста всего. Давайте так – вернемся, а я побегу в больницу и принесу все, что надо!
- Нет! – Таня замотала головой, - Сам же говорил, там операционные, инструменты. Мы сможем, дойдем, правда ведь, Люда?!

И они снова шли, теперь без остановки, потому что утекало время, а с ним последние капли жизни человека. Женщины вцепились в квадратные, из брусков сделанные ручки, шатаясь, тащили молотящие по ногам носилки по пустынным улицам мертвого города. Андреев уже не успевал озираться по сторонам, остервенело принял темп и пер вперед, стиснув зубы.

Понимал, что, налети сейчас любой враг – от пустотелых маленьких безвольных марионеток, до злобных уголовников – не спастись им. Даже оружия поднять не успеют, а драться просто не хватит сил…

Исаев пришел в себя, когда подошли к центральному проспекту. Открыл глаза, пошевелил бледными губами, попросил, слабо рукой пошевелив, остановиться.
- Ребята, - трудно разнимал высохшие бесцветные губы, во рту ворочался комок языка, - Я сказать вам должен…
- Молчи, - Андреев поил его из фляги. Игла капельницы давно выскочила из вены, а пунктировать снова спавшиеся из-за кровопотери сосуды – дело безнадежное.
- Мы вас скоро в больницу принесем, - Татьяна не сдержала брызнувшие слезы, отвернулась.

- Послушайте, мне нужно вам сказать, - Исаев выпростал из-под путаницы окровавленных простыней ледяную руку, схватил ближайшего – Шумову, сжал слабо.
- Бросьте меня тут, умираю. Это мне наказание, я – предатель, ребята… Пришел человек с белым лицом и глазом, горящим, как черное пламя … с ним были рогатые, черти это были … Велел мне вас найти и ему сказать, где прячетесь… Я испугался и предал …. Простите!..

- Молчи, - успокаивающе гладила его по холодному лбу Людмила, - Это не важно, отдыхай. Не трать силы, Виктор…

Андреев с тоской видел, как наливались синевой круги под глазами раненого, слабел шепот и дыхание стало мелким, неразличимым, пока не затихло совсем.

- Умер, - в навалившейся чугунной тишине Владимир Иванович закрыл лицо несчастного человека простыней, сел рядом на корточки, закурил. Татьяна плакала, зажав себе руками рот, вздрагивая всем телом. Шумова, опустив голову, шептала что-то, похожее на молитву.


Воробьев стоял на том самом перекрестке, куда в этот жаркий, уже прошедший, полдень, должен был прийти Исаев. Вихри возмущений чувствовал Алексей Петрович в скудной палитре живых человеческих душ. Не удалось начатое, что-то произошло и не случилось предательства.

Чей это промысел, чье решение?! Ведь не существует случайностей, только закономерности, а все мысли о воле случая – ничто иное, как слепота, неумение видеть судьбу, написанную каждому давным-давно…

А потом Воробьев увидел и услышал своего посланца. Несостоявшегося Иуду, подозревая или даже зная наверняка о его миссии, спасали, рискуя жизнями, те самые люди, которых он пришел отдать в лапы своры проклятых. Алексей Петрович слышал все, до последнего слова, видел, как в паре километров стоят, переливаясь теплыми красками, три человеческих души, как в гибнущем теле Исаева меркнет перламутровая звездочка, улетая, растворяется в небе.