Вчера вечером скакал по потолку за насекомыми диверсантами и хлопал их свёрнутой газетой. Потом лёг спать, но газету на всякий случай положил неподалёку, а то знаем мы это дело. Только начнёшь засыпать, как они подлетают к твоему нагому уху, делают мерзкие лица и принимаются дзынькать и бурунчать, и хлопать тебя по носу чешуйчатыми крылами. А тут ты их газетой - ннна, ссука! И тогда сразу некоторые из них переходят в относительное небытие, блуждают там скорбными сумрачными тропами, и становится им не до глупых шуток надо мною.
И вот я вчера так выскочил из засады сна и сразился с большим насекомым носорогом. Длиною примерно с мой мизинец. Бурунчанье его подобно было грому. И весь он был велик, хищен и грозен, о да! Не проснись я, он мог бы отожрать довольно большой кусок меня. Но я проснулся и не дался. Бестрепетно воздел я газету и впечатал чуваку между ушей.
И пал носорог! Воткнулся рогатым лицом в мою подушку, побеждённо торча к верху черной задницей с прозрачно-коричневым лоскутком недоубранного крыла. Мысли его смешались, куда-то сразу исчезли из них бахвальство, агрессия и гнусные поучительные интонации. Даже зашевелился на задворках носорожьего сознания робкий пардон.
Да. Он стал бессилен и жалок, да. А я был горд победою и силился устыдиться этой гордости. Я ухватил его сзади за головогрудь и выбросил за окно, в глухую ночь. И шторы задёрнул поплотнее. А теперь думаю: как он там потом?