Лина не любила опаздывать, но на сей раз, из-за задержки транспорта, она пришла на родительское собрание, когда уже все родители сидели за партами, оккупировав места своих отпрысков. Влетев в класс, Лина, готовая принести извинения классной руководительнице, с облегчением вздохнула, увидев, что той еще нет. Поздоровавшись, она, уже привычно, уселась на третью парту первого ряда, где обычно сидел Янка.
Рядом, к ее удивлению, вместо тети друга сына, с которой уже не первый год была знакома, встречаясь в школе, на этот раз сидел незнакомый симпатичный мужчина. Он как-то уж слишком внимательно оглядел Лину и тут же представился:
- Будем знакомы. Я – дядя Мити, Михаил.
- А отчество? – едва успела спросить Лина, но вопрос повис в воздухе, перекрытый приветствием вошедшей в класс Галины Марковны, классной выпускного десятого «Б».
В течение всего собрания Лина испытывала приятное, давно забытое ощущение, вызванное соседством с этим человеком, почему-то с первой минуты показавшимся давно знакомым и каким-то, непонятно отчего, близким. А когда случайно ее локоть коснулся рядом лежащей на парте его руки, по телу пробежал ток, от которого Лина, зардевшись, быстро отдернула свою.
Она сидела в неудобной позе, боясь повернуться, чтобы не встретиться глазами с его пытливым взглядом. Лина изо всех сил старалась вникнуть в смысл произносимого учительницей, но, как ни вслушивалась, теряла нить происходящего, отдаваясь всецело тому, что испытывала ее душа от неожиданного соседства.
По окончании собрания, попрощавшись с учительницей, Лина быстро направилась к двери. Сосед последовал за ней, но был остановлен Галиной Марковной.
Лина почему-то испытала от этого досаду, ей показалось, что и он тоже нехотя повернулся к учительнице…
Лина не спеша спускалась по лестнице, все еще надеясь, что новый знакомый вот-вот догонит ее, но тот все не шел и она ускорила шаг, рассердившись на себя. «Что со мной? С ума сошла, зачем мне все это?! Ведь у него семья: жена, кажется, дочь или две… Боже, избавь от этого наваждения!» - взмолилась мысленно Лина, выходя из школы.
Чем ближе она приближалась к дому, тем сильнее Линой овладевала досада: неужели так и дальше, до самого конца, ее ждет жизнь, лишенная элементарного человеческого счастья?.. Она даже остановилась от этой нелепицы, вдруг родившейся в голове. «Что это со мной?» – опять задала себе Лина тот же вопрос.
В этот момент кто-то легонько дотронулся до ее плеча. Лина вздрогнула и резко повернулась.
«Сосед по парте» стоял рядом, все еще не отдышавшись от быстрой ходьбы, и широко улыбался.
- Догнал, наконец! Ну и прыть у вас!
- Вы бежали? – зачем-то спросила Лина в замешательстве.
Теперь, при свете фонарей, ярко освещавших улицу, он казался еще привлекательнее. Высокий, статный, с лучистым теплым взглядом, на вид не более сорока (хотя Лина знала по рассказам сына, что у Митиного дяди недавно родился внук)… На пиджаке Михаила в два ряда блестели орденские планки, свидетельствующие о недавнем боевом прошлом. От него исходила какая-то притягательная сила, которой хотелось поддаться...
Они подошли к парадному Лининого дома, разговаривая о предстоящих в скором времени экзаменах на аттестат зрелости и о планах мальчиков на будущее.
Лина поведала, что ее Янка грезит карьерой юриста и будет поступать в университет. А собеседник рассказал, что Митя, скорее всего, как и погибший его отец, брат Михаила, выберет путь кадрового офицера и будет поступать в Высшее военное училище.
Лина уже начала прощаться, как вдруг ее спутник сказал:
- Еще не поздно, вечер очень хороший. Может, еще пройдемся?
Спускаясь с тротуара для перехода на другую сторону улицы, Лина слегка оступилась. Михаил тут же взял ее под руку, поддерживая, и уже больше не отпускал. Так они дошли до парка, утопающего в цветущих каштанах.
- Каролина! Какое замечательно у вас имя! Да и фамилия под стать: Каролина Царева.
- Царев - это фамилия покойного мужа. А я осталась на своей, девичьей – Королёва.
- О, это даже интереснее! Каролина Королёва – настоящая королева! Как и внешне – высший класс!
- Вы меня вгоняете в краску… А кстати, ваша фамилия, как у Мити, я правильно догадалась – Ванин? А как отчество?
- Линочка… Можно я так буду тебя звать?
- Конечно! – даже не заметив, что он перешел на ты, ответила Лина.
- Зачем тебе мое отчество? Для тебя я – Миша, или просто – Мика. Так звала меня покойная мать и зовут друзья.
С этого дня они стали встречаться ежедневно. Была весна, скверы и парки были в цвету, и в сердце у Лины тоже расцветала, с каждым днем все ярче, ее любовь.
Единственное, что угнетало, это сознание, что ей приходится свою любовь делить с другой женщиной, с его женой, которая теперь, благодаря ей, находится в том же положении, какое в былое время испытала сама Лина…
Участь обманутой жены была Лине хорошо знакома, но теперь, полюбив женатого, она не считала себя разлучницей, совершающей нечестный поступок, ворующей то, что не принадлежит ей по закону… Наоборот, Лина себя считала несправедливо обиженной судьбой: сначала изменами мужа, а затем войной, забравшей его… Ей хочется и она имеет право досыта насладиться сладостью женского счастья…
Но больше всего ее беспокоило, как отнесется сын, если откроется ее связь с дядей друга…
С Михаилом они встречались у Лины во время обеденного перерыва. Благо «Дом Красоты», где Лина работала массажисткой, находился почти рядом, всего в пяти минутах ходьбы от дома, а Михаил подъезжал, выкраивая время – он работал водителем у начальника какого-то главка. По его рассказам, он и всю войну «крутил баранку» самоходного орудия. «Войну проездил! - смеялся Михаил. – Правда, два раза был ранен. Но, ничего, обошлось… Победу встретил в строю, на Эльбе»…
О своей семье он ничего не говорил. Правда однажды, восхищаясь простором двух совсем небольших, занимаемых Линой с сыном комнат (хотя и в коммуналке), сказал:
- А мы ютимся в отдельной. Но… Мне приходится спать в коридоре…
- Как так? Тебя что, выставили? – с ужасом в голосе спросила Лина.
- Ну нет, ты что! Просто когда Вера, моя старшая, вышла замуж, а Юра, зятек, из общаги перешел к нам, пришлось уступить им нашу кровать. Я избрал раскладушку, жена оккупировала топчанчик. А младшая спит на диване.
- А где же Митя?
- А Митяй захватил кухню. Она хотя и небольшая, но кушетка помещается. Там же он уроки делает за кухонным столом и называет кухню своим кабинетом. А наша малявка, мой внучок – в своей коляске. Благо в комнате двадцать один метр.
- А как же молодые? Им же…
- А они у нас за ширмой обитают. Правда, теперь ее забрали: Вера ночами кормит внука. Так что, как говорится - в тесноте, да не в обиде.
Встречаясь, как обычно, в обеденный перерыв в совершенно пустой квартире (обе соседки были на работе), изголодавшаяся по мужской ласке, Лина дорожила каждой минутой, проведенной с любимым, и ненавидела воскресные дни, лишавшие ее этого счастья… Она не желала делить Михаила ни с кем: ни с внуком, ни с детьми, а особенно с другой, считая что он должен всецело принадлежать ей одной, а та, другая, должна отступить, раз не смогла дать мужу то, что дает она. Сама виновата, что потеряла его любовь и пусть пеняет на саму себя, считала Лина, совершенно забыв, как сама была в той же роли… Человеческая память избирательна и часто дает сбои…
Лина боялась загадывать о дальнейшем. «Пусть будет все как есть…» - думала она. Любовники наслаждались сегодняшним днем, а о будущем не говорили, и главной заботой обоих было то, чтобы их связь подольше оставалась тайной.
Ян, глядя, как в последнее время мать преобразилась, расцвела, стала следить за собой и похорошела, стал догадываться, что причиной всего этого, по-видимому, является какой-то субъект. «Неужели у нее завелся поклонник?» - задавался вопросом сын. Его это очень удивляло, так как ранее за матерью ничего подобного не замечалось.
А когда однажды, вернувшись со школы, Ян обнаружил в пепельнице окурок, в нем шевельнулось что-то похожее на ревность. Сын привык, что кроме него у мамы никого нет и она всецело его, делить ее чувства с кем-либо Ян был не готов… К тому же, память об отце для него была священна и изменять ей, по его мнению, мама никогда не должна. «Неужели у нее это серьезно, если приводит в дом?»
И сын задал матери каверзный вопрос:
- Ты, что, мам, стала курить?
- С чего ты взял? – спросила Лина, совершенно забыв про случайно оставленную неубранной пепельницу.
- А чей это окурок? – продолжал допрос Ян.
- А это… У меня был…ла сотрудница. – Лине совершенно не хотелось лгать сыну, но другого выхода она пока не находила. Афишировать свои отношения с женатым дядей его друга Лина воздерживалась, понимая, что это может иметь негативные последствия и сказаться на мнении сына о ней. Лина страшно боялась осуждения и неуважения, которые могут возникнуть у сына после открытия этой связи.
Конечно, замешательство и смущение матери его вопросом не ускользнули от зоркого взгляда Янки и укрепили во мнении, что он не ошибся в своей догадке. Яна стал занимать вопрос, а кто же он, этот ее?..
В тот день ребятам выпала удача: после четвертого урока в обеих школах – мужской и соседней женской - объявили карантин. Приехала санэпидстанция делать дезинфекцию по случаю, выявленной у нескольких учеников, болезни Боткина.
Воспользовавшись неожиданно образовавшимся свободным временем, Ян с Майей решили пойти в кино. Майя, двоюродная сестра Мити, была веселой, умной и, по мнению Яна, очень красивой девчонкой, с первого дня знакомства заинтересовавшей его. Попросту, Ян в нее влюбился и был счастлив, поняв, что пользуется взаимностью. Майя была на год младше и училась в девятом классе, но, несмотря на незначительную разницу в годах, была намного начитаннее и эрудированнее своего брата (особенно в области искусства). Митя и сейчас, будучи заядлым спортсменом, предпочел тренировку культпоходу в кино и отправился на стадион.
По дороге Ян предложил Майе, чтобы не таскаться с портфелями, забросить их к нему. Весело болтая, довольные подвернувшейся удачей, они направились к его дому.
А в это время, глядя на заросшую грудь Михаила, когда тот начал застегивать сорочку, Лина заметила:
- Тебе бы, Мика, следовало, сделать эпиляцию. А то зарос, словно орангутанг!
- А эпиляция, это что за зверь??
Лина расхохоталась в ответ:
- Это, милый мой, процедура, которая подобных, заросших волосами зверей, лишает их шерстяного убранства.
- Так ты хочешь лишить меня мужской красоты? Нет уж, со своей шкурой я не расстанусь!
В это мгновение из коридора послышались шаги и веселые молодые голоса. Михаил только успел застегнув рубаху, начать заправлять ее в брюки, как распахнулась дверь и появились Ян и Майя.
Девочка в недоумении остановилась на пороге и, устремив на отца широко открытые от удивления глаза, спросила:
- Ты здесь откуда?
Смешавшись, Михаил неуверенно и неловко начал:
- Да вот, зашел…
- Вижу, что зашел… Но почему… - и вдруг, переведя взгляд на смущенно стоящую рядом в халатике мать Яна и висящий на стуле пиджак отца, Майя все поняла, и прокричав со слезами в голосе: - Подлые! – развернулась и бросилась прочь.
Ян выбежал за ней…
Михаил, вытирая проступивший на лбу пот, тяжело опустился на стул.
- Вот тебе и эпиляция…
- Это что… твоя дочь? – растерянно спросила Лина. - Кто бы мог подумать, что они… Боже, что будет?..
- А черт его знает, что будет... Там посмотрим! А пока – надо спешить, шеф наверно уже ждет! Линок, не волнуйся, все обойдется!
Лина с удивлением посмотрела на Михаила. Как он может быть так спокоен, когда их дети?.. И что значит «обойдется»?
- Мика, ты понимаешь, что произошло?
- А что произошло? Ну, пусть знают… Ведь все равно, рано или поздно, узнали бы. Как видно – судьба, и так тому и быть…
Он ушел, а Лина тоже последовала на работу, полная нерадостных мыслей. «Куда убежал Янка? Почему так рано вернулись из школы? Неужели их приход был кем-то подстроен? Хотя нет, явно оба были шокированы увиденным… Как сын отреагирует на все это?..» - голова трещала от вопросов, а руки не слушались. Поглощенная неотступными думами, Лина порой ловила себя на том, что слишком долго делает массаж пациентке на одном и том же месте.
Что сказать Янику, как поглядеть ему в глаза? Сын уже не маленький, должен ее понять… Ведь жизнь идет и мать тоже имеет право на чувства, любовь, на женское счастье. Но какой ценой… И надо же, как она не могла раньше догадаться, что Майя, с которой дружит Ян – сестра Мити, племянника Михаила? Ну и угораздило же ее попасть в такой переплет!.. Впервые за все годы после гибели Дениса, вспомнив о себе, и отважившись на близость с полюбившимся мужчиной, она должна была влипнуть в такую безобразную историю… Неужели так жестока судьба?.. И что ждет Михаила в семье, какое он примет решение?..
Лине было страшно подумать, что, возможно, она низко упадет в глазах сына. Ведь подростковый взгляд на жизнь бескомпромиссен и ничего хорошего ожидать не приходится…
Когда Лина вернулась с работы, Ян в своей комнате лежал на диване. Устремив взгляд в потолок и не поворачивая головы, он молчал, не отвечая на ее вопросы.
- Почему не пообедал? – все приготовленное ею стояло на кухне нетронутым. - Уроки сделал? – сын продолжал молчать. – Ян, я спрашиваю!
- Слышу...
В это время неожиданно раздался дверной звонок. Открыв дверь, Лина увидела смущенно улыбающегося Михаила с чемоданом в руке.
- Приютишь? – только и сказал он, идя вслед за взволнованной всем происходящим Линой.
- Был скандал? – спросила она.
- Нет, все решилось само собой. Выставили… Когда я вернулся, пожитки стояли у порога, за который мне не велено было вступать. Правда соседи сказали, что перед этим у нас была скорая… Но все обошлось… Ну, этого можно было ожидать. У нас (он, конечно, имел ввиду жену) чуть что – так сразу скорая! Итак, Линок… Принимай! Пришел на постой – раз и навсегда!
- Ты это серьезно?
- Серьезней не бывает! А ты что, сомневаешься?
- Нет! Но проблема с сыном. Янка…
- Не переживай! Все уладится. Дети, они такие – еще многого не понимают. Кстати, мой племяш, Митька, принял сторону тетки. Я и его лишился… Так что только ты - единственная, кто у меня остался. Не пойму – где мужская солидарность. Да что с Митьки возьмешь – еще ребенок! А с Яном я поговорю. Он у тебя умный, поймет.
В тот же вечер Михаил зашел к Яну.
- Можно к тебе? – начал Михаил.
- Что надо?
- Измени тон. Давай поговорим по душам.
- По душам не получится.
- Тогда по-мужски.
- Что, пойдем на кулачки? – усмехнулся с ехидцей Ян.
- Ну нет! Ты, мальчик, не в том весе. Просто хочу поговорить с тобой о матери.
- А что о ней говорить?
- А то, что прекрати ее игнорировать! Ты не должен, Янка, осуждать ее. Пойми и измени свое отношение и поведение. Перестань глядеть волком, прекрати голодовку и смирись с тем, что я буду здесь, рядом с вами. Станешь старше – поймешь. А сейчас – поешь и садись за уроки. А то завтра схлопочешь двойку.
- Не ваше дело!
- Теперь – мое! И советую тебе поумнеть.
…Конечно, сознание, что в Михаиле она не ошиблась и тот действительно ее любит, и даже ради нее пошел на разрыв с женой и детьми, ласкало самолюбие Лины. Ее счастье омрачало только одно - сын отдалился. Ранее всегда ласковый, добрый, веселый, Янка неузнаваемо изменился. Сын теперь ходил угрюмый, почти не разговаривал, в обиходе его остались всего два слова - да и нет.
Каролина переживала, а Михаил ее успокаивал:
- Не волнуйся, наберись терпения. Повзрослеет и поймет.
- Когда это будет?.. – вздыхала Лина.
Михаил еще пару раз порывался поговорить с Яном, но ничего не получалось. Ян не желал его выслушивать, лишь отвечал на увещевания:
- Вам ли читать мне мораль?! – и, как всегда, скрывался в своей комнате.
Юноша переживал. Мало того, что в квартире появился чужой мужчина, которому мать, забывшая отца, отдает все внимание и заботу, по праву принадлежащие ему, ее сыну. Но из-за этого мужика он утратил свою первую настоящую любовь, его Майку, которая теперь даже смотреть в его сторону не желает, считая и его виновным в измене отца.
Да к тому же и друг, приняв сторону тети, считает родного дядю предателем, а маму Яна – непорядочной, коварной женщиной, разрушившей дядину семью. Все это он высказал Яну в лицо, после чего даже пересел за другую парту. Такого поведения Ян не мог простить другу. Вместо поддержки, зная о разрыве с Майей и чувствах, которые он питает к его сестре, так поступить! И это называется друг!? Теперь он, Ян, остался на всем свете один.
Ян начал курить, хотя было противно и кружилась голова. Но он, купив пачку «Беломора», жадно выкуривал одну папиросу за другой, надеясь обрести успокоение. Неумело, на первых порах он даже не мог раскурить, папироса все время гасла. Однако потом наловчился и втянулся…
Теперь деньги на завтрак в школьной столовой Ян тратил на покупку папирос, довольствуясь одним пирожком с повидлом и стаканом чая за две копейки.
В голову ничего не лезло и вместо приготовления уроков, Ян убивал время, лежа на диване в своей комнате с папиросой во рту, пользуясь отсутствием матери и ее… этого… «Завалю экзамены, назло им! – думал он. – Ну и что? Не пропаду! Пойду в армию, уеду куда-нибудь подальше. И пусть она наслаждается своим шоферюгой! Ничего себе, хорош - уже старик, у него даже появился внук, и туда же – гарцует, как молодой жеребец! А Майка тоже ему под стать! Я-то причем? Чего она на меня взъелась, ведь не я же их свел! Все хороши…» - сделал вывод Ян, жалея себя. А мама, которой он так гордился и любил, и которая всегда чтила память отца, как она могла так поступить? И что она нашла в этом Мишке? Мужик как мужик, ничего выдающегося. Баранкокрутильщик! Разве что, воевал, наград немало. Но разве можно его сравнить с отцом, кадровым чекистом, бойцом-интернационалистом, героически погибшим в Испании… А этот ей зачем? Она уже немолода, скоро стукнет сорок, и туда же – видите ли, влюбилась… Фу, срам какой!
Ян чадил папиросой, мысленно награждая нелестными эпитетами всех виновников его бед…
Неожиданно, к Лине домой пришла Галина Марковна. Классная руководительница недоумевала: что произошло с одним из лучших учеников класса, резко ухудшившим учебу и поведение.
- Он же шел у нас на золотую медаль! И вдруг, чуть ли не за месяц до выпускных экзаменов, одна двойка за другой! Что с ним? К тому же, знаете ли вы, Каролина Яковлевна, но от Яна в последнее время попахивает табаком? Раньше я такого не замечала…
- Да, я в курсе. Но во всем этом я виновата!
- Вы?! – полная удивления, воскликнула учительница. – Что с вами?
- Со мной все хорошо, я вышла замуж.
- Поздравляю! Но…
- А Янка считает, что я предала память отца и не может мне этого простить. Вообще все это очень сложно…
- Какой эгоизм! Ведь прошло много времени. Кажется, ваш муж погиб в Испании?
- Да. И сын не хочет понять, что…
- Вы имеете право на личную жизнь. А жаль, ведь он у вас умный мальчик. Я попробую поговорить с ним. Но и вы постарайтесь найти с сыном общий язык. Знаю, что это нелегко. Ведь подростки часто безапелляционно, а иногда – безжалостно судят нас, взрослых. И, к сожалению, многого еще не понимают…
Классная ушла, а Лина задумалась, как найти нужный подход к сыну. Ей вспомнился недавний с ним разговор.
- Янка, ты что, куришь? От тебя разит табачищем!
- Ну и что?
- Что значит, «что»? Ты ведь знаешь, это здоровью вредит. И кстати, где берешь деньги на папиросы?
- О моем здоровье не волнуйся. А деньги не ворую, а беру свои.
- То есть, что значит «свои»? Откуда они у тебя?
- Оттуда.
- Янка, не томи, откуда деньги на курево?
- Ну, сама даешь.
- Так то на завтрак. Ты что, вместо завтрака покупаешь эти… и ничего не ешь?
- Не переживай! На все хватает. Мам, мне надо заниматься!
А в другой раз, увидав в дневнике сына двойку и запись: «Прошу обратить внимание на успеваемость сына!», Лина спросила:
- Что это значит, сынок?
- Ничего не значит. Схватил двойку, ну и что?
- А то, что не за горами экзамены. С плохим аттестатом нечего будет в университет соваться. Вот и загремишь в армию.
- Ну и что? Это даже хорошо – подальше отсюда.
- Что ты городишь? Сынок, неужели ты стремишься оставить меня одну?.. Вот не ожидала…
- Но ты ведь не одна! Забыла, что с тобой рядом этот шоферюга?
- Зачем ты так его обзываешь? Одумайся, не держи на нас зла. Ведь…
- Мама, хватит! Мне надо идти.
- Куда?
- Неважно.
- Но ведь скоро вечер? Ты куда, Янка? – вопрос ее повис в воздухе. Ответом была захлопнувшаяся дверь…
Лина после его ухода не находила себе места – куда и зачем ушел сын? Что она не так сказала? Как найти ключ к его сердцу и разуму? Неужели так велика ее вина перед ним? Может, стоит рассказать Яну все об ее жизни с его отцом, и тогда сын поймет ее и не будет осуждать? Хотя, может быть и не стоит. Не осудит ли он ее вновь за то, что вышла замуж за отца даже без намека на любовь? В памяти всплыло былое…
Было жаркое лето 1926 года, когда отца Лины арестовали, обвинив в сокрытии доходов и золота. Его увезли ночью, а назавтра следователь вызвал на допрос Лину. Он угрожал ей, требовал не лгать, а сказать чистую правду - где отец прячет незаконно утаенное. Лина божилась, что понятия не имеет ни о каких отцовских богатствах, что все золото, что у них было, давно уже сдали. А чекист все увещевал и уговаривал, что оказав содействие и сотрудничая со следствием, она облегчит участь родного отца…
- Ну, иди! – наконец сказал он. – Вспомнишь – приходи. Отцу зачтется как твое честное признание, так и твое буржуазное упорство… Подумай над моими словами – все в твоих руках!
Лина вышла из кабинета, с ужасом думая, что же ждет отца… Ведь у них действительно ничего не осталось, кроме маминого обручального кольца, которое она уже давно не может снять с пальца из-за с годами располневшей руки…
Навстречу Лине по коридору шел, судя по важному виду и значкам в петлице, какой-то большой начальник. Поравнявшись с ней, он как-то внимательно оглядел Лину, а потом, пройдя несколько шагов, развернулся и окликнул:
- Стой, девочка! Похоже, у тебя что-то случилось. Быть может, смогу помочь…
Эти слова и его заинтересованность, почему-то зажгли в сердце Лины надежду:
- У меня отца арестовали…
- Н-да… Ну, пройдем ко мне, расскажешь поподробнее.
Идя по коридору, минуя закрытые двери каких-то кабинетов, он шел впереди, увлекая Лину за собой. Наконец, открыв ключом один из кабинетов, пригласил ее войти.
- Итак. Как нас зовут, и все-все о себе. Поподробней! – сказал незнакомец, усаживаясь за большой стол и посадив ее напротив.
- Я - Лина, Каролина.
- Каролина? Интересненько. А я – Царев, Денис Царев. Ты не заметила, как моя фамилия подходит к твоему имени?
- А у меня есть своя.
- Ну, конечно. Но наши имена созвучны.
- Вы хотели помочь…
- А, помочь… Ну да… Так где мы работаем?
- Я не работаю, учусь.
- А, рабфаковка…
- Нет, на рабфак меня не приняли, сказали – дочь нэпмана. Я на курсах массажисток учусь.
- Значит, будущая массажистка. Неплохо, совсем неплохо.
Он явно не торопился узнать, что же с ее отцом, и Лина решила еще раз напомнить:
- А папу арестовали за сокрытие доходов и золота. А у нас золота нет, все что было, он давно сдал. Вы сможете помочь? Отец совсем не виновен. Еще какие-то доходы как будто он скрывал. А я помню, как папа говорил: «Еще немножко, если так пойдет дело, прогорим окончательно!» Вы уж вникните…
- Конечно, вникну, конечно! Честно скажу, дело серьезное. За такие делишки следует большой срок… Но я постараюсь его скостить. Теперь все зависит лишь от тебя.
- Но я всю правду сказала следователю и вам, - взмолилась Лина. – Помогите, ради бога. Я не знаю, как буду Вам благодарна! Папа невиновен.
- Верю тебе, верю. А в благодарность – надо дать задаточек.
- Но у меня нет денег! – пролепетала Лина, полная удивления, что здесь требуют взятку.
В ответ Царев рассмеялся:
- Миленькая девочка, о каких таких деньгах ты подумала? Мы с мздоимцами нещадно боремся! Нет, за такую помощь, в благодарность следует лишь только один поцелуй.
- Вы что? – ошарашено спросила Лина и, встав со стула, направилась к двери.
«Он, что, издевается надо мной?!» - подумала она.
- Шучу я, садись! Поговорим еще.
«Ему, как видно, делать нечего, вот и решил позабавиться со мной…» - решила Лина. Но мысль, что все-таки может случиться чудо и этот, так несимпатичный ей человек, поможет отцу, заставила ее сесть и внимательно посмотреть на «шутника», который не то издевается, не то и впрямь хочет помочь… «Поди разберись, что у него на уме…» - подумала Лина, опять усаживаясь на стул.
А Денис Царев продолжил расспросы. Чем занимался отец? Что нэпман, понятно. А сколько людей эксплуатировал? Большая ли семья и каково богатство?
Лина сообщила, что у отца лишь небольшое предприятие, артель по производству мыла, и работников-то, помимо отца, всего трое, причем все – компаньоны. Рассказала и что у них после уплотнения осталась одна комната, а кроме нее у родителей больше никого нет…
Потирая руки, Царев сказал, что это дело плевое, и что он обязательно ей и ее отцу поможет. А потом взглянул на часы и посетовал, что приходится расставаться с такой приятной собеседницей, но служба есть служба. Но завтра он намерен с ней опять встретиться.
- Приходи в семь вечера. Я выйду и поговорим.
Лину озадачило, что чекист не спросил даже фамилию отца. Как же он собрался помогать, если не знает кому? И почему назначил встречу на вечер? Но все же, еще верящая в его обещание помочь, Лина пришла в указанное время.
…Вспоминая все это, Лина теперь не могла понять, как Денис мог ей так заморочить голову своими обещаниями? Он был совсем не в ее вкусе, да что и говорить, далеко не красавец, с лицом, по выражению мамы, «сварганенным топором», с мясистым носом на треть лица, с наголо бритой головой, которая не прибавляла ему очарования…
Как бы то ни было, дружественный ли тон начальствующего работника ГПУ, или надежда на облегчение участи отца возымела такое действие, но Лина не успела оглянуться, как стала женой Дениса Царева... Она пошла на компромисс в надежде, что со временем привыкнет и полюбит, а муж поможет отцу взамен на ее заботу и верность.
Был суд. Отцу дали пять лет с поражением в правах…
Денис поселился у них. Мама невзлюбила его с первой минуты и потом всегда твердила, что сразу поняла, что это за фрукт…
Действительно, покойный муж обладал тяжелым характером. Требовательный эгоист, не считавшийся ни с кем и ни с чем, он к тому же оказался похотливым, изменяя Лине на каждом шагу.
Лина не только не любила Дениса, но и не уважала. Но прогнать боялась, считая, что он всемогущ и мстителен и разрыв с ним может отразиться, как на судьбе отца, так и мамы - припишет ей какое-нибудь дело… А потом, после рождения Янки, Лина опасалась, что муж способен забрать у нее сына…
К их ребенку Денис питал, несомненно, искреннюю, с каждым годом все возрастающую любовь… Но эта любовь тоже выражалась своеобразно. Муж баловал Янку, разрешая ему многое, но и муштровал. Развивая физически, часто проделывал с ребенком такие упражнения, от которых Лина приходила в ужас, боясь как бы малыш, после всех этих занятий не остался калекой. На просьбы пощадить ребенка, подождать, пока он немного подрастет, Лина слышала в ответ:
- Отстань, мать! Займись своими кухонными делами!
Но при всей любви к сыну, Денис, не задумываясь, мог съесть последнюю котлету или суп, оставленные ребенку, предоставляя Лине право ломать голову, чем же теперь кормить... А время было нелегкое, голодное, начало тридцатых. Лина часто вспоминала опыт тех лет уже в период войны с фашистами, когда варила из отрубей кашу, или готовила суп из картофельных очисток.
…Отец после отсидки вернулся больной и вскоре умер. Мама тяжело перенесла все обрушившиеся на нее невзгоды, часто болела, хотя изо всех сил старалась облегчить жизнь дочери, занимаясь с внуком.
Ян рос болезненным ребенком, чему по убеждению Лины способствовал его отец, одержимый закаливанием. Так малыша, едва проснувшегося, из теплой постели, Денис часто ставил под еле теплый душ, а зимой открывал настежь окна и устраивал сквозняки, после чего Ян бесконечно ходил с сопливым носом. Ребенок часто хворал ангиной, а пойдя в садик, перенес все детские инфекционные болезни, начиная с коклюша и кори, и кончая скарлатиной, отитом и дифтерией, от которой его еле спасли.
Лина разрывалась между работой в больнице и домом, а Денис был занят своей службой и любовными похождениями, о которых свидетельствовали помада на шее и платках, запах чужих духов, исходящий от его одежды, да частые «служебные» ночные отсутствия. На вопрос: «А сегодня почему не ночевал?», Лина всегда слышала в ответ: «Дела, матушка, дела…»
С годами Лина перестала и этим интересоваться, она не ревновала. Но уже после смерти мамы, когда соседи стали указывать на неверность мужа, приводящего в ее отсутствие в дом своих пассий, Лина не выдержала, решив: «Что будет, то будет, но этому хамству надо положить конец! Пусть убирается…»
- Мне надоело слышать отовсюду о твоей неверности. Уходи!
- Что значит, уходи?
- А то значит – я брезглива. Да и перед людьми стыдно!
- А ты не слушай своих кумушек, которые распускают разные бредни! Поменьше якшайся с ними – здоровее будешь!
- Что значит бредни? У меня что, своих глаз нет? Эти забытые булавки, чужие волосы на моем гребне… Ты обнаглел настолько, что приводишь этих… на наше супружеское ложе. Хватит. Наелась досыта! Уходи! Я тебя отпускаю.
- А я тебя – нет! – рассмеялся, нагло глядя ей в глаза, Денис.
- То есть как так – нет? Мне надоело, ты свободен. Уходи!
- Никуда, мать, я не уйду. И ты не ошиблась, я действительно свободен, так как живу в Стране Советов. Уясни глупая: ты и только ты и сын мне нужны. Поняла? И оставим этот ненужный разговор. Побереги нервы, перестань фантазировать и ревновать.
Вспоминая этот диалог, случившийся незадолго до отъезда мужа в Испанию, Лина горько усмехнулась: конечно, где он мог найти еще такую дуру, как она, которая столько лет служила ему нянькой, прачкой, поварихой и грелкой… к тому же бесплатной массажисткой! И еще – любящей и заботливой матерью его сына…
Лишь теперь, встретив любовь Михаила, полную заботы, ласки и внимания к ней, Лина испытала настоящее счастье. Это дало ей ощущение женщины, которая достойна почитания и преклонения, в отличие от унижения прислуги рядом с постылым мужем. Как сыну дать понять, что она заслужила право на простое женское счастье?
…К большой радости Лины, Ян, весьма успешно сдав выпускные экзамены, завершил учебу с серебряной медалью. Хотя уже прошло более двух месяцев, как Михаил поселился в их доме, сын до сих пор всем своим видом старательно демонстрировал полное его неприятие.
На торжественную часть выпускного вечера Лина шла с опаской, боясь встретиться лицом к лицу с женой Михаила, которая наверно придет ради племянника. Однако вместо нее пришла старшая дочь Михаила.
После поздравлений и вручения аттестатов, родители разошлись, оставив детей праздновать окончание школы.
Был уже третий час ночи, а Яна все не было. Лина, волнуясь, не могла уснуть. Наконец, не выдержала и поднялась.
- Ты куда собралась? – вскочил Михаил.
- Пойду, поищуЯна. Вечер не может так поздно продолжаться, душа не на месте.
- Лежи. Я попробую его отыскать.
- Нет, я не смогу. Пойдем вместе.
- Погоди, я сам. – остановил ее Михаил.
Скоро он приволок Яна, еле стоящего на ногах от выпитого.
- Боже, что с тобой? – вскричала Лина, впервые увидав сына в подобном состоянии. - Ты напился?
- Я, мамочка, веселился! Ведь жизнь хороша и сюрпризов полна! Например, этот дядюшка…
- Потише на поворотах, малец! Пошли спать! – сказал Михаил, выпроваживая пьяного Яна в его комнату.
- Янка, сынок… почему? Мика, ты уж поосторожнее с ним! – только и смогла произнести Лина, все еще не придя в себя от происходящего.
Утром она хотела серьезно поговорить с сыном. Сначала начал курить, теперь напился… Чего еще можно от него ожидать? Явно, все это ни к чему хорошему не приведет! Но Михаил ее остановил.
- Дай, я с ним поговорю.
Он сказал это таким тоном, что Лина не стала перечить и уступила.
Ян уже проснулся и лежал на диване, привычно вперившись взглядом в потолок.
- Ну, выпивоха, как дела? Очухался? Небось, голова болит?
- А вам какое дело?
- Не груби. Вчера был хорош – весь облеванный, на такой же, как и сам, изгаженной скамейке в скверике нашел тебя. Скажи спасибо, что это был я, а не милиционер. Скандал бы очень «обрадовал» мать… Ты, я вижу, совсем ее не любишь и не жалеешь.
- А зачем ей моя любовь? Она себе нашла...
- Не осуждай ее! А раскинь своей пустой башкой, чего матери стоит твое поведение. Эти выходки забирают у нее здоровье и силы. Пойми – ты у нее один!
- Ха-ха! Один…
- Не хихикай! Да, один. Если хочешь, я уйду. А сделаешь ли ты свою мать после этого счастливей?..
- А тебе, дядя Миша, легко уходить, не впервой…
- Дерзишь… Знай, я мать твою люблю и уйти мне будет нелегко. Но если так нужно для ее спокойствия, я готов для нее на все. А ты, я вижу, нет! Кишка тонка. Мой тебе совет: примирись с моим присутствием в угоду матери, пересиль себя.
Ян упорно молчал, не поворачивая головы и устремляя взор в тот же излюбленный им потолок. А Михаил продолжал:
- Кстати, ты подумал, а каково ей будет одинокой, когда ты женишься и у тебя начнется самостоятельная жизнь? Вставай, если ты мужик, иди и повинись перед с матерью, а то она с ума сходит… А пить больше не смей – пропадешь, поверь на слово... – и уже уходя, Михаил добавил: - Вдумайся в мои слова и оцени свое поведение…
…Шло время. Ян постепенно как будто смирился с присутствием Михаила. Дружбы и близости не было, но не было и выпадов.
А в последний момент сын изменил своему устремлению стать юристом, заинтересовавшись археологией, поступил в университет на исторический факультет.
Лина подозревала, что причина заключалась в желании почаще уезжать из дома в археологические экспедиции, в которых он теперь проводил все каникулярное время, то отправляясь в Ольвию, то на Тамань.
Михаил оказался не только добрым и ласковым, но и заботливым. Лина совершенно забыла путь на кухню. Он утверждал, что ее главными орудиями труда являются руки и их следует беречь. Поэтому Михаил не только мыл посуду, но и варил, причем весьма умело, уверяя, что эта работа ему в радость. Лину переполняло счастье от сознания, что на сей раз она не ошиблась в своем избраннике, и что сын, повзрослев, и глядя на отношение к ней Михаила, прекратил его игнорировать…
Учеба в университете у сына шла отлично. Однако Лину огорчало, что Ян, после разрыва с Митей Ваниным и его сестрой, так и не приобрел ни нового друга, ни любимой, а все свободное время отводил исключительно учебе. Лето же Ян проводил на раскопках. Неужели так и в дальнейшем будет проводить жизнь одиноким волком? – переживала мать, считая себя в этом виновной.
…Незаметно прошло пять лет. Счастливые времена, в отличие от тяжких, пролетают быстро…
Ян поступил в аспирантуру.
Михаил, вспомнив молодые годы, когда, еще до войны, был мастером спорта, увлек и Лину коньками. И теперь каждый свободный зимний вечер они проводили на катке, где рядом с катающейся молодежью, ощущали себя совсем юными…
В один из таких вечеров Лина, случайно зацепившись за какую-то выемку во льду, неловко упала. Поднявшись, она ощутила жгучую боль в позвоночнике, которая через мгновение прошла. Еще немного покатавшись, они вернулись домой. Ничто не предвещало беды, ведь ей уже не раз приходилось падать, и Лина не придала этому эпизоду никакого значения.
Но поутру она не смогла подняться с постели, а затем случилось страшное: ноги перестали повиноваться, их парализовало.
Лина лежала в больнице, все еще надеясь на выздоровление. Но… такой же неподвижной Михаил привез ее домой. Убедившись, что пока медицина бессильна, приятельницы Лины, массажистки, неустанно ежедневно приходили делать ей массаж ног, желая хоть чем-то помочь и вселить в подругу надежду на исцеление. Кто-то посоветовал делать ванны из конского навоза и Михаил стал привозить его с ипподрома ведрами. Поддерживая, он усаживал жену, опускал в ведро ее ноги и уверял, что именно это должно помочь. Но все старания пропадали даром…
Михаил делал все возможное, чтобы облегчить участь любимой. Как заботливая нянька, обмывал ее, обстирывал, кормил, выкраивал каждую свободную от работы минуту, чтобы побыть с Линой.
Яну тоже немало доставалось хлопот, но Михаил его останавливал:
- Учись, сынок. Твои успехи поддерживают мать, в тебе – вся ее радость.
Считая себя виновным в том несчастном падении Лины, Михаил переживал и казнил себя – ведь это он уговорил ее встать на коньки и заразил своим увлечением.
Около Лины в дневное время обычно по паре часов были две ее подруги, сменявшие друг друга. Но через некоторое время одна уехала вслед за мужем, которого перевели в Москву, а затем и у другой родился внук, и она теперь должна была помогать дочери…
У Лины же, дни напролет лежащей без движения и занятой невеселыми мыслями, начал портиться характер. Она часто плакала, уговаривала своих мужчин отдать ее в дом инвалидов, все время повторяя, что не имеет права висеть у них камнем на шее и отравлять жизнь. Затем все это переросло в упреки: то не так постелили постель, то слишком горячая или холодная пища, а если Михаил задерживался на работе - опять слезы и причитания: она ему, по всему видно, надоела, и тому подобное...
А вскоре Лине взбрело на ум, что у Михаила наверно уже кто-то появился… И зачем она, инвалид, нужна ему, здоровому красивому мужчине? Это переросло у нее в убеждение. Да, конечно, у Михаила есть другая! И Лина начала донимать его, требуя признания в неверности.
Она перестала спать ночами, мешая и ему своими рыданиями и причитаниями. Врачи прописали снотворное, но Лина категорически отказывалась его принимать.
Михаил очень долго терпел. Но когда однажды, из-за бессонной ночи и постоянной усталости почти заснул за рулем, вернувшись вечером домой, сказал Яну:
- Янка, прошу, пойми и не осуждай. Я сегодня чуть не угробил человека - задремал за рулем. Я уже больше не могу! Эти ночи без сна, рыдания, упреки... Завтра я уйду. Прости.
А немного позже сказал:
- Да, кстати, дай рецепт. Пойду, пройдусь, и заодно зайду в аптеку.
Он ушел, чтобы никогда уже не вернуться. Как видно, Михаил, глубоко задумавшись, не заметил, как из подворотни выехала машина. Он был ею сбит и, не приходя в сознание, умер.
Сказать о случившемся матери Ян не мог и утром, на вопрос «Где Миша?», ответил: «Он уже ушел на работу». А вечером придумал какую-то командировку, в которую отправился Михаил, когда мать спала.
- А почему не разбудил? – удивилась Лина.
- Ты, мамочка, крепко спала и он пожалел тебя будить.
- Ваша жалость меня с ума сведет! И что это вдруг за командировка?.. Никогда раньше не было.
- Кажется за новой машиной, - нашелся сын.
Ян не решался пойти к семье Михаила, чтобы сообщить об его кончине, и попросил это сделать подругу Лины. Каково же было его удивление, когда придя в морг, он узнал, что семья забрала усопшего. Они же и похоронили его…
Лишь теперь Ян оценил Михаила, когда все тяготы ухода за матерью и хозяйственные заботы легли на его плечи. Нанятая сиделка только обмывала и кормила мать, пока Ян находился в университете. Материальные проблемы не замедлили сказаться. Аспирантская стипендия и мамина инвалидная пенсия были совершенно недостаточны для расходов на питание и на оплату сиделки.
Ян уже подумывал бросить аспирантуру и устроиться на работу, но сначала нужно было ее найти. Голова шла кругом…
Но неожиданно, помощь пришла оттуда, откуда он не ожидал. Из далекой глубинки к соседке приехала ее пожилая тетушка, которая увидав Яна, моющего шваброй кухню (как раз подошла их очередь уборки), сказала:
- Дай , милок, подсоблю. А ты займись чем-нибудь другим. У тебя и так, как я погляжу, дел невпроворот…
А через пару дней, когда почему-то задерживалась сиделка, а Яну необходимо было ехать в университет, он в отчаянии обратился к этой добрейшей старушке, попросив приглядеть за матерью, пока не придет помощница.
- Вас это не затруднит?
- Ну, что ты, милок! Помочь я завсегда готова. И времени у меня теперича навалом. Отчего не помочь! Ты эту, что сидит при ней, отпусти. Зачем она тут, коли я рядом?
А вечером, вернувшись, Ян стал благодарить Акулину Тимофеевну и хотел дать за услугу деньги, так как ей пришлось быть целый день с матерью (сиделка на сей раз не пришла).
- Но вы же потратили свое время! - уговаривал он ее. – А, как говорится, время – деньги.
- Ишь ты, деньги сует! Ты думаешь, Яник, я это делаю задарма? Нет, я свое имею в виду. У меня свой интерес. Мои деяния здесь мне на том свете зачтутся…
- Вы что, Акулина Тимофеевна, в это верите?
- Кто его знает, что там деется. Я все ж надеюсь… А ежели там просто тишь и пустота, то здесь, на этом свете вы меня помянете добрым словом. Ведь добро, как и зло, остается в памяти людской… А тезке я завсегда готова помочь! – продолжала она.
- Какие же вы тезки?! – удивился Ян.
- А как же! Мы все – Акулины, Капитолины, Полины, Галины и Каролины – все Лины, знать тезки. А ту, что тебя чуть не подвела – рассчитай!
«Ну и мудреная эта бабка, чистый философ!» - подумал Ян, довольный такой соседкой.
С этого дня Акулина Тимофеевна стала неотлучно ухаживать за Линой, развлекая ее своими рассказами, стараясь отвлечь от горьких дум и давая возможность Яну работать над диссертацией, освободив его от множества бытовых дел.
Лина, бесконечно спрашивая о Михаиле, ставила Яна в тупик.
- Почему от него нет вестей? Что это за такая долгая командировка? Признайся, Янка, он бросил меня? Это правда?
А однажды Акулина Тимофеевна, рассказывая Лине о ком-то, случайно обмолвилась:
- А его так же звали, как твоего покойного мужа, Мишей.
Ян застал мать рыдающей. Она бесконечно повторяла: «Почему ты это скрыл? Как я буду без него?»
А вскоре, когда Акулина Тимофеевна подогревала на кухне еду, Лина выпила всю упаковку порошка, забытую Яном на прикроватной тумбочке. Спасти Лину не удалось.
…Ян в горестных раздумьях вышел от патологоанатома… Почему-то вспомнилась Майя. Если бы она была рядом, ему бы не так было тяжело...
Вдруг его окликнул знакомый голос. Это было похоже на мистику: перед ним стояла его Майка, вышедшая из больницы с группой ребят, по-видимому, студентов, проходивших тут практику.
- Янка, почему ты здесь.
- Вот… Мамы нет… А ты?
- У нас практика. Меня не ждите, я задержусь! – крикнула она своим спутникам. – Жаль! Но почему? Ведь она совсем молодая… - Майя замялась: - Ты ее положишь рядом с моим отцом?
- Ты что? Нет, она будет лежать рядом с бабушкой, ее матерью.
- Янка, можно я приду проводить?
- А сможешь?
- Смогу…
После проводов, когда разошлись все провожавшие, Янка, подавая Майе рюмку, сказал:
- Давай помянем вместе. Прости ее.
- Уже простила.
- А меня?
- А тебя? – переспросила Майя. – Ты-то причем?
- Ну, ты меня… винила, ненавидела…
- Глупый! Я же люблю…