Ровесник

               

   Его заприметил давно.
   Просыпаясь рано, завёл за правило смотреть в окно. Наблюдать за просыпающей природой, за тем, что происходит на улице.
   Вместе с бездомными собаками возле мусорных баков часто пасутся в поисках пропитания бездомные. Одни самостоятельно избравшие такой модус вивенди, другие в силу каких-нибудь других обстоятельств. Но это их выбор и вмешиваться в суверенность их личности никто не имеет права.
   Контингент пиршествующих возле баков неоднороден и непостоянен. Как правило, они всегда ходят группами, так легче отбиваться от желающих поговорить по душам персон, взявших на себя роль санитаров общества, и, как правило, группы бездомных состоят из мужчин. Крайне редко, в виде эстетического исключения, в компанию входят представительницы слабого пола.
   Но тот, о ком речь пойдёт ниже, появился недавно. В начале весны. Когда снег практически сошёл, и можно было устроиться на ночлег на водопроводных трубах, проложенных под домами.
   Увидев его впервые, я не соотнёс его к той категории лиц, избравших бродяжничество жизненным кредо. Было в его облике что-то, это видно даже было мне с высоты четвёртого этажа, резко контрастирующее с выбранным образом поведения. Неторопливость в движениях, опрятность хоть и в старой, но чистой одежде. Было видно, что этот стиль жизни ему не нравится. Он всегда подходил к бакам, непроизвольно оглядываясь по сторонам. Как бы остерегаясь, чтобы никто из знакомых не застал его за этим нелицеприятным занятием.
   Так вышло, я - застал.
   Познакомился с ним в одно субботнее утро, когда не надо спешить на работу, соединяя два дела в одном – проходя мимо баков, бросить в металлический зловонный зев пакет с собравшимися отходами и лететь на остановку.
   Почувствовав моё присутствие спиной, я находился в трёх шагах, он резко обернулся и я прочитал в серых уставших глазах страх и растерянность. Выбритое чисто лицо пошло алыми пятнами. Он дёрнул плечами, будто тело пробрал озноб и виновато опустил взор, неторопливо убрал руки из бака, где перебирал пакеты мусором и остатками пищи.
   Его неловкость передалась и мне. Я остановился, не зная, что делать. Так мы простояли несколько минут. Внезапно до меня донеслись негромкие всхлипывания. И мысль, что он плачет, окатила холодной водой и отрезвила.
   Приблизившись к нему, поинтересовался, что случилось. Внутренне понимая, в его состоянии чтобы ни случилось, хуже уже не будет, как в известном мультике про ослика, с какой стороны ни смотрись в поверхность пруда, на тебя смотрит  одно и то же лицо. Мужчина отвернул голову и вытер засаленным рукавом потрёпанной зимней куртки глаза. После небольшой паузы ответил, что с ним всё в порядке, сдерживая вырывающиеся стоны наружу.
   Как вести себя в данной ситуации, не представлял совершенно. Но чувствовал, делать что-то нужно. Выход подсказал сам бездомный.
   - Думаете, это доставляет истинное удовольствие? – спросил он хорошо поставленным голосом, я бы даже сказал, баритоном, не поворачивая лицо ко мне, будто продолжая стесняться, - копаться в этом мусоре?
   Предпочёл промолчать, не найдя слов ответить.
   - Это хорошо, - он говорил размеренно, будто читал текст, - что вы молчите. Это очень хорошо.
   Субботний утренний воздух прогревался под лучами солнца. Послышалось птичье пение, шум проезжающих вдали автомобилей. Нам никто не мешал. Соседи по дому продолжали спать и видеть свои сытые и развлекательные сны. Я, собственно, ничего хорошего в сложившейся его жизненной ситуации не видел; но, как говорится, у каждого своя точка зрения на огранённый сферический куб; мой собеседник молчал, продолжая стоять, повернувшись ко мне спиной. Тогда я предложил пройти на детскую площадку, сесть на лавочку побеседовать, мол, в ногах, сколь ни стой, правды нет. Он горько усмехнулся, повернулся вполоборота и добавил, что не стоит детскую площадку марать его присутствием, а правды хоть стой, хоть ложись – не добьёшься. Тогда кивнул на стоящий поблизости ящик, по замыслу творца-ремесленника предназначенный для хранения картофеля в зимний период, но так и ни под что не приспособленный; мужчина согласился, мы уселись. 
   Мы соприкоснулись телами; через рукав куртки ощущал его плечо. Видимо, те же ощущения испытывал он и сделал попытку отодвинуться. На вопрос, зачем он это делает, ответил, что меня, наверняка, вывернет от исходящего от него амбре. Да-да-да, я не ослышался, он сказал именно – амбре. Прежде чем ответить, подумал, что пахнет от него поприличней, чем от мусорного бака, но и не смердит, как от некоторых его собратьев. Потом эту мысль и озвучил. Мужчина улыбнулся и поблагодарил. И тут впервые за всё время нашей короткой беседы я смог рассмотреть его лицо; мне показалось, что он мой ровесник, плюс-минус год-два, что и высказал вслух. Он кивнул головой и назвал истинный возраст, дату и месяц рождения. Мой непроизвольный собеседник был старше меня на два месяца.
   Предложение познакомиться он отклонил решительно, мол, незачем вовсе уж так открыто раскрываться друг перед другом, как попутчики в купе поезда дальнего следования, тем более что он, как перекати поле, сегодня здесь, завтра – невесть где; не возражая, согласился, с его позицией, сочтя благоразумной. И пошла беседа. Точнее монолог. Говорил мой собеседник, я слушал и рассматривал его. Был он роста выше среднего, не крупен в плечах, большие руки говорили, что ему знакома грубая физическая работа. Когда снял вязаную шапочку, ветер растрепал густые пряди чёрных волос, пронизанных тонкими нитями седины, аккуратно зачёсанных назад; не знаю каким способом, у меня сложилось впечатление, что за волосами он регулярно следит.
   Жизненная одиссея его оказалась предельно проста, как грабли.
   Из его длинной речи, изобилующей подробностями, чувствовалось, он соскучился по внимательному собеседнику, для себя выяснил следующее. В недалёком прошлом он занимался бизнесом: грузоперевозки, оптовая торговля продуктами и металлом, в общем, всем тем, что можно дёшево купить и выгодно продать. Два сына выбрали иные методы добычи денег. С женой жили счастливо. На этих словах мужчина мгновенно умолк и в молчании почувствовалась дикая боль, не высказанная словами. Сухо сглотнув слюну, уже тихим голосом продолжил повествование.
   Вся наша жизнь определяется случаем. И люди в какой-то мере напоминают морские волны: живут, пока идут. Остановись, и жизнь прекратится. Случай, приведший его сюда, мужчина рукой указал на двор, мусорные баки, на меня и ящик, на котором мы разместились, произошёл прошлой осенью. «Стояла тихая сентябрьская пора, и ничто не предвещало никаких неприятностей. Бизнес процветает; появилась задумка заняться строительством. После обеда зазвонил телефон. В этот миг я почувствовал, как что-то острое, тёмное и тяжёлое входит в моё сердце. Отвечаю на звонок. Звонили из приёмного покоя хирургического отделения. Этот звонок провёл черту между моей прошлой жизнью и будущей». Мужчина снова замолчал. Его взгляд остановился, и я подумал, уж не впал ли он в каталепсию, как после этой мысли он заговорил, чуть громче, видимо, борясь с внутренним чувством, сохранившимся от давних переживаний. «Будто сквозь плотный слой ваты до меня доходили слова доктора. Он сообщил, что из магазина, я не расслышал какого, на «скорой» привезли женщину. У неё в телефоне после номера написано «муж». Я спросил, что с нею. Доктор ответил, предположительно оторвался тромб». Черты лица рассказчика обострились. «Дальше ничего не помню… Вместе со светом моей жены, погас и мой свет. Очнулся в больничной палате. В заведении, именуемое в народе «дурка». Санитар рассказал, приложив палец к губам, что рассказанное им должно остаться антр ну, то есть, между нами, чему я очень удивился,  знание французского и облик санитара не связывались в одно целое, что меня сюда привезли сыновья. Нахожусь здесь почти неделю, колют лекарства, поправляют здоровье. Выяснилось, жену похоронили без меня. Снова забытьё. Очередное возвращение в реальность принесло ещё больше разочарований. Уж не знаю, чем я понравился тому санитару, но он снова сообщил, опять же антр ну, что я теперь бесправное животное, что по решению суда, у сына друг прокурор, меня признали недееспособным, бизнес и квартиру продали; я остался без жилья и без средств существования; через неделю выписали. Некоторое время я пожил у санитара, он приютил меня не из сострадания, нужно было кому-то бегать за водкой и едой, когда у него собирались друзья. На прощанье он сказал, что моё положение не такое уж и безвыходное, бывает и хуже. Если приноровлюсь, может, где и устроюсь. Не я, дескать, первый, ну, и не последний. Прибиться ни к кому не получилось. Честно говоря, сам того не желал. Хожу, вот, живу, сам по себе. Хотя, конечно, в стае – да-да, в стае! а иначе наш образ существования как стайный не назвать – выжить легче.
   Мы расстались.
   На протяжении лета я неоднократно покупал ему продукты, собирал вещи у знакомых. Предлагал зайти помыться, привести себя в порядок; он категорически отказывался. Есть озёра, говорил он, где можно помыться и освежить белье. Как-то встретил его с маленькой собачкой. Он похвастался, что теперь у него есть настоящий друг. И сообщил, что скоро будет там, где всегда тепло и много пищи. Я его слов не воспринял всерьёз, мало ли что он мог подразумевать под словом «там», это мог быть и приёмник для бездомных и много чего другое.
   При встрече он приветствовал меня,  прикасаясь к виску сложенными указательным и средним пальцами. Невольно также стал отвечать и ему, прикладывая пальцы к козырьку летней шляпы.
    Так прошло лето. Последние дни августа запомнились тем, что в наш двор стали заходить другие бездомные; мой случайный знакомый пропал.
   Как-то в первой декаде осени спросил у толпящихся возле баков мужиков о нём. Обрисовал его. Посыпались вопросы, зачем он мне, да кто я ему; ответил, что просто знакомый. После недолгого молчания, один выдал, мол, это же князь! Я удивился, почему именно князь. Мне объяснили, жил и вёл себя совсем не так, как они, а более благородно. Поинтересовался, куда он запропастился. Мужики нахмурились. Почувствовав неладное, в груди противно защемило сердце, повторил вопрос. Тот, кто назвал его князем, пробурчал еле внятно, что князя нет. «Как нет?! – невольно вырвалось из моей груди. – Почему?» «Его забили насмерть какие-то подонки. Всего искололи ножами. Потом облили бензином и подожгли».
   Бомжи ещё немного порылись в баках и ушли.
   Я долго стоял и смотрел сначала им вслед, потом просто мой взгляд метался по соседним домам и крышам и дальним сопкам. Где был я мысленно? Бог весть…
   Придя в себя, посмотрел на осеннее небо, безоблачное, на солнце, продолжающее светить людскому роду. Непроизвольно приложил сжатые указательный и средний пальцы к виску. Моментально потемнело, будто на солнце нашла тучка и снова посветлело.
    Мне показалось в тот момент, что оттуда, с горних высей, с безоблачного синего неба мне ответил он, поприветствовал меня. И я подумал с некоторой теплотой, что он, действительно, сейчас там, где всегда тепло и много пищи…
                Якутск. 26 июня 2016г.