Субъективный фактор. Часть II

Сергей Владимирович Петров
                Второй день прокурорской проверки.

На следующий день утром Наталья пришла в гараж горотдела. На пороге ее приветливо встретил начальник гаража. Пухленький, кругленький коротышка. Как колобок из детской сказки, которую на ночь она постоянно читала дочери.

— С чем пожаловали? — расплылся Николай Николаевич в улыбке.
— Вот, хотела ваши новые машинки посмотреть, — взмахнула простодушно руками заместитель прокурора и сокрушенно вздохнула: —  Нам все обещают, а вам уже новые пришли.

Начальник гаража засиял и гордо стал показывать машины.
— Какой же вы все-таки молодец! —  наигранно восторгалась Снегова. — Везде порядок. Все чистенько и аккуратненько. Наши прокурорские порой и машины
неделями не моют. В гараж приезжают, когда хотят, - притворно вздыхала она.

— У нас всегда порядок, — снова заулыбался Николай Николаевич. - Все фиксируется в журнале, когда водитель приехал и  уехал.

 —Здорово! Нам тоже пора завести такой журнал, а то водилы совсем от рук отбились,  —воскликнула Наталья и заговорщически спросила: — А какие вы в нем графы заполняете? Наверное, время. Потом - фамилия водителя. Затем - номер машины. И так далее? Вы-то в этих делах профессионал!

 — Сейчас покажу, — окончательно расцвел начальник гаража и достал журнал.

— Дайте! — она стала задумчиво листать журнал и одновременно расспрашивала:  —Везде отметки есть: кто, когда уехал и приехал. Но дежурный по гаражу может и наугад сделать пометку или кому-то из-за личной заинтересованности иное время написать?

— Ан, нет! — торжествующе вскинул брови начальник гаража. —  У нас камера наружного наблюдения на въезде, и там все фиксируется!
— Здорово!  — неподдельно восхитилась заместитель прокурора  и чуть не взвизгнула. Ей уже открылась страница, и на ней была запись о том, что в тот день Маркин вернулся в гараж в двадцать три часа! Но отнюдь не в двадцать часов, как написал в объяснении.

Из гаража Снегова ушла довольная.
«У нас, как в детской игре «холодно и горячо». Сейчас уже очень горячо. Алиби у Маркина оказалось дутым, — размышляла Наталья.—  Скорее всего, отвез опера домой. Потом поехал искать приключений, которые искал и раньше. Может, и на самом деле раньше искал? Надо поднять из канцелярии все приостановленные  уголовные дела, а также отказники по изнасилованиям».

Одновременно она понимала, что все-таки пока у нее на руках имеются только косвенные доказательства причастности водителя к изнасилованию.
Ну, допустим, лопнет алиби. Он посоветуется с каким-нибудь следователем. Получив совет, снова обыграет ситуацию. Скажет, что действительно не сразу поехал в гараж. Допустим, к любовнице. Не исключено, что и найдет женщину, которая это подтвердит.
«Все это косвенные доказательства», — понимала Наталья.

Но кураж поймала. Сдаваться не собиралась. В такие минуты она не раз вспоминала профессора, преподававшего в институте криминалистику. Седовласый, щуплый, он не раз повторял на лекциях, что нет преступления, которое бы не оставляло материальных следов. Только тот, кто упорно ищет, вновь и вновь возвращается к анализу обстоятельств дела, находит их.

Вернувшись в кабинет, прежде всего заказала в канцелярии приостановленные уголовные дела  по изнасилованиям за последние два года.

Жаль, что нижнее белье Сверчкова выбросила. Хотя психологически это понятно, она хотела отстраниться от ужаса, связанного с изнасилованием.

«Но вот интересно, а где платье, в которое она была одета? В каком оно состоянии? Постирано? Выброшено? В объяснениях следователя этот факт не отображен. Если не сохранено и не постирано, можно провести экспертизу по наложению микрочастиц. С учетом того, что контакт с насильником был плотным, то на платье могли остаться наложения микрочастиц с его одежды»,  — размышляла Наталья.

Правда, мало верилось, ибо прошло почти две недели, и платье, скорее всего, просто и буднично постирано или покоится на какой-нибудь мусорной свалке.
Вряд ли какие-то следы изнасилования могли быть обнаружены и в милицейской автомашине: Маркин - не дурак, если и были следы, непременно замыл.
От досады Наталья ударила кулаком по столу так, что бумажки всколыхнулись. Но легче не стало.

«Преступление не может не оставлять следов, — мысленно повторяла заместитель прокурора. — Что мы имеем? Девушка возвращалась со дня рождения с подругой именинницы. Могла ли вторая девушка видеть, как Катя садилась в машину? Мог ли кто-то видеть, как она выходила из машины около дома или приходивших к Сверчковым домой милиционеров? Все это надо выяснить. Хотя, с другой стороны, если бы такие свидетели и были, то Катя или ее мать сразу бы сказали - это же в их интересах».

Но для себя-то Наталья уже решила - будет возбуждать уголовное дело.
Станет сама контролировать ход расследования. Добьется, хоть на какое-то время, охраны потерпевших. Подключать службу собственной безопасности бесполезно. В лучшем случае утечка информации обеспечена, а в худшем будет оказываться и противодействие.  Поэтому лет пять назад прокуратура по делам о совершении преступлений работниками милиции стала к оперативно-розыскной деятельности привлекать сотрудников ФСБ. Решение об этом было принято руководством ведомств на высшем уровне. Сначала оперуполномоченные ФСБ неохотно относились к таким поручениям. Потом, то ли в их статистику отчетности ввели графу о раскрытии данных преступлений, то ли по другим причинам, ситуация изменилась, и чекисты без волокиты подключалось к подобным поручениям. Следовательно она даст поручение ФСБ об установлении наблюдения за подозреваемым. Примет участие в допросе Маркина. Словом, сделает все от нее зависящее. Пусть затем дело прекратят и придется писать объяснения! Пусть будут склонять на всех совещаниях! Но иначе она не могла. Не могла, и все тут!
Она позвонила на работу Надежде Тимофеевне и сказала, что все обдумала и сегодня надо снова встретиться. Важна была реакция женщины. Меньше всего Наталья хотела услышать  слова,  что они передумали давать показания. И такое могло быть.

Но Надежда Тимофеевна с готовностью ответила: «Будем ждать».

И вот вторая встреча.
Испуга в глазах у женщин уже не было.

«Эмоционально - это хорошо»,  — отметила удовлетворенно заместитель прокурора.
На этот раз детально, по минутам, расспросила Екатерину  о злополучном дне.

— Вообще-то, Лариса Стриженова могла видеть, как я садилась в машину. Но точно не знаю. С ней мы больше не встречались, — ответилп на уточняющие вопросы девушка. - Когда я выходила из машины, по-моему, никого не было.

— А милиционеров видела соседка, — вспомнила Надежда Тимофеевна. — На следующий день она спросила меня, зачем, мол, к нам милиция заходила? Но подтвердит ли?
— Подтвердит, — успокоила Снегова, одновременно радуясь, что могут появиться еще доказательства.

— А в каком ваша дочь была платье? — автоматически, просто чтобы до конца отработать детали, спросила Наталья. — Постирали? — И встретила напряженный взгляд Надежды Тимофеевны.
- Нет. Я в комод спрятала.

Наталья чуть не подскочила: «Вот она, удача!»

Осмотрела платье. Пятен, похожих на кровь или сперму, не заметила. Однако их отсутствие не исключало возможности проведения экспертизы по микроналожениям. Это уже давало повод для возбуждения уголовного дела и предоставляло реальную возможность для задержания Маркина на трое суток в качестве подозреваемого. А впоследствии - и возможность ареста. По крайней мере, с таким предложением она выйдет, а там уж пусть прокурор решает.

— На платье нет одной пуговички, — увидела заместитель прокурора.
— Где-то потеряла. А когда, не помню. Да и не важно, — развела руками Екатерина.
«Может, важно…» — мысленно возразила Наталья и уточнила:
 —И все-таки постирали?
Надежда Тимофеевна все поняла.
 — Вот и не постирала, — сказала она и заморгала.

Оказывается, женщина хоть и надломилась, но не сломалась. Для себя решила, что сначала найдет новое место работы, затем напишет жалобу на имя генерального прокурора России, а потом, заняв денег, поедет и в Москву.
Черновик жалобы она показала Снеговой.

«Да-а-а, — вздохнула Наталья, — все-таки какая вера до сих пор у народа в батюшку царя. Только никто бы ее на прием к самому генеральному прокурору в Москве не пустил. Принял бы один из его многочисленных помощников. Никто бы там ни в чем разбираться не стал. Просто спустили бы жалобу в нашу же горпрокуратуру. Женщина этого порядка и правил не знает, да и откуда?».

— Почему же к нашему прокурору или ко мне не обратились? — только и осталось спросить заместителю прокурора.
— Не верила. Милиционер сказал, что у него все схвачено. Следователь прокуратуры спешно все замял, а дочке сказал, что, мол, никаких доказательств изнасилования нет, — Надежда Тимофеевна остановилась и продолжила уверенно: — Вам уже почти верю. И надеюсь на вас.
— Сделаю все, что в моих силах, — клятвенно заверила Наталья и завершила: — Завтра жду вас часов в одиннадцать в прокуратуре.
— Но завтра же суббота! —  удивилась женщина.
— Тем лучше! — кивнула заместитель прокурора. А про себя подумала: «Руководства горотдела не будет, и все надо сделать быстро и четко».

Еще долго у Натальи стояло перед глазами лицо Надежды Тимофеевны и звучали в  ушах слова, что Сверчкова-старшая ей уже верит.

Когда видишь такие глаза, смотрящие на тебя с надеждой, слышишь слова благодарности, то понимаешь, что восстановление справедливости - не пустой звук.
Правда, в этой работе меньше всего сталкиваешься с чистым и светлым, а больше с несправедливостью, бедой, болью, словом, со всем тем, что именуется негативом. Он, как червь, проникает в душу и точит изнутри.

Понимая это, каждый из ее коллег находит в чем-то отдушину, снимает напряжение. Кто спиртным, кто рыбалкой. Иные в тренажерном зале. Следователь Стрекалов - сочинительством. Его статьи с удовольствием печатали местные газеты. Наталья, особенно в студенческие годы, увлекалась живописью и не пропускала ни одной художественной выставки. Могла подолгу стоять у одной картины. Конечно, в отличие от живописцев, она не знала свойств красок, тайн их смешения и наложения на холст. Но к этому и не стремилась. Картины давали возможность увидеть по-новому красоту природы, людей, их лица. Обычно с выставки она возвращалась умиротворенная и улыбающаяся всему миру. Однако увлечение оставалось ее маленькой тайной. Не то, чтобы стыдилась. Просто считала это слишком личным.

«Надо все распланировать на завтра, — решила Снегова. — В первую очередь сама и от своего имени вынесу постановление о возбуждении дела. Это будет весомо. Кому поручить следствие? Волгину? Нет - он уже принял свое решение, да и мягковат, медлителен. Тут поможет только Стрекалов Михаил! Надо позвонить и завтра вызвать его на работу. Быстро произвести выемку журнала из милицейского гаража. Назначить экспертизу по микроналожениям. Допросить Надежду Тимофеевну и Катю. Затем хотя бы на трое суток задержать в качестве подозреваемого Маркина. Обязательно связаться с  заместителем начальника ФСБ области».

Вечером она позвонила Стрекалову.
— Добрый вечер, Михаил! Ты завтра занят?
— Что случилось? — с готовностью ответил Стрекалов. — Надо выйти?
— Возбуждаю дело в отношении сотрудника милиции, — объяснила заместитель прокурора. — Дело очень сложное. Вся надежда на тебя и только на тебя.
«Небось, возгордился», — усмехнулась Наталья.

               
                Первый день следствия.
Девять часов утра.
Стрекалов, как всегда, в строгом костюме, с галстуком и отутюженными стрелочками на брюках.
Несмотря на твердость характера, Михаил в общении с коллегами и друзьями был добродушным человеком. У него постоянно занимали деньги, следователи всегда могли запросто уговорить его поменяться днями дежурств, а уж с просьбами о советах по работе одолевали все кому ни лень.
Однако на допросах Стрекалов менялся - это уже был вдумчивый, упорный стратег.
За все время работы на него не поступило ни одного заявления от подследственных о рукоприкладстве или угрозах. А при появлении такой жалобы Снегова не смогла бы поверить в ее правдивость. Но досконально проверять все равно бы стала.

Снегова ввела Стрекалова в курс дела.
— Выношу постановление о возбуждении дела, — подтвердила она. —  К одиннадцати часам подойдет потерпевшая с матерью. Допрошу их сама. У меня с ними контакт. Ты проводишь выемку журнала из гаража горотдела милиции.

— А если дежурный откажется выдавать журнал? — подстраховался Михаил.
— Тогда звони мне, — кивнула заместитель прокурора. — По пути я заглянула туда. Дежурит сержант Викторов, туповатый и трусоватый.
— Трусоватый - это хорошо. А вот туповатый - это плохо, — усмехнулся Стрекалов.

— Прорвемся! — подмигнула Наталья. — Готовишь постановление о назначении экспертизы по наложению микрочастиц. Изымаешь у потерпевшей платье. Пулей летишь в экспертизу. Пока пусть предварительно посмотрят, есть ли на нем микроволокна, схожие по составу с волокнами ткани милицейского обмундирования.

— Вдруг дежурный криминалист будет на выезде на месте происшествия? — вскинул брови Михаил.
— Уже договорилась с Малыхиным. У меня с ним хорошие отношения. Он выйдет на работу, — уверенно улыбнулась Снегова.
— А с кем у вас не хорошие отношения! — рассмеялся Стрекалов.
— Есть такие, — резонно заметила заместитель прокурора. — Работай! И дело пока возьми!

На всякий случай Наталья позвонила Надежде Тимофеевне, чтобы они не забыли взять платье, мало ли что.
Однако женщина была настроена решительно.
Но главное, отчего Наталья чуть в ладоши не захлопала, —  Надежда Тимофеевна вдруг осторожно спросила: «А нижнее белье Кати взять?»

Оказывается, девушка, находясь в шоковом состоянии, выбросила в мусорное ведро нижнее белье, но мать предусмотрительно вынула его оттуда и спрятала. Следователь, опрашивая девушку, довольствовался ее объяснениями. А у матери об этом не спросил.
Сработал субъективный фактор. Следовательская недоработка.

— Знала, что пригодится, — твердым голосом сказала женщина. —  Я мать и вам верю.
Как человек, Надежда Тимофеевна была тихой и скромной женщиной. Но если дело касалось материнских чувств, она становилась совершенно другой - настойчивой, готовой в любую минуту защитить свое дитя. «Так и должно быть», — размышляла Наталья.

Торжествуя, заместитель прокурора ворвалась в кабинет Стрекалова и выпалила новость. Михаил потер руки.
— Готовь постановление о назначении биологической экспертизы! И не расслабляйся!  —притворно грозно осадила его Снегова.
— С радостью! — озорно сверкнул глазами следователь.

Наталья уже начала допрос Екатерины, когда ей позвонил Стрекалов.
— Наталья Владимировна, — официальным тоном сообщал Михаил, —  дежурный препятствует выдаче журнала!
— Передай ему трубку, - попросила заместитель прокурора и уже сухо отчеканила дежурному: — Вы почему препятствуете деятельности прокуратуры? Проблем по службе хотите? Все согласовано с начальником горотдела!
— Извините! Слушаюсь! Есть!  — отрапортовал дежурный.

«А что делать? — притворно вздохнула Наталья. — Приходится врать. Позвонить начальнику горотдела дежурный по гаражу не решится. В лучшем случае после смены доложит дежурному. А тот удовлетворится тем, что начальник в курсе. Дежурный, действительно, и туповатый, и трусоватый!» —  заключила Снегова.

Когда Наталья приступила к допросу Надежды Тимофеевны, позвонил Стрекалов уже из бюро криминалистической экспертизы. По предварительным данным на платье имелись микроволокна, схожие по структуре с волокнами, входящими в состав ткани милицейской формы.

«Процесс пошел!» —- воодушевилась Наталья.

К окончанию допроса Михаил звонил уже из бюро биологической экспертизы. На платье обнаружены следы, похожие на сперму!

И вот Стрекалов снова в ее кабинете. Вид как у завзятого заговорщика.
— Наталья Владимировна, — начал он осторожно, — неплохо было бы задержать Маркина на трое суток в порядке статьи 122 по подозрению и попытаться расколоть!

Наталья ехидно улыбнулась.
—Что, милицейских оперов будем привлекать для задержания? Или Маркин сам возьмет и придет?

Лицо Стрекалова погрустнело.
— Ладно. Не грузись, - махнула рукой Снегова. — Вопрос решен. Подключила ФСБ. Они уже негласно определили, что Маркин дома. Недавно с кем-то разговаривал по телефону. За ним едут. Допрашивать будешь сам, но при мне.
— Не откажется с ними ехать? —  повертел карандаш в руках Стрекалов.
— С ними не откажется, — заверила Наталья.

Действительно, с приводом Маркина проблем не возникло. Оперуполномоченные ФСБ были вежливы, но настойчивы. К тому же опера представляли собой подобие двух шкафов: под два метра ростом и почти такие же в ширину.
Маркин сначала хотел возмутиться и отказаться ехать, тем более в выходной день.
Однако слишком внушительно возвышались над ним шкафообразные фээсбешники. С такими не поспоришь.
В конце концов он убедил себя. Оружием и боеприпасами не торговал. Родине не изменял. Отчего бы не прокатиться в таинственную вотчину спецслужбы? Ведь он нужен чекистам. Может, для задания? Почему бы не поработать на них?
Маркин, торжественно выпятив хилую грудь, оделся. Сначала хотел надеть милицейскую форму, но потом передумал. Из-за конспирации. Выбрал новый костюм. На шею натянул галстук. Растерянно осмотрелся. Увидев на трельяже туалетную воду,  хотел надушиться, но затем передумав, махнул рукой.

Уже перед машиной Маркин остановился, важно повертел головой, мол, знал бы мир, кому я нужен.
Однако надежда на встречу с неведомым миром в стенах здания ФСБ не сбылась.
Машина поехала в другую сторону.
— А куда мы? — растерянно залепетал Маркин.
 — В прокуратуру, — пробасил один из шкафообразных.

Сначала милиционер стал расстроенно хлопать глазами, потом нервно покусывать губы.

В это же время в кабинете Снегова задумчиво размешивала в стакане чай, а Стрекалов сидел с закрытыми глазами, сосредотачиваясь. План допроса они набросали.

Следственной практикой наработано множество методик и тактик допросов. Все они изложены в многочисленных пособиях, в том же «закрытом» журнале «Следственная тактика». Его номера ежемесячно приходили в прокуратуру. По своей инициативе Наталья раз в две недели проводила семинары следователей, где, кроме всего прочего, проводились игры «следователь-обвиняемый». Потом шло бурное обсуждение состоявшегося спектакля. Несмотря на обилие форм и методов допроса, каждый из следователей прикипал к своему, постепенно оттачивая его. Но в то же время любой допрос - это творческий процесс, требующий напряжения умственных сил, сохранения выдержки. Допрос - это театр, в котором изначальные интересы сторон прямо противоположны. У следователя цель - это выяснение истины, для реального преступника - уйти от ответственности. Во многих случаях,  преступник изобретает ложную картинку событий. Мало того, он должен театральной игрой убедить следователя в своей правдивости. Это не просто, так как в его голове, как в компьютере, одновременно «подвисают» две модели событий. Одна - имевшая место в действительности, а другая - придуманная им. Элементы ложной и истинной моделей переплетаются в его сознании. Вот эту компьютерную программу и должен сбить, «завирусовать» следователь, а затем уже довести дело до конца. А для этого он тоже должен быть актером. Уметь в нужный момент прикинуться простачком, а потом неожиданно перерасти в упертого буйвола. Разрядить вовремя обстановку удачной шуткой. Но навыки приобретаются с опытом.

«Если изнасилование - его работа, и мы не ошибаемся, то не стоит надеяться на быстрое и чистосердечное признание. Упираться будет до конца. Доказательства же у нас пока только косвенные. Ими к стенке не припрешь. Если имеющиеся составляющие: выходной день, привод силами ФСБ, нахождение в кабинете руководства прокуратуры - не внесут сумятицу в его голову. Ну, посмотрим, что он за тип», — задумчиво помешивала ложкой в стакане заместитель прокурора.

Двери кабинета распахнулись.
Снегова ожидала увидеть крепыша в сверкающей пуговицами милицейской форме. Однако перед ней был щуплый, маленький, невзрачный человечек, с прыщавым лицом. Одет в не по размеру большой и топорщащийся серый костюм.
«Напоминает хорька", — неприязненно поморщилась она.

Стрекалов начал допрос.

Осознав причину вызова, Маркин напрягся, как перед прыжком: поджатые ноги, согнутое тело, заостренный нос.
Последовавшая продуманная серия вопросов изменила его поведение и облик: глаза выпучились, руки не находили себе места и, словно две змеи, вились в причудливых хитросплетениях.

Казалось, вот-вот защитная установка Маркина лопнет и, как шкура  змеи, сползет.
Лицо побелело, покрылось каплями пота. Было видно, что подследственный «поплыл».
«Надо начинать перекрестный допрос», — смекнула Наталья.

Теперь на Маркина вопросы обрушились лавиной.

— Все! — вдруг как из рупора выпалил подследственный и встал.

Шкафообразные  опера тоже дружно подскочили, как по команде.
Наталья напряглась: «Вот оно, время «Ч»! Признание следует!»

Маркин, вздохнув полной грудью, взвизгнул: «Пусть у меня не сходится все. Но признаний не будет. Не будет никогда».

Затем сел, обмяк и начал, захлебываясь словами, тараторить. Речь его была бессвязна, но сводилась к тому, что знать не знает девочку, все это клевета. Повторяясь, заявлял о содружестве милиции и прокуратуры в общей борьбе с преступностью и нес прочую ахинею. Потом  странно затих. Лицо покраснело, глаза закатились. Он стал медленно сползать со стула, высунув язык.

Стрекалов по телефону уже вызывал врача.
«Скорее всего, это просто инсценировка, — стала убеждать себя Наталья. — Все сотрудники милиции ежегодно проходят медицинскую комиссию. К тому же, он водитель. И не простой водитель, а одного из руководителей горотдела. Психические отклонения маловероятны».

К приезду врача Маркин уже просветлел и выглядел даже повеселевшим.
— Перенапряжение. А так он здоров, — развел руками врач.
— У вас все здоровы, —  недовольно буркнул подследственный. — Мои показания будут слово в слово, как в объяснениях, которые я давал следователю Волгину, — уже оправившись, заявил Маркин. — Просто перепишите их в протокол допроса. А за происходящее здесь вы ответите. Я это так не оставлю!

— Перестаньте спектакль устраивать! На помощь своего начальника рассчитываете? Не получится! — прикрикнула на него заместитель прокурора.

Маркин смиренно сжался и притих.
Стрекалов начал записывать показания подследственного.

«Первое проигранное сражение - это еще не поражение», —  вертелось в голове у Снеговой.
Она была уверена, что действовать надо дальше. Маркин все еще растерян, а потерпевшие настроены решительно. Нужно провести очные ставки. Опера ФСБ под боком. Без них будет сложнее. Всякое бывает. Один раз подследственный взял и в ходе допроса выбежал из кабинета, и догнать не смогли.

Но на проведение очных ставок уйдет время. Опера, небось, рассчитывали быстренько управиться: сделать привод, сопроводить задержанного в изолятор временного содержания и по домам.

Отведя оперов в сторону, Наталья объявила им о планируемых следственных действиях.
Шкафы, как по команде, насупились.
— Ребята, — заговорщически прошептала Наталья. — Что мы без вас?! А я, - она назвала имя-отчество заместителя начальника ФСБ области, - о вас позвоню и письменное представление на его имя напишу о поощрении, все опишу, как вы браво провели задержание.
У шкафообразных словно приоткрылись потайные дверцы. Оказалось, что это не мумии. У них губы и глаза тоже могут улыбаться. Да еще как!
«Со стороны наше трио напоминает картину двух джинов из бутылки и находящейся рядом лилипутки, — усмехнулась про себя заместитель прокурора, но подстегнула себя мыслью: —  Надо проводить очную ставку, пока Маркин не пришел в себя от шока. Главное, чтобы и Катя и Надежда Тимофеевна подтвердили свои показания, не испугались, не размазали его вину».

Наталья снова проанализировала ситуацию. Момент для очных ставок был очень подходящий.
Женщины до сих пор были настроены решительно. По крайней мере, пока. Подследственный еще только приходит в себя и стиснут, как плоскогубцами, восседающими рядом шкафообразными операми. Тут свидетелям не поугрожаешь.
Так оно и получилось. Как только Маркин пытался зашипеть или повысить голос на девушку, один из оперов внушительно опускал ему руку на плечо, и тот смиренно утихал.

На очной ставке обе женщины подтвердили свои показания.

Маркин продолжал все категорично отрицать и держался уже уверенней.

Однако, когда ему объявили о задержании в качестве подозреваемого, он поник, ушел в себя. Лицо покрылось красными пятнами.
               

                Второй день расследования.

В воскресенье Стрекалов допросил подругу именинницы, с которой Екатерина уходила со дня рождения.

Удача! Она видела, как около Сверчковой остановилась милицейская машина.
Затем следователь до позднего вечера совершал обход жителей дома, в котором жила потерпевшая, но никто не видел в тот день ее, выходящей из машины. Собственно, как всегда, никто ничего не видел.

Но была и удача. Михаил допросил соседку потерпевшей. Она подтвердила, что видела сотрудников милиции, выходивших из квартиры девушки.

Дело постепенно обрастало доказательствами.

Но все равно Снегова осознавала, что оснований для ареста недостаточно. А с таким предложением к прокурору выходить надо. Это понимал и Стрекалов.

— Может, внести представление об отстранении его от должности и увольнении? Ведь если его не арестуют, то при своей милицейской должности он замордует потерпевшую с матерью и им уже ничего не надо будет, — сверкнул глазами следователь.

 — Нет, — покачала головой Наталья. — Руководство горотдела встретит это представление с раздражением. Возьмет месячный срок для рассмотрения. Они будут тянуть до последнего. Им выгодней, чтобы инициатива увольнения исходила от них самих, тогда им галочка. А еще могут уволить его задним числом. По статистике получится, что преступление совершенно не сотрудником милиции. Значит, нет служебных проверок и оргвыводов. Но тут-то не получится задним числом: времени много прошло. Поэтому сделаем так... — Снегова замерла и сосредоточилась, затем продолжила: — Завтра, в понедельник, и ко мне, и к тебе будет много ходоков-разведчиков, порученцев всяких - и простые опера, и следаки,  мелкие и средние руководители. Будут пытаться разузнать перспективы дела. Поэтому всем говорим, что доказательства есть, и дело будет неизбежно направлено в суд. После того, как руководством горотдела вся эта информация будет изучена, они сами его быстренько уволят, или в наши кабинеты уже пойдут лица рангом выше.
На том и порешили.