Как корабль вы назовете. Об одной детской книжке

Константин Кучер
Как корабль вы назовете… Наверное, есть в этом что-то. Во всяком случае, уверен - то, что закладывается в детстве, потом определяет всю нашу дальнейшую жизнь. И, судя по всему, лично мне оно нагадало стать большим бродягой.

Даже не беру в расчет те ежедневные вылазки, которые мы с пацанами совершали на речку или водокачку – пруд, получивший такое название потому, как именно с него на станцию подавала воду небольшая насосная из красного кирпича, по фронтону которой выступающими из стены цифрами была выложена дата её постройки. Время от времени насосная начинала глухо гудеть, внутри её что-то бумкало, грюкало и даже самому отъявленному двоечнику становилось понятно, что там… Там, внутри, что-то работает. Но если оно стоит у берега водокачки, то, работая, -  качает воду. Само собою, на станцию. До которой от водокачки - полкилометра, не больше.

Будучи на Водокачке, не заглянуть, сделав небольшой крюк – по пути! – на станцию, было делом немыслимым. Мы, естественно, такого и в мысли не брали. А просто двигали на станцию. Хотя бы потому, что там всегда было много чего интересного. Пристанционный буфет, два сельповских магазина, аптека, топливный склад, парикмахерская… Но главное – запах! Который был совсем не такой, как на той же речке или водокачке.

На станции терпко пахло креозотом, угольной пылью, немного – дымком сгоревшей тепловозной соляры и очень-очень сильно – дальними странами, в которые когда-то давным-давно – вот ведь, повезло пацанам! – отправились Чук и Гек. И в которые когда-нибудь, когда вырастем, отправимся и все мы.

А еще на станции… А ещё, если встать на железнодорожные пути, свободные от составов и пройти по ним, то между шпалами полно… Просто залежи просыпавшихся из вагонов тяжелых, приятно нагретых солнышком, круглых окатышей. Похожих на крупные подшипники, шариков обогащенной железной руды, идеально подходящих в качестве метательных снарядов для рогаток. Подшипники – поди, найди. А если и найдешь, так их быстро отберут для каких-то своих, пока неведомых нам целей, старшие братья или просто большие пацаны. А окатышей… Вон их сколько между шпалами! Полно. Знай, собирай и набивай ими карманы…

В общем, то, куда мы каждый день ходили с пацанами, можно и не считать. Это так, текущие вылазки. На речку, водокачку, станцию, кладбище или стоящий прямо за ним лиственный лес, который из-за того, что деревья в нем располагались чуть кривоватыми и немного гуляющими рядами, кто-то называл Посадками, а кто-то Березками. Последнее, благодаря тому, что росли в нем большей частью именно березы. Хотя, в подлеске встречалась и Волчья ягода, и рябина, и боярышник, а по краю, ближе к кладбищу, росла желтая акация, из стручков которой в начале лета можно было смастерить такие замечательные дуделки!

Нет, все эти вылазки одного дня можно было не считать. Что это за путешествия, если ужин, так же, как и завтрак, - дома? А вот когда мы с отцом или мамой уходили на хутор, к отцовой сестре, или в другое село, которое почему-то называлось деревней, к другой бабушке… Вот это уже было настоящее путешествие.

Но в тот раз мы с бабулей пошли не на хутор. И не к другой бабушке. И даже не пошли. Поехали! В знаменитую Бабровку. Которую я ещё никогда не видел, но уже достаточно много слышал. Потому что стоило сделать что-нибудь не так, как кто-то из друзей-приятелей тут же выдавал: «Тю-уу… Да ты шо? С Бабровки шо ли сбежал?!». В Бабровке была областная психушка. И именно в это село, после окончания института, попал по распределению бабушкин младший сын и, по совместительству, мой дядька.

Так-то Бабровка, хоть и в другом районе, но от нас не очень далеко. Если по прямой – километров сорок-сорок пять. И сейчас, на машине, я добираюсь до неё меньше, чем за час. Но тогда-то у меня машины не было. Поэтому нам нужно было на рабочем… На обычной пригородной электричке. Но поскольку об электрической тяге локомотивщики тогда ещё только мечтали и шесть-семь старых плацкартных вагонов тянул тепловоз, а ехал в них по преимуществу чисто рабочий люд: кто на работу, кто с работы, кто на рынок продавать, кто покупать, то у нас этот состав называли «рабочим». Так вот, этим рабочим нам надо было доехать до районного центра.

Нельзя сказать, чтобы до этого я не ездил по железке. Ездил. И не единожды. Но в этот раз… В этот – меня ждало что-то новое, необычное. Пересадка! И даже не одна.  Добравшись до своего райцентра нам надо было пересесть на точно такой же рабочий, только двигавшийся уже в другом направлении. Им доехать до соседнего районного центра и там снова пересесть. Но не с одного поезда на другой, а с поезда на… Автобус! О том, что от одного места до другого, которое от первого – далеко-далеко… Если не очень, так это – пешком. Или часть пути – у отца на плечах. А когда далеко-далеко, то – вот чудеса! – оказывается, до таких мест могут ходить не только поезда, но и автобусы. А в Бабровку как раз-таки ходил автобус.

Но для начала мы с бабулей на пригородном добрались до своего райцентра. И там не пошли в зал ожидания. Пока ехали, утро уже закончилось. А начинавшийся день обещал быть жарким. Впрочем, что мы не пошли в зал ожидания, меня ни чуточки не огорчило. У нас на станции он тоже был. Точно с такими же деревянными скамейками, как и здесь. Пока бабуля устраивалась на лавочке, что стояла на перроне, я уже успел сбегать, посмотреть на их зал. Ничуть не лучше нашего. Только чуточку больше.

Зато на перроне были два кирпичных сказочных домика. Вылитые терем-теремки - ни высоки, ни низки. Только никто, ни лягушки, ни мышки, в них не жили. Зато в этих домиках… Каких только вкусностей не продавали! Бабуля купила мне плоский багдадский лал, розовый верх которого был накрыт белой шапкой сахарной глазури. А нам двоим – ситро…

В общем, пока я бегал, смотрел, разглядывал, ел и пил, к перрону уже подали ржавский пригородный. Им мы доехали до соседнего райцентра, а там, уже автобусом, - до Бабровки. И пока тетка с бабулей разбирали нехитрые гостинцы… Свежие яички от наших курочек, переложенный крапивой десяток крупных зелено-полосатых окуней, что утром, пока я ещё спал, деда принес с речки… Вечером ставить вентери я ходил вместе с ним, но вот утром… Доставал их из реки и трусил деда уже один. Но в тот раз я, как проснулся, за это даже не сильно на него обиделся. Не до того! Надо было уже собираться с бабулей в дорогу.

В общем, пока бабуля с тёткой там… Мы с дядькой пошли в магазин. И не простой. В книжный! Нет, так-то книги продавались и у нас, в сельповском. Но их было немного и стояли они так… Как бы между прочим, пусть и на отдельной полочке, но среди ботинок, сапог, стирального порошка и зубной пасты.

А вы знаете, как пахнет кожа или резина?!! Вот, вот! Книжками в нашем сельповском даже и не пахло. А тут, в этой Бабровке… Целый магазин одних только книжек! Само собою, что они там пахли. Сильно-сильно. Но не так, как в клубе, в библиотеке. Там пахло уже старыми книжками. Пыльными, с пожелтевшими страничками с обмусоленными краями, загнутыми уголками, надорванными и отставшими переплетами. А тут… Пахло новыми! Теми, которые ещё даже не раскрывали. Поэтому и странички у них ещё плохо отстают друг от друга. А в магазине приятно пахнет типографской краской, переплетным клеем и новыми, яркими обложками с ещё не выцветшей картинкой.

Вот одну такую, новую книжку с красочной обложкой мне и купили. Она была толстенная-претолстенная. Такие книги, как подумалось мне тогда, наверное, надо читать долго. Очень долго! Всю школу.

По низу обложки большими синими буквами было написано - «СКАЗКИ». В книге были сказки Андерсена, братьев Гримм и Вильгельма Гауфа. Сейчас уже не помню – какие конкретно. Помню только, что поскольку Андерсена и братьев Гримм я на тот момент времени уже знал, то читать книжку… Мою первую книжку! Собственную, не библиотечную. Читать свою книжку я решил не с начала. Моя книжка! Как хочу, так и читаю. Можно и не по правилам. Поэтому начал я её читать с Вильгельма Гауфа, сказки которого в книжке шли после Андерсена и братьев Гримм.

Опять же не помню, какую сказку я прочел вечером того дня, в который стал счастливым обладателем своей первой собственной книжки. Наверное, это было «Каменное сердце». Потому что хорошо помню – сказка была страшная. И я потом долго не мог уснуть.

Рядом безмятежно спала бабушка, с которой нас положили на кухне: большой проходной комнате с плитой. В соседней горнице, где должны были спать тетка с дядькой и моей совсем маленькой сестренкой, тоже было тихо. Все родные были рядом. Дверь в небольшой деревянный домик на две семьи, куда поселили дядьку, как молодого специалиста, должна была быть заперта. Должна. Но запер ли её дядька? Я же не видел! А если не закрыл? И сумасшедшие из психушки, которая совсем рядом, буквально через несколько домов от нас… Я видел, когда мы шли в книжный магазин! Видел. Рядом! И если эти сумасшедшие сбегут! Там же сторожа тоже спят…

Сердце билось громко и где-то рядом, почти у самого горла. А когда оно наконец-то успокаивалось, темноту вдруг резко прорезала яркая вспышка и светлое, овальное пятно стремительно проносилось по всей комнате – от входной двери к стене, у которой стояла наша с бабушкой кровать. Не менее стремительно оно перепрыгивало со стены на потолок и… Исчезало. Но, не давая мне отдышаться, на смену первому пятну приходило точно такое же второе, и как только уже оно перескакивало на потолок - с улицы слышалось немного приглушенное расстоянием, сначала громкое, а потом удаляющееся и теряющее свою силу: «Ф-ф-ф-ш-шшуух!». Дом стоял прямо у трассы Москва – Симферополь, движение по которой, если ночью и стихало, то ненамного.

Как и когда я уснул в ту ночь, просто устав бояться сумасшедших, страшных шумных чудовищ со светящимися в ночи глазами, людей с каменными сердцами…  Как и когда уснул – не помню. Так же, как не помню, какие сказки были в той, моей первой собственной книжке. Даже её яркая, красочная обложка и та, помнится как-то смутно. А вот вся поездка - очень хорошо. Вот такие они, сказки Вильгельма Гауфа. Хорошо способствующие запоминанию. Особенно, если их читать на ночь глядя.