В автобус зашел старик. Ему было лет 80, не меньше. Правильнее будет сказать не зашел, а заходил. Долго и маятно, маленькими рвущимися шагами. Я была в солнечных очках, поэтому могла рассматривать его. Что-то в нем заставило меня задуматься.
Бросились в глаза очень грязные брюки, которые были в моде, наверно, не позднее 70-ых годов, судя по материалу и покрою. На них отчетливо виднелись разных оттенков и размеров грязные пятна, а стрелки местами отсутствовали или были двойными. Пиджак мешковат. Приглядевшись, я поняла, что он с чужого, более широкого плеча. Рубашка тоже. Потом я обратила внимание на татуировку на левой руке. «Колол сам» - подумала я. В-а-л-я. Четыре пальца наглядно демонстрировали сильную привязанность. Где же ты сейчас, бывшая девочка Валя, вскружившая голову этому человеку лет 60 назад? Жива ли? Если да, то помнишь ли его? А если нет, помнит ли он тебя? А может, до сих пор пытается смыть твое имя с рук, потому что из сердца уже все ушло. Потому что уже все ушло… Хотя в таком случае, он и не видит уже этих букв. Привык, как привыкают к одиночеству. В последнем я была уверена, исходя из внешнего вида старика. Нет с ним рядом его старушки. Она умерла раньше и не заботится теперь о нем. И не обязательно это была та самая Валя. Как же его спутница тогда терпела эту вьевшуюся надпись на руке? Наверное, ей казалось, по молодости, что их как-будто трое. Она злилась на это, вымещая свою злость на нем, придиралась по поводу и без. Поэтому морщинки на его лице сложились и затвердели, рисуя печальное выражение. Тут я одернула себя. Будучи уставшей, не то подумала. Может, он грустит от потери? Чтобы отвлечься от этих мыслей, я посмотрела на его ботинки. По тому, как были затянуты до упора шнурки и по мятым носам было ясно, что они с чужих ног. Про это я знала. Когда были в моде острые длинные носы туфель, лет 15 назад, я однажды, не имея возможности купить оригинал, позаботилась о длине сама, купив на два размера больше мокасины. И была, как сейчас говорят, в тренде.
Мне стало жаль старика. Где его дети? Почему он так нуждается, чтобы носить чужие вещи? А были-ли они, дети? Может, Валя не ответила ему взаимностью, и он жил один. Случались встречи, но все не то, не то… Я не успела додумать свои мысли, мне нужно было выходить.
Оказалось, ему тоже. Я поддержала его долгий выход из автобуса. А потом пошла в свою сторону и даже не оглянулась. У меня в руках была коляска с хнычущим сыном, а дома ждала пожилая мать с книгой про очередного святого. Я не атеистка, поэтому выслушиваю по приходу ее восхищение подвигами гонимых священников. И в конце разговора мы сходимся во мнении, что сейчас «мы живем хорошо, а вот тогда…».
Домашние дела поглотили меня, но мыслями я все время возвращалась на ту остановку. Что-то было не додумано мною там, а может, и не досказано... Потом я вспомнила, как в юности, проходя одним и тем же путем и спеша на работу, я заметила одну старушку. Она стояла у входа в метро не с пустой протянутой рукой, а с цветастой ночной сорочкой, как официант с белой салфеткой. Такие сорочки печатала текстильная промышленность лет 40 назад. Я положила ей в руку деньги, раз в 10 превышающие своей суммой стоимость этой никому не нужной вещи. А она и не попыталась мне ее всучить. Она все понимала. И я все понимала.
А сейчас я ничего не понимаю, хотя с тех пор минуло 20 лет.
24.06.16г.