Моя Равномерность 2016

Юлия Леонтович
Аннотация

“Одни называют Лондон – Туманным Альбионом, другие – Городом Дождей. Но, а для меня он стал Городом большой Любви и вечного Состязания”,  –  так начинается история семнадцатилетней Мии.
Случайно познакомившись с обаятельным незнакомцем в аэропорту Хитроу, Мия и представить не могла, что это знакомство откроет для нее дверь в другой мир.
Уже многие столетия Лондон умело скрывает от своих жителей су-мрачные тайны за дымкой туманной неизвестности, настолько природной и типичной для столицы.



Пролог

Когда я была ребенком, у меня не было вопросов, на которые я не находила ответов, все казалось простым и незатейным, добродушным. Я жила в мире сказки и воображения, волшебства и беззаботности. Этот мир назывался “Детство”.
Действительно, о прошлом можно говорить достаточно долго, но сейчас я предлагаю вам свое настоящее, которым я живу.
Меня зовут Мия Уэйтс, мне семнадцать лет, я живу в Великобритании, и я хочу рассказать вам историю своей жизни.



Глава I
Мия
Лондон
Зима 2008

У меня не было сомнения, в том, что
он объят тьмой, пока он не показал мне свой свет,
но и это не решило главную проблему

Первый раскат грома прошел незадолго после появление молнии. Небо было мрачным и выглядело зловещим. Я попыталась сосредоточиться и понять где я нахожусь, но сумрак, окутавший меня, не позволял мне увидеть ничего вокруг. Чего я не могла сказать о своих ощущениях. Да, меня обдуло холодным и пронизывающим ветром, а мгла, объявшая меня, словно вода впитывалась в мою кожу желая соединиться со мною в одно целое.
Вдруг я услышала будоражащий душу скрежет и только спустя не-сколько секунд, я поняла, что он принадлежит ворону. От его звучания у меня перехватило дыхание, и будто кровь застыла в жилах. Тьма понемногу развеялась, и я увидела в ночном небе его – ворона.  Но, по-прежнему не понимала, где я нахожусь. Может это улица, задавала я себе вопрос, но нет же, это место было безлюдным пустынным. И только я убедила себя в этом, как вдалеке увидела парня, четкие черты которого не могла различить в темноте. И почему-то, мне стало спокойнее. Но мое спокойствие как ветром сдуло, когда я услышала вторичное и далее не прекращаемое звучание вороного гласа. Мятежно, он продолжал кружить надо мною, не давая мне покоя. Я была практически уверенна, что ворона что-то сдерживает, иначе, он уже напал бы на меня.
“Как мне попасть домой... Где Я? И как здесь оказалась?”.
– Ты можешь мне помочь, – закричала я, обращаясь к парню стоящему вдали от меня. Но он продолжал хранить молчание, а я совсем не могла различить его черты.
Тем временем, ворон продолжал метаться надо мною, а его скрежет вызывал у меня  внутреннюю дрожь и озноб.
– Ты знаешь, как отсюда выбраться? – закричала я опять, и до меня наконец-то дошло, почему я не могу рассмотреть этого парня вблизи. Он стоял как-бы на противоположной стороне, а нас разводил обрыв.
– Почему ты ничего мне не отвечаешь!
В мгновение, я подпрыгнула и из-за испуга чуть не опрокинула бу-дильник, стоявший на тумбочке. Именно он меня и разбудил.
 “Фух, ну и сон... – подумала я, пытаясь прийти в сознание, едва проснувшись”.
Обычно мое утро начинается довольно-таки схоже. Я почти всегда спешу, и совсем ничего не успеваю. Себя я могу охарактеризовать как невыносимую мечтательницу и потерянного романтика, которых люди обычно не понимают и не воспринимают. Мечтательницей, которая живет в Великобритании, однако свое детство я провела в Оттаве. А еще я самая обыкновенная девчонка и меня зовут Мия Уэйтс.
Полагаю, сейчас самое время остановиться, ведь я существенно опаз-дываю в колледж... Ну, а я все еще в кровати! Не медля более ни секунды, я  выпрыгнула из теплой постели и начала искать одежду. Главное найти что-то тепленькое в течение нескольких секунд и вовремя одеться, тогда ты можешь сохранить на себе некоторое тепло, еще совсем недавно пребывавшее с тобою.
Впопыхах я забежала в ванную комнату, на мгновение мой взор остановился на отражении, которое я увидела в зеркале. Словно со стороны на меня смотрела незнакомая юная девчушка семнадцати лет. У нее длинные темно-каштановые волосы и глубокие сознательные серо-зеленые глаза, которые почасту  повествовали  о много  большем, чем того хотелось бы.
Невысокая и худощавая, она по-прежнему стояла в нижнем белье и смотрела на меня. Ее нежное тело говорило грациозностью и невольно пленяло тебя, делая своим узником и заставляя задержать на себе взор в продолжение еще некоторого времени.
“Довольно! Ты и так опаздываешь!; ; от осознания того, что я рас-сматриваю себя в зеркале, мне стало крайне неудобно, и я отвела от себя взгляд.
Так или иначе, я не считала себя красавицей и посему предпочитала избегать продолжительных времяпровождений у зеркала. Надев первое, что попалось мне под руку и подошло для зимнего Лондонского утра, я помчалась к выходу, по дороге ища ключи от квартиры.
Не успела выбежать на улицу, как меня обдуло холодным ветром. “Зима ... Она самая, до сих пор”, ; мысленно пронеслось с грустью. Не теряя времени, я пошла к автобусной остановке ; Кенсингтон Парк. Конечно, я могла  воспользоваться метро, но предпочитала во время пути наблюдать городские пейзажи.
Я живу в северной части Лондона, в районе Ноттинг-Хилл, в арендо-ванной квартире, одна. С улицы дом имеет вид предлинного трехэтажного, кирпичного здания, поделенного на многочисленные секции, каждая из которых выделяется ярко выраженными расцветками, а также большими и красивыми, немного выступающими окнами. Моя квартира находится на третьем этаже.
Каждое утро походило на очередное маленькое путешествие, заканчивающееся в районе Камберуэлл, поскольку там располагался художественный колледж, в котором я училась. А еще он являлся одним из шести всемирно известных колледжей, входящих в Лондонский Университет искусств. Моя специальность “Фотография”. Мне нравилось работать с фотографией.
 В частности, я обожала черно-белые снимки, и могла говорить о них часами, поскольку действительно была увлечена ими.
Будто песчинки из часов быстротечно прошло время, и подошел к завершению первый год моей учебы в Лондоне. Но казалось, словно я приехала только вчера. Отчасти я была рада этому, потому что меня изрядно успели утомить предметы, внесенные в программу первого курса обучения. Среди прочих предметов: “Фотокамера и ее устройство”, “Фотооптика” и “Законы освещения”, “Основы фотографии и фотоискусства”, “Фотокомпозиция”, а также многие другие.
Я полагала, в следующем году, наконец, начнется что-то интересненькое. Учебный год обещал быть более обширным и открытым к информации, акцент на технической части фотоаппарата сулил меньше информации, и в силу должны были вступить новые и еще не изведанные мною предметы. Но к настоящему времени мне предстояла участь “благодарного” слушателя на лекции “Философия и идеология фотографии”, которую преподавал профессор Оллфорд. Периодически он проводил у нас практические занятия.
В общем, мне нравилось жить в Лондоне, но когда я приехала в столицу Туманного Альбиона, мои знания о городе были весьма скудными. Это немного настораживало меня, но я хотела этих изменений и нуждалась в них.
Мне казалось обучение в Англии однозначно того стоит. А еще в дальнейшем я не пожалела об этом ни разу. Но, признаюсь, когда я приехала, я даже предположить не могла, с чем мне придется столкнуться здесь лицом к лицу, и чем для меня это обернется.
Дорога занимала около часа, но когда тебе счастливилось попасть в автомобильную пробку, это могло затянуться и до двух часов, ну это если повезет.  Что относительно меня, автобус застрял в пробке на Воксхолльском мосту, и я не шуточно опаздывала в колледж.
Но что я могла сказать о Лондоне, это удивительный и потрясающий город. Каждый его район можно сравнить с таким непохожим и уже другим миром, увидев который с высоты ты непроизвольно примешь за залатанное одеяло, состоящее из отдельных и столь непохожих друг на друга кусочков ткани, в данном случае районов. Разнообразие и вычурность, стигмы и традиции, несхожесть и индивидуальность, – таким образом, каждый район своеобразно, по своему отражает лондонскую жизнь всецело, такой как она есть, со всеми ее преимуществами и недостатками.
“Я опаздываю на занятия, я опаздываю в колледж!” – от одной мысли об опоздании мне уже становилось нехорошо, ведь именно опоздания в колледже совсем не поощрялись. Знаете: “В большом городе большие правила”.
Я практически выпрыгнула с автобуса и побежала по Пекхэм-Роуд к колледжу. Кстати, довольно часто в округе Камберуэлл проходят выступления местных ди-джеев и вечера поэзии, также район является сосредоточием художественных и дизайнерских студий. А рядом с колледжем расположилась Галерея Южного Лондона.
Быстро забежав в здание, я продолжила свой путь просторным коридором.
Лекции проходили поровну как в практических лабораториях, так и обыкновенных аудиториях, когда речь шла о теории.  Мне  “повезло”, сегодня лекции…Относительно возрастного предела в Камберуэлле  можно было выделить людей разного возраста и национальности. Это касалось и моей группы. В колледже существовали ограничения, согласно им к обучению допускались студенты старше семнадцати лет.
“Сегодня дорога изрядно утомила меня еще до приезда в колледж, а мне еще на лекциях сидеть”, – подумала я быстрее, чем успела это осо-знать.
Несколько минут спустя я зашла в аудиторию и села за парту. Оглянулась вокруг и взглядом стала искать светлячка, однако ее еще не было. Так я называла свою лучшую подругу Энни Александру Лайт.
Она добрый и заботливый человечек с волосами цвета сочного и спелого граната, которые она обычно собирала в маленький хвостик. Более того, Энни оптимистичная и добродушная, сочувствующая и веселая задорная девушка, всегда готовая прийти к тебе на помощь. Именно поэтому я стала звать ее со временем светлячком.
Последующие несколько минут в ожидании начала лекции и прихода Энни показались мне бесконечными. Не солгу, если скажу, что последнего я ждала с большим желанием и нетерпением. Лекция еще не началась, и это стало замечательным поводом к тому, чтобы продолжать витать в облаках “где-то” и думать о “чем-то”. Мой взгляд устремился через окно, словно ожидая чего-то, но ничего не происходило…
За размышлениями меня внезапно настигла волна шума, и я вздрогнула. Передо мною стояла Люси. Я отвлеклась и не заметила, когда она ко мне подошла. Мне стало интересно, как долго она меня зовет, или я сразу откликнулась на ее зов, сколь продолжительной была моя отрешенность от мира всего. Не скажу, что сложившаяся ситуация обеспокоила меня сильно. Ну, точно не так, как раньше.
Помню, одно время  меня волновал абсолютно каждый вдох и выдох, произнесенное слово и малейший потенциально-возможный взгляд, направленный в мою сторону. Могу сказать в один из обычных и ничем непримечательных дней меня перестало волновать мнение людей. Я не знаю почему, но в одно мгновение времени мне стало просто безразлично, кто и что обо мне думает и говорит, думает ли вообще. Наверное, я повзрослела.
Прокручивая эти и многие другие размышления, я улыбнулась самой себе.
– Что смешного Мия, ты меня вообще слышишь, – негодовала  моя сокурсница Люси.  Если не ошибаюсь, ей двадцать семь лет и она француженка. А еще она самая обыкновенная девушка, хотя сама она так не считает. Полагаю, ей нравилось думать, что она значимее кого-либо в этой группе.
– Я пытаюсь привлечь твое внимание уже несколько минут. Может, ты все-таки уделишь мне немного своего времени?
А вот и ответ, я отвлеклась всего на несколько минут, но ее тон уже находился на грани крайнего недовольства. Скажем так, Люси была не из тех девушек, которые любят повторять дважды.
– Прости Люси, я немного задумалась, но о чем ты спросила, – промолвила я из вежливости. На самом деле, вежливость отнюдь не чужда мне, но мое качество по праву. Хотя в последнее время я совсем перестала узнавать себя. Так и хотелось задать вопрос “что происходит?”, но ответить было некому.
– Вообще-то, я интересовалась эскизом. Итак, какой тебе больше нравится из этих?
В руках она держала несколько набросков на небольших листах, которые ей вскоре необходимо было подать профессору в виде домашнего задания. И, судя по всему, много времени у нее  не оставалось. С неподдельным интересом она ожидала моего ответа, только я, в свою очередь, смотрела на фотографии, и к своему разочарованию попросту их не видела. Может, потому, что в них не было ничего  примечательного, а может из-за того, что была не способна на это в последнее время. В конце концов, я указала пальцем на один из набросков, и это не смутило  меня.
Следом задала себе вопрос: “В чем дело, Мия! Что с тобою происхо-дит???”.
– Люси, мне кажется, коллаж с городом намного интереснее остальных, но это лишь мое мнение.
Мне с трудом давалось общение с Люси даже на протяжении тех не-скольких минут, когда она обращалась ко мне время от времени за своеоб-разным советом. Она была довольно непредсказуемая, посему какой будет  ее реакция, стоило лишь догадываться.
– Может ты  права, но мне больше нравится абстракция, – ответила она, поочередно просматривая все эскизы заново. Кажется, она была убеждена в своем выборе еще до того, как пришла за советом, а ее обращение ко мне оказалось просто  праздным интересом – выберу ли я понравившийся ей снимок или нет.
“Неужели сейчас это интересует ее больше всего? Мне этого не по-нять”, – подумала я, но Люси уже ушла.
Я действительно не могла этого понять, а еще чувствовала себя достаточно отдаленной от повседневности, чтобы вокруг что-то замечать. Тем не менее, мы учились в одном колледже и на одном факультете, это означало, что моя отстраненность и непонимание как минимум неуместны.
Но одного понимания было не достаточно, мое внутреннее замеша-тельство не умалялось, а продолжало биться во мне отчетливым и равномерным пульсом.  Едва на Люси оканчивался мой душевный каламбур,  группа была полна и другими студентами, которых за достаточно длительное время мне  окончательно не удалось понять. Наверное, я просто не стремилась к этому.
– Мия! – выкрикнула Энни. Едва появившись на пороге, она помахала мне рукой.
– Привет, – радостно промолвила я.
Мы познакомились с Энни в колледже незадолго после начала  учебного года. В отличие от меня, Энни родилась в Лондоне, будучи единственным ребенком в семье, и снова отличие. До переезда на съемную квартиру в Ноттинг-Хилл (затем оказалось, что мы живем на одной улице) она жила с родителями в пригороде Лондона. Говорят, им больше нравится жизнь за городом, чем в столице.
– Судя по всему, я не опоздала, – продолжила она, кивая на пустой стол профессора.
Семья у Энни довольно состоятельная,  но сама она постоянно повторяет, что “не имеет к этому никакого отношения”,  потому что хочет добиться успеха самостоятельно, и в этом наше сходство. Энни говорит мы  сестрички-близнецы (вспоминая то, что мы однолетки, это вполне возможно) и внешне дополняем друг друга, но здесь я немного не согласна.
Сравнивая себя с Энни, она умеет нравиться парням и красиво одеваться, а у меня с этим большой пробел, особенно когда речь идет о парнях. Ну вот, кажется, начались разбежности. Но это не мешало нам дружить и понимать друг друга с полуслова.
– Как всегда вовремя, – я понизила тон, Энни обернулась к выходу и сразу поспешила сесть за парту.
В кабинет зашел профессор Оллфорд. Статная походка пожилого мужчины несла за собою ауру знаний, которые можно было ощутить в воздухе еще несколькими минутами погодя. Профессору Оллфорду было далеко за шестьдесят лет, и он знал свое дело, пожалуй, как никто другой.
Всю свою жизнь он посвятил фотографии и был подлинным маэстро в своем ремесле, что непременно хотел видеть и в своих студентах. Практика без теории не представлялась настолько легкой, как это могло показаться на первый взгляд.
– Сегодня у нас с вами последнее занятие, но перед завершением учебного семестра вам  предстоит сдать контрольный тест, – сказал профессор Оллфорд и лекция началась. – Поэтому сегодняшнее занятие мы посвятим частичному повторению материала, который вы выучили в этом семестре, – продолжил профессор. – Прежде всего, вам всегда стоит помнить и никогда не забывать основу основ: что есть фотография как понятие, как и когда она появилась, каким образом она повлияла на современный мир, и что привнесла в него.
Лекция только началась, а мне уже стало невыносимо скучно. За краткое время в моей голове пролетало ошеломительное количество мыслей.
– Что ж, давайте вспомним с вами, что такое фотография и как ее воз-никновение повлияло на нашу с вами современную жизнь. Быть может, кто-то желает добавить от себя, – спросил профессор. – Джон? – с неподдельным интересом промолвил профессор.
Сосредоточенный и вдумчивый, молоденький паренек Джон, родом из Кливленда, штат Огайо, с удовольствием пошел навстречу профессору. Складывалось впечатление, что его просто  невозможно застать врасплох, потому что он всегда был начеку, а также готов ответить на любой вопрос, поставленный профессором.
– Вспоминая истоки появления самого слова “фотография”, мы мо-жем сказать, что оно пришло к нам от древнегреческого “фотос”, что, в свою очередь, обозначает “свет” и “пишу”, то есть светопись. Это техника рисования светом, с помощью которой мы можем получать и сохранять статистическое изображение на светочувствительном материале, таком, как фотоплёнка либо фотографическая матрица, с помощью фотокамеры, есте-ственно, – ответил Джон.
Из его уст это звучало так повседневно, словно в это время он говорил о чем-то совершенно будничном.
“Еще бы, мы учили это в начале учебного года. Пожалуй, это будет тяжело забыть, даже если очень того захотеть”, – подумала я.
– Замечательно, мистер Марей, – судя по тону профессора, он остался доволен ответом.
– Также фотографией называют конечное изображение, полученное в результате фотографического процесса, рассматриваемое человеком непо-средственно, – продолжил голос из аудитории. Естественно, это Аманда...
– Согласен с Вами, мисс Клэй, – довольно кивнул профессор.
Монотонная волна вопросов волокла меня к собственным размышле-ниям, как вдруг мое сознание помутилось.  Это было видение.
Меня обдуло ветром и я начала дрожать, до такой степени сильно, что не могла остановиться и перестать содрогаться. Я быстро оглянулась вокруг, мрачное небо отдавало раскатами грома, но я не находила ворона, что несомненно обрадовало меня. Беглым взглядом я стала искать незнакомца. Необъяснимое желание его присутствия с каждым мгновением все больше возрастало во мне  и только, когда я увидела его, то смогла перевести дух и вздохнуть с облегчением.
Это была тернистая тропа, возвышение скалы у обрыва на которой я стояла, и где  по-прежнему стоял  парень. По крайней мере, я видела его там в последний раз и не ошиблась, когда взглядом стала искать его именно там. К сожалению, расстояние между нами было практически непреодолимым. Нас  разделяла пропасть и несколько футов.
“Главное не смотри вниз, – повторяла я себе раз за разом. Не знаю, что меня пугало больше, высота, которая была подо мною либо сумрак, покрывавший ее ”.
Я решила использовать время, в котором мы были одни и попытаться поговорить с ним.
 – Привет, – нерешительно произнесла я, правда пришлось выкрикнуть, чтобы он услышал.
Но, в ответ последовала тишина.
– Я не знаю, почему это происходит. Ты можешь мне объяснить?
Я удивилась бы, если он ответил и на этот раз. В мгновение небо оза-рилось продолжительной молнией осветившей все вокруг и как мне показалось застывшей на несколько секунд, тем часом я увидела, как парень смотрит на меня, а затем он спустился на землю и сел, свесив ноги на краю. Раньше я не обращала внимания на его рост, но сейчас четко отметила про себя его телосложение. 
– Я боюсь высоты, а ты нет? – продолжила я, словно он ожидал мои слова.
– Тебе лучше уйти, – неожиданно для меня прозвучал приятный, мужской, но отчужденный голос парня.
– Я не понимаю, почему? – но вместо ответа, я услышала громкий скрежет ворона. Он вернулся, чем немало застал меня врасплох, но парня это нисколько не смутило.
– Мисс Уэйтс, хотите  что-нибудь добавить?
Тишина.
– Мисс Уэйтс, – вторит голос.
– Мия, – окликнула меня Энни. – Спустись на Землю, – сказала  она на полтона ниже.
– Что? – произнесла я, словно очнувшись ото сна.
– Именно мисс Уэйтс, неплохо бы вам прислушаться к совету мисс Лайт, поскольку я задал вам вопрос, – удрученно промолвил профессор.
“Не может быть! Я даже не слышала его обращения, – в ту же се-кунду пронеслись следующие мысли”.
– Прошу прощения, профессор Оллфорд. Я отвлеклась всего на мгновение, – в оправдание ответила я, но это не спасло ситуацию. – Можете повторить вопрос? – что дальше только усугубило ее.
– Мисс Уэйтс, – озадаченно промолвил профессор. – Ваши коллеги рассказали нам о понятии фотографии, если конечно вы их слушали. Что Вы можете сказать о временном сегменте фотографии?
– Конечно, профессор Оллфорд, – ответила я с натянутой улыбкой, надеясь, что выглядела она довольно искренне. Энни смотрела на меня во-пиюще непонимающим взглядом. Наверное, и у меня так получилось, если бы я видела себя со стороны.
– Предположительно, фотография появилась в середине XIX века и этим совершенно изменила мир. Первое закреплённое изображение было сделано в 1822 году французом Джозефом Нисефором Ньепсом. Он запечатлел вид из окна на пластину, которая была покрыта тонким слоем асфальта. Именно этот материал отличался светочувствительностью и помог появиться первому в мире снимку. Также в 1839 году француз Луи Дагер сделал новый важнейший шаг в развитии фотографии. Ему удалось получить снимок на пластине, покрытой серебром. Качество фотографии было довольно высоким.
– Благодарю, мисс Уэйтс.
– Фотография – это искусство получения фотоснимков, где основной творческий процесс заключается в поиске и выборе композиции, а также самого освещения и нужного момента для фотоснимка. Такой выбор должен определяться умением и навыками фотографа, а также его личными предпочтениями и вкусом, что характерно для любого вида искусства, – дополнила я.
– То есть, Вы утверждаете, что фотография представляет собой отдельный вид искусства, – с неподдельным интересом и немалым удивлением спросил профессор.
“Откуда это удивление?”.
Я думаю, он просто не ожидал того, что я отвечу дополнительно.
– Естественно, – с утверждением сказала я.
– Докажите нам, мисс Уэйтс.
– Постоянно ведутся нескончаемые споры, можно ли отнести фотографию к искусству. Все, кто любит фотографию и восхищается данным произведением искусства, а также участвует в его создании непосредственно, не нуждается в ответе, потому что он уже знает его, и это очевидно. Фотография – это искусство. Следовательно, оно потребует к себе не меньше созидания и трепетного отношения, чем кинематограф или музыка.
– Замечательно, мисс Уэйтс, – голос профессора стал снисходительнее, кажется все прошло неплохо. – На этом наше занятие заканчивается, – наконец-то сказал он. Скорее я просто очень хотела, чтобы он это сказал, потому что не могла дождаться окончания лекции. Еще одно мое отстранение от реальности на лекции профессора Оллфорда как минимум было бы неуместным. – Желаю всем отличных выходных и до скорой встречи, – напоследок сказал профессор.
Аудитория опустела с невероятной скоростью.
– Ты идешь? – спросила меня Энни.
– Да, мне нужно всего несколько минут.
– Хорошо, я подожду тебя у выхода из кабинета.
– Отлично, договорились, – сказала она напоследок и вышла.
– Мисс Уэйтс, мне нужно с вами поговорить, – к моему удивлению и нежеланию услышала голос профессора.
– Да, профессор Оллфорд, – робко промолвила я в ожидании разговора.
– Мисс Уэйтс, – он выглядел довольно озадаченно.
Должна признаться, его задумчивость заставила меня поволноваться.
О чем он хотел со мною поговорить, и вовсе не хотелось думать.
– Прошу, зовите меня Мия.
– Отлично, Мия.
– Мия, вы очень умная девушка и на протяжении года  не раз доказывали мне это своими знаниями, в частности и сегодня. Но в последнее время я все меньше и меньше замечаю ваши прежние качества. Я больше не вижу вашего стремления к знаниям, и рвения объять необъятное, – с определенной разочарованностью произнес  он.
– Простите профессор, сегодня на занятиях я вела себя не надлежащим образом.
– Разве только сегодня, Мия, – последовало от него.
“Ну вот, началось…”
– Да, я понимаю, – лишь ответила я. Но, а что мне еще оставалось? Оправдание не выход, когда знаешь, что виноват.
– Мия, вы будете замечательным фотографом, – подбодрил он меня, из-за чего немало вогнал в краску. – И еще.
– Да?
По истечению нескольких секунд я все еще пыталась переварить его слова. Услышать подобное от профи в сфере фотографии – что-то да значит.
 По крайней мере, для меня.
– Никогда не позволяйте минутной слабости победить свое настоящее, которое  есть несокрушимым в вас.
– Благодарю, профессор, я ценю ваши слова, – воодушевленно произнесла я. – Едва я заслуживаю их сегодня, если заслуживаю вообще.
– Именно сегодня, но мне стоило сказать это намного раньше, – на его лице появилась едва заметная улыбка, она была искренняя и добрая. – Ступайте в лабораторию, не то опоздаете на практические занятия у преподавателя Холлидей.
– Я очень признательна, – сказала я, покидая лекционный зал.
– Не за что, Мия.
“Энни, наверное, уже заждалась меня, – подумала я и следом задума-лась над словами профессора Оллфорда: “Именно сегодня”. Значит ли это, что я зашла в тупик, и мое поведение сегодня поставило последнюю точку над “и”, которая говорит о том, что пора мне уже задуматься над тем, что происходит в моей жизни, и разобраться с этим раз и навсегда. Хотя в последнее время, мне кажется, только этим я и занимаюсь”.
Я вышла в холл.
– Наконец-то. Ты решила сделать дополнительный доклад? – недо-вольно промолвила Энни. На самом деле она даже не злилась, это было заметно и легко определить. Вместе мы проводили чрезмерно много времени, это  позволяло нам с Энни видеть друг в друге то, чего не видели остальные. И знаете ли, это здорово!
– Прости, Энн, профессор Оллфорд задержал меня еще на несколько минут.
– О чем вы говорили? – заинтересованно спросила Энн,  в ее тоне уже не было негодования, чего я и ожидала.
– Сказал, что беспокоится за мое поведение и сетовал на частую от-страненность на его лекциях.
– И он прав, Мия. В последнее время ты сама на себя не похожа.
– Знаю, знаю…– вылетело в виде ответа, и должно было походить на оправдание, но едва ли натягивало на троечку.
– В частности, сегодня. Ты собираешься это объяснить? – продолжила она засыпать меня вопросами. – Профессор Оллфорд звал тебя на протяжении минуты, но ты не отзывалась.
– Я не слышала его обращения.
– Мия, что происходит?
– Я не знаю, что ответить Энни, – мы зашли в практическую лабораторию. А еще я надеялась, что этой краткой отговорки будет достаточно, потому, что говорить Энни об этом  видении, мне совсем не хотелось.
В легком вальсе, не спеша, промчалось еще полдня. Но здесь я предпочла бы нечто вроде твиста, мне очень хотелось, чтобы учебный день поскорее завершился.
“Моя маленькая победа. Пятница! Выходные!!!”.
– Мия, ты до сих пор в лаборатории? – услышала голос Энни, она зашла в лабораторную комнату.
– Да.
– Все разошлись примерно двадцать минут назад. Я ждала тебя на улице, но потом решила проверить в лаборатории, поскольку не видела, как ты выходила. Затем я подумала, что ты ушла без меня, – она все говорила и говорила, а я потерянно смотрела на нее, но ничего не отвечала.
– Прости,  что заставила тебя ожидать, – пыталась я собраться. – Я просто, – я замолчала.
“Я просто что?”.
– Ты задумалась? – с утверждением сказала она, от нее веяло непониманием.
– Я настолько предсказуема? – едва улыбнулась я.
– Нет, но в последнее время, это все, что ты делаешь.
– Это верно, – еще одна улыбка, всего краткое мгновение и ее больше нет.
– Ты домой собираешься идти? – ее непонимание набирало все боль-шие обороты и потребовало сиюминутных объяснений.
– Да, конечно. Не ночевать же тут, – ответила я, пытаясь улыбнуться на этот раз более жизнерадостно.
– Не знаю Мия, в последнее время твои желания тяжело предугадать.
– Звучит так, словно мои желания всегда бесшабашны и нелепы.
– Именно, как и их обладательница, – засмеялась Энни.
– Ты серьезно? – спросила  я, пытаясь понять, кто из нас в большой отстраненности.
– Нет. Я просто хотела подшутить над тобой, – заверила она меня. Да, это уже больше похоже на Энни.
– Очень остроумно, – я вышла из лаборатории, и Энни последовала за мною.
– Я знала, что ты оценишь.
– Еще бы, куда мне пропустить такое…
– Сейчас, наверное, ты шутишь, – предположила она.
– От тебя ничего не скроешь, – иронизируя, я сделала глубокий вздох.
Мы вышли из колледжа, и я практически сразу пожалела об этом. На улице было до жути холодно и ко всему прочему темно, хотя в последнее с лондонским освещением не верилось. Несмотря на  всю одежду, одетую на меня словно на капусту, пронизывающий ветер неумолимо заставлял почувствовать себя нагой.
Именно холод и вечерние сумерки, в который раз оживили мои воспоминания, принадлежащие повторяющемуся из ночи в ночь моему странному сну.
Едва зимнюю стужу можно было пропустить мимо внимания, но чтобы забыть о таковой, и вовсе не могло идти речи. Морозный ветер поспешно подгонял прохожих в спину, которые, в свою очередь, также перемещались весьма хаотично, ну а некоторые из них – еще и неуклюже.
Пожалуй, и мы не выглядели профессионалами ледникового дворца, но к счастью это завершилось, подчас мы зашли в лондонское метро.



Глава II
Впечатление

Всеобщее молчание сопровождало  нас всю дорогу. У меня складывалось  подозрение, что главным завсегдатаем этого мероприятия, в частности, сегодня, являюсь я.
Но почему-то мне совсем не хотелось  сосредотачиваться на этих мыслях, это вело за собою новые размышления, одно из которых – это то, что мои предположения есть не что иное, как правда, причина же зарождения этой всепоглощающей тишины (не беря в счет шум метро) – именно я. 
Энни тоже за все время нашего пребывания в метро не обмолвилась и словом. Скорее, это из-за моего молчания, а точнее –  моего состояния, сегодня отмеченного больше предыдущих дней.
“Видимо мой вулкан уже дошел до предельной точки кипения и сегодня выдал свои первые порывы лавины”.
Я думала о том, как  успела соскучиться по дому, и находилась  в предвкушении оттого, что все выходные проведу с родителями,  приехавшими ко мне перед новогодними праздниками, когда своевременно услышала обращение к себе. Скорее, это больше походило на далекий голос, который  безуспешно пытался пробиться в глубины моего сознания.
– Мия, – голос становился более настойчивым.
– Да, Энни.
“Кажется, я снова выпала из реальности”.
– Наша остановка.
– Уже? – удивленно спросила я.
– Правда?! – воскликнула она, продолжив. – Да, Мия, это наша оста-новка, и если ты не хочешь ее пропустить, тогда поторопись пройти к выходу.
– Куда мне без тебя…
– Ну не знаю, – тотчас ответила  она. –  На следующую остановку или до конечной?
Я засмеялась.
– Рада, что способна еще как-то повлиять на твое настроение, – она улыбнулась.
– Ты лучшая, Энн.
– Я знаю!
Мы вышли из подземки, и холод не замедлил и напомнил  о себе.
“Так и знала, ничуть не лучше”.
Родные места и улицы, переулки. Все говорило, что мы практически дома, на улицах родного Ноттинг-Хилла. Но в дальнейшем наши с Энни дороги должны были разойтись, и мы остановились. Ежедневное пятиминутное прощание перед тем, как окончательно разойтись по домам, стало для нас практически традицией.
– Я говорила с тобою несколько минут о сегодняшнем дне в колледже, но затем увидела, что ты  не слушаешь меня, – промолвила Энни. Она все еще требовала объяснений, а я по-прежнему  не владела ответами.
– Говорила? – меня обволокло непониманием, но судя по выражению лица, Энни оно подходило больше. – Когда?
– Да что с тобою. Ты сегодня какая-то странная, не находишь? – она волновалась, а мне это приносило неудобство. Да, друзья должны  беспокоиться друг о друге, но это было нечто иное. Мне не хотелось разочаровывать Энни, и  я просто не знала, что ей сказать.
– Все нормально, – повторила я и зря надеялась, что этого окажется  достаточно.
– Нормально? Да ты свою остановку едва не проехала, – в немалом осуждении произнесла она. – И проехала бы, если я не позвала тебя.
– Знаю, знаю…
– В метро, ты меня вообще не слушала, – ее чувства были задеты,  это было  ощутимо и по-настоящему.
– Прости, Энни. Сегодня я чувствую себя совершенно разбитой.
– Хочешь поговорить о том, что тебя угнетает? – спросила она. Я прекрасно знала этот тон. Она искренне хотела помочь.
“Так много”, – подумала я, но не стала этого произносить.
Будучи единственной волной оптимизма, она умудрялась в любой отрицательной среде найти свои положительные стороны и на примере привнести их в жизнь. Кажется, в моей жизни таких примеров было достаточно, и они все потребовали изменений. Я думаю, в мире должен существовать баланс и с присутствием светлячка он существовал в моей жизни.
В наше время довольно тяжело найти человека, которому можно довериться, и порою даже самые лучшие друзья, которыми ты для себя их считаешь, ими попросту не являются. Однажды они предадут тебя, тогда все станет на свои места, и окажется явным, кто был твоим другом по-настоящему, а кто лишь играл с тобою в кошки-мышки, изображая твоего истинного друга.
К счастью, мне повезло больше, и я не сомневалась в нашей с Энни дружбе, она была подлинной.
– Последние дни я плохо сплю и совсем не высыпаюсь. Я много думаю об этом сне.
– Но, они вроде перестали тебе сниться или нет?
“Если не считать сегодняшнего видения..., – подумала я”.
– Не они, скорее он, всего один сон.
– И?
– Одно время он перестал мне сниться, но только на этой неделе, я видела этот сон уже несколько раз.
– Парень, которого ты не можешь увидеть?
– Ворон.
– А парень красивый? – засмеялась Энни.
– Ты можешь думать о чем-то еще кроме красивых парней???
– Прости, но что поделать, если о вороне совсем не хочется думать. Куда приятнее думать о симпатичном парне, согласись!
– Я же говорю, я едва-едва вижу этого парня.
– И как далеко ты продвинулась на этот раз?
– Кое-как...
– А подробнее?
– Забудь, это просто дурацкий сон, почему мы вообще о нем должны говорить?
– Не знаю, может, к примеру, из-за того, что на лекциях ты больше не слышишь профессора, а потом не обращаешь внимания на свою подругу, которая разговаривала с тобой последний час пока мы ехали домой? Или может, просто потому, что это тебя волнует?
Это была бы не Энни, если она не захотела бы знать продолжение.
– Несколько недель подряд я не могла различить во сне ничего, но только ощущения.
– Страха?
– Необъяснимая боязнь, неопределенность и неведение того, что пря-чется за темнотой. Словно находящийся человек в темноте, может забрать меня с собою.
– Почему ты так уверенна, что в темноте кто-то есть, – настороженно спросила она.
– Я это чувствовала и не ошибалась.
– Ты о сегодняшнем сне?
– Или о нескольких последних. Понимаешь, этот страх был из-за ворона, теперь я это понимаю.
– Тогда ты можешь успокоиться, это же просто птица Мия!
Я неосознанно улыбнулась, почему-то мне не стало спокойнее.   
– Ты права, я слишком много времени уделяю разным пустякам.
– Я бы не назвала сон, повторяющийся на протяжении месяца или дольше пустяком, но я нахожу этому более рациональное объяснение.
– Какое?
– Скорее причина кроется глубже. Тебя последнее время что-то беспокоит и это выражается в твоих необоснованных снах.
Энни хотела знать, что происходит, и я была с ней солидарна. А еще я понимала, что на этот вопрос третий человек ответить не сможет. В настоящем здесь и сейчас стояло два человека, которые жаждали сиюминутного ответа, ими были Энни и Я.
– Не знаю почему, но последнее время меня утомляет колледж, – я терялась в тщетных попытках, ища объяснения, но на ум не приходило ничего дельного и вразумительного. – Знаешь, это чувство, когда ты оглядываешься вокруг себя и не можешь найти ничего общего с тем, что окружает тебя?  Словно когда ищешь свое место, но не можешь его найти.
– Ты  сейчас о колледже или о чем? – она смотрела на меня непонимающим взглядом.
– Я не знаю, – ответила я. – Но тебе никогда не хочется ничего  изме-нить, и  начать все заново?
– Вообще-то это было всего лишь глупое предположение. Не думала, что ты воспримешь это серьезно.
– Прости, видимо мой прибор сегодня дает немалые помехи, и я напрочь не могу отличить игрек от икса, – разговор стал заходить в тупик. – Скорее это из-за погоды, зимой он работает хуже! – моя последняя попытка отшутиться не увенчалась успехом.
– Я думаю, порою все чувствуют подобное. Люди любят копаться в себе, расточая время на разные пустяки, не замечая главного, – воодушевленно промолвила она.
– Чего именно? – будучи вовлеченной в разговор, на какое-то  время я забыла о зимнем вечере.
– Не замечая самой жизни, она здесь и сейчас и она прекрасна, Мия, – по ее лицу прошла легкая улыбка. – Постарайся не думать о лишнем, это самокопание, оно только заведет тебя еще глубже, чем сейчас. И, судя по всему, с тебя уже достаточно, милая.
– Это точно, я должна перестать заниматься самоанализом, – неодно-значно повторила я.
– У меня тоже иногда нет настроения, но затем все проходит. Все наладиться, вот увидишь. Это временно, – благозвучно произнесла она. Мне хотелось сказать еще  многое, но вместо этого я мысленно возвела свою очередную тираду.
“Нет, отнюдь это не временно. Это уже вошло в мою жизнь, не сра-зу, но постепенно. Осмысливание своей повседневной жизни заставляет тебя, нет, не прислушиваться к ней, но уже слышать ее довольно громко и отчетливо. Порою хочется закрыть уши от невозможности слышать это более, но ты не можешь. Ты понимаешь, что доносящийся глас идет не из окружающего мира, но из твоего сознания, и оно говорит: “Остановись на миг и посмотри, на что ты расточаешь себя. Это ничто, это пустота”.
– Да, в последнее время я  много думаю, – сказала я обратное своим чувствам, потому что знала, Энни меня не поймет. Более того, я сама себя не понимала, чего я тогда хотела от других?
– Ладно, Мия, давай по домам,  холодно очень, – застонала она, дре-безжа зубами.
– До понедельника, светлячок, – кажется, получилось  очень даже ни-чего.
– Не позволяй своим снам большего,  – поспешно пролепетала она.
– О чем ты?
– Мия, пусть все встанет на свои места, я искренне тебе этого желаю.
Пустился снегопад. Набирая свои обороты, он уже походил на вьюгу, но все еще ему недоставало мощи. Я поспешила домой, дабы поскорее спрятаться от впечатляющего и прекрасного, но при этом никак не согревающего снегопада. И все же, ниспадающее с неба великолепие, полноправно заставляло останавливаться время от времени, и стоя созерцать, даруя радость взгляду. Поспешно и хаотично снежинки кружились в воздухе, их движение походило на неповторимый танец, в котором танцевали двое. По своему подобию и различию они были уникальны и неповторимы. Падая же о землю, их танец прекращался, но это не мешало им остаться в своем единстве.
В мгновение мой взгляд сосредоточился на невнятной точке впереди. Я пыталась разглядеть ее, но из-за снегопада это доставляло немалый дискомфорт и трудности. Нечто, словно приближалось, но может, просто было ошибочным видением в непогоду. И только за мгновение, больше не вызывало у меня никаких сомнений. Все ближе и четче, набирая свои очертания, это ”нечто” летело ко мне навстречу, я смотрела на него  и видела белокурого голубка восхитительной красоты. Откинув все недоумевающие вопросы относительно его появления и прочие мои предположения, я подумала об ином. А именно, впервые в жизни я была поражена до глубины души великолепием одинокого голубка. А размах его крыльев только добавлял неотразимого восхищения им.
Я остановилась, скорее я стояла уже некоторое время, но не отдавала себе в этом отчет, и продолжала наблюдать за необычным появлением зимним вечером в Ноттинг-Хилл. Снежинки,  падали мне на лицо, но больше я не стряхивала их, давая им возможность растаять на нем. Мое сознание склонялось не одному десятку вопросов, все они были так поспешны и словно соревнуясь, бежали  наперегонки друг с другом. В равной степени  все без исключения они волновали меня, и сиюминутно я хотела знать ответы на все мои к этому времени уже сформировавшиеся и только еще возникающие вопросы.
“Может, ему холодно. А может, он потерялся и растерян? – подумала я. – Что же, в этом  мы равны, – возникали следующие мысли. – Может, он ранен, – сквозь сознание пронесся  вопрос, и мне стало жутко. Мысленно я надеялась, что с ним все в порядке”.
Я смотрела на голубка и пыталась понять, что есть большей причиной моих замешательств, а также немалых впечатлений. То, что он летит на меня (и я понимала, что еще малой наносекундой он  пролетит около меня, следуя в свою неизведанную даль), его же красота и грация заставили  мое сердце замереть от изумления и биться еще сильнее, тем самым продлив мгновение ощутимой красоты. Всего несколько секунд, от силы минута, сполна взбудоражили мою жизнь, и этому я не могла найти должного объяснения. По ощущению они не были равны и больше походили на медленное воспроизведение пленки.
Мое ошеломление перешло все грани, и у меня окончательно захватило дыхание, когда белокурый голубок  сел мне на руку. Он продолжил смотреть на меня со всевозможно присущей ему серьезностью, так, словно это было возможно, и я смотрела ему в ответ, боясь совершить малейшее движение, дабы не спугнуть своего нежданного гостя.
Снег все не прекращался, и мы оказались подвержены ему уже вдвоем.
– Здравствуй, милый, – тихонько промолвила я. – Откуда ты взялся такой красивый, – спросила я его, словно была уверенна в том, что он мне ответит.
– Пойдешь со мною домой? – обратилась я к нему, и сделала маленький шаг. Как ни странно, он остался на руке, и это не смогло не вызвать у меня ноток удивления,  я думала он сразу сорвется с руки и улетит. Но он не улетел и каждый последующий мой шаг, приближал нас домой. Дорога оказалась короткой,  поскольку, когда я встретила голубка, то была уже практически у дома.
Поспешно оглянувшись вокруг дома, я зашла внутрь. Следом подня-лась ступеньками на третий этаж и предприняла последние рывки к скорому и желаемому теплу, поспешно ища ключи и, как всегда, не находя их.
– Порою у меня складывается впечатление, что у меня ключи не для того, чтобы открывать ими двери, но чтобы постоянно искать их в сумке, – произнесла я сама себе. – Эврика! – наконец-то я могу попасть домой.
– Мам, пап, я дома! – прокричала я, оповещая родителей о своем возвращении.
Мои родители София и Николас приехали в Лондон, но уже в воскресенье они должны были вернуться  домой в Оттаву. Что касается моей старшей сестры Лесли, то она предпочла остаться дома, обещая навестить меня со временем. После свадьбы, которая состоялась не так давно, у нее оставалось все меньше и меньше времени для полноценного общения со мной. И вновь это расстояние…
Помню, я сообщила родителям о своем решении относительно переезда только после моего зачисления в колледж. Знаете это чувство, когда  вы оглядываетесь вокруг и к своему страху, а может разочарованию, больше не видите ничего из того, с чем могли бы ассоциировать свое будущее?
В один день я ощутила аналогичное чувство, которое я, пожалуй, не забуду никогда. Да, больше я не видела своего будущего в Оттаве, и, как мне казалось, оно ожидает меня за другими горизонтами,  которым в дальнейшем я последовала навстречу. Ими для меня стали мое увлечение фотографией и совершенно новая и еще незнакомая мне страна.
Подача документов и последовавшее ожидание вскоре воплотилось в мое принятие в колледж. У меня появился шанс изменить что-то в своей жизни, и я воспользовалась им. Все было решено, оставалось только собрать вещи и попрощаться со страной, которая много лет назад стала для меня вторым родным домом. Что я в последующем и сделала, на этот раз самостоятельно.
– Привет милая, – следом услышала шум из кухни. Это приятно  удивило и вызвало хорошие воспоминания из детства,  когда мы жили вместе, мама по старой привычке проводила время часами на кухне, чтобы по нашему возвращению побаловать нас чем-нибудь вкусненьким. Не являлись мы также сторонниками и “светской жизни”, подразумевающей посещение различных кафе и ресторанов.
– Я смотрю неплохой фильм, присоединяйся, – слышу от папы и вот  он уже в поле моего зрения. Я всегда с радостью разделяла с ним эту участь. Долгие разлуки и расстояние не уменьшили моей любви к последующему, но лишь развили эту тягу во сто крат сильнее.
– Ты не поверишь, – восторженно сказала я, и отец обернулся ко мне.
– Мия, откуда он у тебя? – его тон обозначал одно – он погряз в замешательстве, немало в нем пребывала и я.
– О ком вы говорите, – послышался голос мамы из кухни, и следом она вышла сама.
– Голубь? – удивленно произнесла  она. Не думаю, что рассчитывала на другую реакцию. И затем, могла ли она быть иной после того, как они увидели моего не совсем обычного друга.
– Понятия не имею, я просто шла и он появился. И мне захотелось взять его с собой, – воодушевленно промолвила я, поочередно поглядывая то на родителей, то на голубка.
– Я сожалею, милая, но так или иначе тебе придется отпустить его на свободу. Ты не сможешь постоянно держать его взаперти и рано или поздно ты должна будешь сделать это, – сочувственно сказала мама.  Я понимала, что в ее словах сокрыт немалый смысл, и мне следовало согласиться с этим. Точно я не знала, как долго крылатый друг пробудет со мною, но в полной мере мне доставало настоящего времени, в котором мы были вместе, а об остальном почему-то не хотелось думать и делать поспешные выводы.
– На улице холодно, и я не думаю, что ему понравится это, – начала я строить свою защитную кампанию. И этим лишь выражалось мое желание оставить голубка у себя на ночь.
– Едва ли ты встретила его в другом месте, –  сказала мама, и она была права.
– Софи, ты же знаешь, как наша дочь относится к такому роду вещей, – доброжелательно произнес  отец. Он частенько выступал на моей стороне, и я всегда могла положиться на его поддержку, за что была ему безмерно благодарна.
– Твоя правда, Николас, – ласково промолвила мама. – И потом, я  говорила обобщенно и отнюдь не имела ничего против этого миловидного голубка.
– Ты находишь его милым? – заинтересованно спросила я. Что касается меня, я находила его просто великолепным.
– Он милый, – озадаченно ответила она, продолжив. – А еще я знаю, что ты голодна.
– Не совсем.
– Мия, тебе стоит поесть, ты весь день провела в колледже, – настояла мама. Когда мама начинала говорить подобным тоном, я понимала, что спорить с нею бесполезно и победу мне не одержать. По крайней мере, не так быстро.
– Мам, – простонала я.
– Софи, наша дочь истинная жительница Лондона и живет по графику питания англичан, – дополнил отец, как и прежде, будучи вовлеченным в просмотр фильма.
– То есть, когда придется, тогда и поем? – не понимая, сказала она.
Отец засмеялся, и я подхватила его смешок.
– Я, правда, не голодна, – поединок был еще не проигран, и я предпринимала очередные попытки отстоять свое маленькое “Я”.
Мои родители очень добрые и внимательные, заботливые и искренние, и я их очень люблю. Стоит ли говорить что-то еще? Для меня они лучшие из лучших, и других таких просто не существует.
Мой пернатый друг по-прежнему сидел у меня на руке. И, как я предполагала, довольно внимательно наблюдал за всем происходящим. Я задумалась над тем, какое у них понимание к окружающему миру, как они все видят и воспринимают. Не зная однозначного ответа, я была уверена в том, что они с лихвой разнятся от людей.
– А как вы провели день? – мы зашли на кухню. Едва я могла назвать свою кухоньку просторной, но мы умудрялись замечательно провести время, не ощущая недостатка места.
– Замечательно, мы много гуляли по городу. Жаль, тебя не было с нами, – разочарованно промолвил отец. –  А как у тебя дела в колледже?
Наш разговор плавно и постепенно шел к полуночному чаепитию.
– О, все замечательно, – с явным преувеличением ответила я, надеясь, что оно не так очевидно, еще в моем голосе плескалось немало фальши. Честно, все было с точностью наоборот, но я не хотела расстраивать родителей. – Самое главное, – продолжила я, – что завтра мы проведем весь день вместе, и это будет здорово!
– Ох уж этот Лондон, – одновременно произнесли родители.
– Софи, помнишь тот случай с фотографией, – спросил отец, и его лицо расплылось в милой и ностальгической улыбке.
– Еще бы, – оживленно ответила мама. – Она была еще совсем ребен-ком, когда увидела тот снимок впервые, – продолжила  она следом за отцом. Казалось, на мгновение воспоминания заполонили воздух помещения, но в отличие от родителей, мои воспоминания были скудны.
– О чем вы? – заинтересовалась я.
– Вестминстерский дворец, – объяснил отец, но это мне немногим по-могло, и он продолжил. – Это было до нашего переезда в Оттаву, как-то вечером мы встретили наших друзей. Они только вернулись после продолжительного путешествия по Великобритании, где посетили множество мест.
– Она была еще так мала, – дополнила мама, в ее голосе было нечто от радости и тревоги, восхищения.
– Ты взяла фотографию и сказала: “Мама, это замок со сказки, которую ты читаешь мне на ночь”, – дополнил отец. Он ушел в воспоминания, это касалось и мамы. Со мной было тяжелее, как-никак я едва помнила этот разговор, и едва что-то изменилось, не заговори они  об этом.
– И сколько лет мне тогда было? – интерес и непонимание поглотили меня сполна.
– Лет пять, не более, – ответила мама.
– Я совсем этого не помню, – раздосадовано промолвила я.
– И не удивительно, ведь тебе было всего пять! – проговорили они на раз.
– И что ты ответила мне? – интерес не отступал, отнюдь.
– Милая, когда ты станешь взрослой, ты непременно туда поедешь, –в ответ мама  улыбнулась.
– Ты учишься в Лондоне, Мия, – сказал отец. – Ты воплотила свою мечту в реальность, – отец  был рад, и это делало счастливой и меня.
– Мы никогда не сомневались в тебе, и знали, что ты непременно добьешься своего, – сказала мама. Ее слова имели для меня особую ценность,  также как и слова моего отца.
Верно, стоит только сильно захотеть. Отчасти правда, человек не мо-жет до тех пор, пока не хочет. Конечно, от желания зависит далеко не все, но это неотъемлемая основа, заглавная составляющая, без которой попросту ничего не получиться.
– После сказочного замка предлагаю прогуляться по Гринвичу, – продолжил отец.
– Я была ребенком!
– Но это не изменит моего восприятия о Парламенте, – засмеялся отец.
– Милый, разве ты никогда не был у Гринвичского меридиана? – спросила мама.
– Нет!
– Правда? – переспросила она.
– Ты права, – улыбнулся отец. – Ты мой меридиан.
Я сонливо улыбнулась.
– Голосую за “time bed”, – предложила я.
– Поддерживаю, – дополнила мама.
– Еще бы... – засмеялся отец.
– Да, я люблю сочетание графика со здравым умом, – в голосе пахло сарказмом, этим она очередной раз хотела подстрекнуть отца.
– Good night! – задорно последовало от отца.
– М…м…м… ты знаешь английский, – засмеялась мама. – Года идут, а ты все еще удивляешь меня! – продолжала она подшучивать.
Мой отец работает журналистом, а мама – социальный работник. Однажды они познакомились во время международной конференции, где затрагивалась тема “защиты детей и несовершеннолетних молодых людей”. Для  мамы английский язык не является родным, но она знает его в совершенстве. Моя мама украинка, а отец – англичанин. Когда родители поженились, они были очень  молоды и счастливы.
– Милая, это только начало, – подмигнул он ей.
“Ну вот, началось их ребячество, – подумала я. Хотя на самом деле меня довольно-таки умиляли их нежные и ласковые взаимоотношения”.
– Night, Night, –  я прервала  их разговор.
– Ты мне кого-то напоминаешь, – ответила мама.
– Учусь у лучших! – пролепетала я.
Мне хотелось кричать от переполняемых мною чувств, поскольку  я так сильно любила свою семью. Это я пыталась показать им всем своим естеством, чтобы они никогда, никогда не усомнились в моих чувствах. Любовь не  должна афишироваться одними только словами, но дополняться действиями. Пожалуй, первое шло в ногу со вторым и не мыслило своего существования друг без друга. Безусловно, на расстоянии наша связь становилась только сильнее.
Подойдя  к столешнице, я взяла  на руку своего пернатого друга и пошла в комнату. Как ни странно, я уже успела к нему привыкнуть. Время близилось к  полуночи, я приняла душ и включила ноутбук.
Без промедления, я запрыгнула на любимый, погрязший в подушках подоконник, и окунулась  в размышления, накопившиеся за день и не только. Ко мне подлетел голубок и сел  на колени. Несколькими минутами погодя комнату заполнило негромкое звучание музыки. Это чарующее взаимодействие альтернативно-симфонического рока, непревзойденного мужского фальцета и чувственной игры пиано. Музыка способна творить чудеса и вызывать в нас воспоминания. В моем случае это больше походило на весомый эмоциональный букет многих прожитых мною чувств и дней.
Мне нравится музыка, я слушаю ее довольно часто и достаточно раз-ную. Каждый стиль, исполнитель, всё в целом и только частично способно запечатлеваться в нас определенными воспоминаниями и опытом, через который мы все проходим.
Мой взгляд продолжал блуждать ночной улицей, словно проделывая свой вояж, это действовало на меня успокаивающе, чего я не могла сказать о своей участи среди людей. Часть меня всегда взывала к уединению и предпочитала суете занятную участь тишины, но что касается общения, здесь мне нет равных! В общении я неуклюжая и в каком-то смысле неуместная для людей. Не могу сказать, что я не общительная, но скорее моя общительность распространяется далеко не на всех и ограничивается теми, кто уже есть в моей жизни. Что касается “чужих”, с ними все немного тяжелее... Хотя я  не признаю этого на людях.
Скажу даже больше, я готова безудержно и без остатка раствориться в родных и близких мне людях, потому что доверяю им и люблю. И чувствую себя до невозможного неуклюжей и неумелой, когда речь заходит о новых знакомствах, и  становлюсь практически “парадоксом”, когда это касается общения с парнями. В общем, парни никогда не баловали меня своим вниманием. Когда я училась в Оттаве,  не могу сказать, что за ланчем я сидела исключительно за рядами последних, но и  не за столом капитана команды и его друзей.
У других в этом плане получалось лучше, но я была так не схожа с большинством людей, среди которых жила. Они были  сильнее меня и потому счастливее, а своего счастья нужно уметь добиться. Словно вьюга, хаотический поток мыслей вился в моей голове днем и ночью, не прекращаясь и не давая мне покоя. Заглавной  отметкой этого опустошения и непонимания, а порою и непринятия самой себя, было отсутствие в моей жизни человека, которого  в ней не существовало.
“Я не жду чуда, уже не жду. Оно не доступно мне, и всему есть доказательство. Более того, я в него никогда не верила, или уже не верю. По всей видимости, и чудо меня совсем не ждет. Достаточно…”
Но я по-прежнему продолжала надеяться и верить. Мне хотелось ве-рить, что ты рождаешься не один, но влекомый невидимой нитью, которая после рождения ведет тебя, и однажды ты завернешь этот клубочек до конца, и встретишь его. На это могут уйти годы, и они уходят, так проходит вся жизнь, эта схема была придумана гораздо раньше меня и всех прежде родившихся меня.
“Что если это не так, что если я просто одна и все. Я родилась с оборванной нитью, и там у другого конца пустота, и ждать вовсе некому, ; подобные мысли омрачали меня, о них хотелось не думать, но гнать прочь из головы”.
За своими размышлениями я совсем забыла о своем пернатом друге. Отстранившись от окна, я перевела взгляд на голубка, и у меня невольно затаилось дыхание. Мои колени служили ему возвышением, и потому наши взгляды оставались на уровне. Тусклое освещение ночных ламп частично отображалось на нем и это производило впечатление загадочности и нереальности происходящего.
Чувственный фальцет в сопровождении оркестра по-прежнему доно-сился из динамиков ноутбука, и это только усиливало чувство недосказанности. Не в силе отстраниться от него взглядом, безмолвно, я продолжила наблюдать за ним на протяжении еще нескольких минут, которым в дальнейшем окончательно  потеряла счет. Мне еще никогда в жизни  не доводилось видеть их настолько необычными, как я увидела его тем вечером. Я была не просто восхищена, но абсолютно потеряна пребывая под непонятным мне влиянием пернатой птицы.
– Ты голоден? – мой голос пронзил тишину, к которой я, кажется, уже привыкла. – Конечно, ты не можешь мне ответить, потому что не умеешь говорить, а жаль. Мне бы очень хотелось с тобою поговорить, знаешь мне так одиноко среди всех этих людей. Это странно, ты не находишь, люди находятся повсюду, а я чувствую себя так словно я одна живу в этом городе, – угнетенно продолжила я. – Куда не пойду,  его там нет. Ответь мне, как я могу чувствовать этот город родным, если мы живем поодиночке, о существовании друг друга не подозревая, – мой голос становился все тише и тише, и вскоре сошел на шепот.
– Тебе все еще нужны доказательства? – я недоумевала. – Я сейчас разговариваю с тобою, и  это больше походит на бред сумасшедшего. Увидев это, Энни сказала бы, что я сумасшедшая. Хотя мы знакомы на протяжении года, и она мне этого еще не сказала, – лицом прошлась улыбка, полная грусти. – Хорошо, что ты не понял ни слова из сказанного мною, иначе бы сошел с ума, – на что мой гость лишь внимательно смотрел на меня. Я ощущала эту пустоту наощупь, от нее изнывала моя душа.
– Как ты думаешь, возможно, ему сейчас тоже одиноко, – задала я еще один вопрос. – Тогда я ему не завидую... – едва выговаривала я последующие слова и еще больше окуналась в непонимание происходящего и ощутимого. И дальше уже не произносила вслух, но только прислушивалась к своим мысленным тирадам.
“Мысли облекались в слова, и  имели свою тяжесть, которая в свою очередь имела свойство несоизмеримо давить на меня.  Что обо мне может думать человек, который меня не знает, которого не существует ”.
– Я родилась с оборванной нитью, – промолвила я и меня настигла тишина. Голубь издал характерный ему звук,  и я перевела на него взор. – Мой благодарный слушатель, – я улыбнулась ему, и он вновь заговорил со мною, но по-своему.
Меня переполняли чувства и вовсе не давали о себе забыть. Боль нарастала и стремительно подбиралась к горлу, где располагался болезненный ком, из-за которого даже простой глоток доставлял немалый дискомфорт. Неспешно из песни доносились следующие слова “… Я слышу твой голос, он сопровождает меня. Ты появляешься и манишь меня к себе, но стоит мне подойти, и ты исчезаешь. Это не важно, ты продолжаешь жить  в моем сердце и моей душе. Где ты, я жду тебя …”
По лицу прошла  слеза, едва успев бежать с одной бездны, они обрывались и падали уже совсем в иную. За окном вновь пустился снегопад, я успокаивалась им, ведь подобному ненастью была присуща внутренне и я. Кажется, голубку это пришлось не по нраву,  он то и дело издавал свою собственную, но вовсе непонятную мне речь. Одновременно я думала о многом и еще большем, что сама не поспевала за своими мыслями. Это было громко, это было сильно и это было ощутимо.
– Прости дружок, сегодня я не в настроении, – ответила  я, обращаясь к голубку. Едва реагируя на музыку, я глотала пепельные слезы.
Завтра все будет воспроизводиться аналогично сегодняшнему дню, словно в “дне сурка”.
–Так или иначе, я буду ждать продолжения, ведь по-другому без него не быть, – сонливо произнесла я, смотря на голубка. С каждой минутой веки становились все тяжелее и тяжелее, вскоре я погрузилась в глубокий и беспробудный сон.
Прежде сны были иными, но в последнее время в них не давало о себе забыть мое подсознание.
Сны. Что это? Что мы о них знаем?
Они являются для нас потайным миром, закрытой дверью. Это совсем иная, другая жизнь, которую мы ведем, непосредственно соприкасаясь со сном. Сны могут о многом повествовать нам и во многом запутать. В этом я убедилась лично.
Во сне, я многое забывала. Ничего не тревожило меня и не огорчало. Колледж,  большие ожидания и пустые разочарования, не дававшие мне покоя, отходили на задний план. Я чувствовала себя крохотной частицей воздуха, невесомой и свободной, одинокой и непотребной иным, чувствовала себя легко. Но этим говорило лишь мое подсознание, и с рассветом я открывала глаза и понимала, это был просто прекрасный сон, в котором мы  вдвоем.
К сожалению, ночь была слишком короткой, чтобы я могла достаточно отдохнуть сама от себя. Так или иначе, любое время суток обладало как своим началом, так и окончанием. Плохому и пасмурному, либо светлому и доброму времени приходил свой черед, своевременно также прошло и время, отведенное сну. С приходом нового дня на меня вновь начинал давить окружающий мир, в котором я чувствовала себя иностранцем. Иностранцем, который не знает о существовании своего родного места, иностранцем, который жаждал любви, но не находил ее.