Верочка сидела и плакала. Она была вообще немного плакса, плакала довольно часто и по не совсем печальным поводам, чаще по мелочам. Поэтому к её плачу относились без особого внимания: ну жалели, ну сочувствовали, но как-то вскользь.
Но это был совсем другой случай. Ростислав Петрович никак не мог закончить своё дело, а дело было срочное. Ростислав Петрович был одним из немногих мужчин, работающих в школе-интернате. И конечно благодаря ему был создан детский оркестр, куплены музыкальные инструменты. Ростислав Петрович, высокий худощавый мужчина с тёмными волосами, был одинок. Дети и музыка – это была вся его жизнь. У него не было детей, но все дети интерната были его дети, особенно те, которые были привлечены в оркестр.
И вот эти дети, а уже не одна только Верочка, сидели и плакали. Точнее, плакали только девочки, мальчишки были серьёзны, но если честно, глаза у них были тоже на мокром месте.
Умерла Вера Васильевна – любимая медсестра школы-интерната. Любимая – всех детей. Кажется, она была здесь всегда, всю жизнь. Она была не то чтобы всем мама, не то чтобы была очень ласкова. Уж скорее доброта светилась в её улыбке, иногда даже в нахмуренных бровях. Одна черта отличала её от других взрослых, педагогов, обслуживающего персонала – это справедливость. Вера Васильевна была всегда справедлива и добра. Это почему-то важно именно в таких учреждениях, где дети считаются трудными, где характеры, где сложные отношения, где обделены. Вера Васильевна умела понять и простить. У неё не было любимчиков, даже самый хулиганистый парень Сева Чурбанов, от которого стонал весь интернат, дети и взрослые, казалось, был ей дорог так же, как и отличница Алёна.
И вот теперь приближались похороны, и у Ростислава Петровича стояла задача – за полтора дня подготовить с оркестром похоронный марш. Он хотел почему-то подготовить марш, написанный Бетховеном, это было трудно, надо было упрощать мелодию, раскладывать для разных инструментов, это всё срочно, и потом, дети – это ведь не музыканты.
Но он не учёл самого главного: как только грустные ноты заполняли оркестровую комнату, дети начинали плакать, слишком они любили свою Веру Васильевну. И дело совершенно не двигалось. Ростислав Петрович уже и курил, и объявлял перерыв, и отправлялся гулять, но дело не сдвигалось с абсолютно мёртвой точки.
Его педагогического дара не хватало, чтобы решить эту проблему. Хотя он был не просто хороший музыкант – иногда возникало ощущение, что мелодии непрерывно витают в его голове, вызывая в нём какую-то заметную рассеянность, несосредоточенность. Он был прекрасный педагог, дети всё время ходили за ним вереницей, да и не было более популярного учителя даже для мальчишек, а ведь он не был учителем физкультуры или труда.
И решение нашлось неожиданно, и нашлось оно в том, что он любил больше всего на свете – в музыке. Ростислав Петрович зашёл в класс, осмотрел ребятишек, сделал небольшую паузу…
- Отставить слёзы и сопли! Учим марш в быстром и весёлом темпе.
Попробовали первые ноты. Все были как-то насторожены, напряжены. Не верилось, что из этого что-нибудь получится. Ростислав Петрович открыл окно. Свежий воздух ворвался в комнату. Было странное ощущение, как будто начали играть совсем другую мелодию.
Слёзы потихоньку начали высыхать, дело сдвинулось. Не сказать, что всё пошло легко и просто, но если дело двигалось, то в этом Ростислав Петрович был профессором – он абсолютно хорошо умел управлять оркестром. Дети играли всё более слаженно. Они уже вникли в ноты, аккорды, необходимость играть в оркестре отвлекла их мысли от трагедии. Звучание становилось всё лучше и лучше.
На другой день оркестр стал играть в медленном темпе. Уже никто не плакал, музыка забирала все эмоции. Игра становилась всё лучше и лучше, и порой уже казалось, что играет настоящий полноценный оркестр.
Когда обессиленные дети выпустили инструменты из дрожащих пальцев, на душе у них было легко и спокойно. Они были полностью готовы к завтрашнему дню.