Не плачь, девчонка

Вадим Гордеев
               

К обеду дождь перестал. Грязную вату облаков растащило ветром.
Пахло сырой землёй и немного навозом с фермы. У магазина два мужика под навесом перекуривают без спешки. Ждут, когда водитель разгрузит райповскую машину.
Мимо, перешагивая лужи, идет солдат в тщательно приталенной парадке с двумя дружками. Все трое пьяные.
 
-Петька, ты…? Ну, здоров, служивый! Совсем отпустили?

Солдат, плотный блондинистый малый, довольно улыбался. На новенькой парадке  красуется  набор значков.

-Не-е, в отпуск- он щёлкнул дешевеньким портсигаром, достал оттуда сигарету, и сунул в рот.

-Слышь, Петька, тётка Настасья  третьего дня померла, сегодня хоронят. Ты на поминки-то заходи. Помнишь тётку Настасью?

-Зайду,- мотнул головой солдат.

Покойница лежала в нетопленной избе в простеньком гробу, поставленном на две табуретки. В мёртвых руках тонкая свечка. Душный запах нафталина из старого сундука. Батюшка маленький, рыхлый, лицо благостное, скороговоркой прочёл молитву, помахал кадилом и уехал. Витька, хозяин у которого я жил, и племянник одинокой бабки Настасьи, взял на себя роль распорядителя. Он позвонил, договорился с отцом Николаем из соседнего села. Жена Глафира съездила в райцентр купить материи обить гроб. Мужики с пилорамы сколотили домовину и помогли вырыть могилу.

-Генке шофёру, что гроб на кладбище повезёт, нужно дать, ещё мужикам Серёге с Егором за гроб и могилу, отцу Николаю за отпевание,- Витька с Глафирой по деревенской  привычке рассчитали всё до копейки: сколько денег на водку с колбасой, чтобы помянуть бабку, сколько кому за работу. Для этого Витьке пришлось свезти в райцентр оставшиеся от бабки иконы.  При жизни один мужик всё просил их у старухи, особенно одну, но бабка не продавала - берегла. Дед у неё священником был. Денег хватило, чтобы и крест простенький сварной заказать на могилу,  и венок из пластмассовых цветов купить. Через час пришла машина. У почерневшего от дождя забора собрались старухи. Помертвелая осенняя трава, выкопанный  чёрный огород, голые прутья малины. Соседняя изба с заколоченными окнами, дальше ещё одна.

Вынесли табуретки на улицу. Мужики поставили на них гроб, чтобы покойница, как того требует обычай, простилась со своей избой. Восковое лицо бабки Настасьи с провалившимся ртом и чёрными тенями в глубоких глазницах. На голове беленький  платочек. Старухи заголосили-запричитали. Мужики угрюмо помалкивали.

-Ой, отмучилась, Настасья. Вот и встретится теперь со своим Василием,- подслеповато щурилась соседка. Рядом вертелась собака вся в колтунах и репьях.
 
Хоронили просто. С кладбища вернулись довольно быстро. На поминки народу собралось побольше, даже продавщица Тонька закрыла магазин раньше и тоже пришла. 
Глафира с сестрой наготовила всего и много– кутью, блины, наварила холодца. Захмелев, народ разговаривал в разнобой, потом запели что-то тягучее. По старушечьим  щекам текли скорые на всякую людскую печаль слёзы. Зашёл и давешний солдат в парадке, полез обниматься к Витьке, но на него зашикали, и отправили с мужиками курить на крыльцо.

Накурившись, назябнув на осеннем ветру, мужики зашли в избу, допили водку и начали расходиться.
 
Утром сварил на плитке рассыпчатой картошки, добавил туда пол банки тушенки.
 
-Вадим?! Ну, где ты там? Пошли уже….простынет,- заглянул в дверь хмурый Витька.

Сунул ноги в сапоги, вышел следом на двор. По улице, раскачиваясь на колдобинах, проехал рейсовый ПАЗик. За забрызганными грязью окнами, сидели редкие пассажиры.

Нетвёрдой рукой Витька разлил водку по рюмкам. Молча выпили.
Глафира  перебирала всё тёткино богатство– порыжевшие фотографии с заломленными краями, солдатские письма треугольнички, написанные химическим карандашом, с выцветшими строчками, порыжевшие похоронки на отца и брата, свидетельства о смерти сестёр Лукерьи и Марфы, какие-то справки, квитанции, пенсионную книжку. Отдельно лежала большая пачка писем в конвертах с марками.
 
-Вот и прожила тётка Настасья сколько господь отмерял,- вздохнула Глафира.

-Любила всё рассказывать про Василия своего. Он тоже наш деревенский, жил через три дома. Уж как она его любила, сидит, бывало, письма его перебирает.

-Ага, всё рассказывала. Что песни петь любил,- вспомнил Витька.

-Они и свадьбу сыграть хотели. А тут война. Всех мужиков сразу забрали на фронт. Василий сначала писал, а потом пропал. Ни единой весточки больше до самой победы. На других похоронки приходили, а на него нет. Так и жила тётка Настасья, не жена и не вдова. Запросы писала после войны в военкомат и в Москву. Отвечали, что рядовой Василий Марков пропал без вести. А она всё верила, что придёт. Всё ждала. Говорила, пусть раненный, без рук, без ног, лишь бы живой. А как-то году в восемьдесят пятом ко дню победы с Москвы с радио приехали про нашего Петра Никодимыча передачу делать. Он всю войну в танке провоевал. Ему Героя Советского Союза дали. А он возьми, да их старшему и расскажи про своего дружка закадычного Василия. К тётке Настасьи его отвёл. Выпили они, войну вспомнили, товарищей своих. Старший этот тоже воевал. Она ему и рассказала про своего Василия. Мужик хороший попался. Записал на магнитофон тётки Настасьи рассказ, был, мол, такой рядовой Василий Марков, без вести пропавший так, может помнят его однополчане, не знают ли, что с ним сталось. Ейный рассказ потом по радио передали. А через месяц пошли письма к нам в деревню со всей страны. Почтальонша бывало штуки по три за раз приносила. Вот, смотри,- она стала показывать мне конверты с марками. Вот с Украины, вот с Москвы, а это с Новосибирска…

-В некоторых письмах фотографии были с обелиском, а на нём фамилии, и там Марков Василий был прописан,- закурил Витька.

-Как не придёшь к ней, а она сидит у окошка письма эти всё читает. И выходило, что Василий воевал в разных местах и пулемётчиком и в разведку ходил, и при пушке в артиллерии. Многие в гости звали, приезжайте к нам, Настасья Фоминишна, встретим вас, как родную, даже жить к себе звали…А у ней слёзы текут, улыбается и говорит: Помнят моего Васеньку люди-то. Значит жив он, пока вспоминают про него.
Кошка мягко спрыгнула на пол.

-Вить, выпусти её на улицу. Ох, и устряпалась я вчера, весь день на ногах.

-Ладно,  пойду дверь в сарай поправлю, совсем плохо закрываться стала.

Я вышел вместе с Витькой.
 
-Здорово, Клавдия! Нам ничего нет?

-Пишут!- румяная почтальон с кирзовой сумкой проехала на  велосипеде мимо.
 
Навстречу понуро брёл солдат Петька. На нём висла некрасивая девка с зарёванным лицом. Сзади шёл дружок с  кассетным магнитофоном на плече.
«Не плачь, девчонка, пройдут дожди. Солдат вернётся, ты только жди…» неслось бодро вдоль деревенской улицы.
Дождь кончился. Ветер разогнал хмарь. Небо стало далёким и голубым.

Коломенское. июнь 2016