Прощание с детством

   
    Мы сидели со Светкой на обочине деревенской дороги и плакали в небо. Повод для слез у нас был, у каждой свой.
Светка получила письмо от Олега, с которым вместе ходила в гитарный клуб. Кружок по обучению игре на гитаре. Вернее, ходили они туда врозь, но там познакомились. Он проводил ее два раза, но так и не осмелился поцеловать. А потом его забрали в армию. Там он маялся и мучился. Маялся потому, что не очень понимал, зачем он здесь, а мучился, так как все писали письма любимым девушкам, а он нет. Потом вспомнил Светку и написал ей. Сообщил о своей судьбе. Жили они в соседних одинаковых домах и он, нарисовав нехитрую схему, вычислил номер ее квартиры. А в разделе «кому» написал: Светлане. Так взрослее.
Это письмо прислали Светке родители в посылке. Она была огромная и Светка, прежде чем ее открыть, окинула всех победоносным взглядом. Так как у нас были намного меньше. С клубникой, крыжовником, печеньями… А что же у нее? Сколько сладостей, наверно!
Раскидав по палате кучу газетной обертки, Светка обнаружила пальто. Августовские вечера становились прохладными, и родители, справедливо рассудив, что здоровье дороже, огорошили несчастную Светку. Все девчонки засмеялись, а мне стало жалко Светку. Чтобы хоть как-то ей помочь, я спрыгнула с кровати и стала собирать такие ненужные, даже противные, газеты. И обнаружила среди них письмо. Светка его не хотела читать, но когда я ей сказала, что обратный адрес непонятный, выхватила его у меня из рук.
    И  это письмо стало главным событием в ее поломанном дне. Оно было намного интереснее присланной всем клубники! Подумаешь, клубника. Ее можно набрать в лесу и сьесть. В виде земляники. А тут целое письмо! Можно даже сказать – любовное, если очень захотеть. А Светка хотела. И мы, конечно, тоже. Но у нас таких писем не было, и Светка читала его под подушкой, шевеля губами. Про губы я точно не знаю, не видела из-за подушки. Но мне так кажется. Такое у нее было сбоку сосредоточенное лицо, у нас были соседние кровати.
    Прочитав его, Светка, глянув в мою сторону, быстро вышла из нашей палаты. Я восприняла это как приглашение, все-таки мы были подругами. Нашла я ее за воротами лагеря, там мы прочли его еще раз. Светка еще раз, а я тоже, так как уже напридумывала себе его текст, пока следила за читающей Светкой. Вобщем, у калитки мне уже казалось, что и я получила такое письмо.
Так что на самом деле повод для рева у нас оказался одинаковый.
    Мы плакали, потому что прощались с детством. Оно улетало на крылышках воробьев, которых мы гоняли у себя из-под ног, бродя по полю, на спинках трясогузок. А они еще помогали, мотая своими хвостиками. Смотришь на трясогузку, думаешь о чем-то, а она раз-раз, и все. Нет. Ни мысли, ни трясогузки. Улетели все.
    И мы заревели. Наши слезы падали на землю, из которой мы недавно дергали сорняки, как бы компенсируя ей утрату. А может, удобряли ее. Чтобы на ней росла не трава, а то что надо. В этом году надо было, чтобы картошка, ее мы пололи по заданию лагеря. А значит, мы плакали картофельными слезами.
    Хотя нам казалось, что наши слезы направляются прямо в небо. И поэтому оно нависает все ниже и ниже, и тучи все больше и темнее. Того и гляди, небо не выдержит, напитавшись нашими слезами, и зарыдает вместе с нами. Поддержит, так сказать.
    От этого единства с природой нам было весело и дерзко, и мы, переглядываясь порой, продолжали голосить. Переглядки нужны были для взаимной поддержки. Вдруг Светка уже не плачет, а смеется, а я все реву, как дура. Или наоборот.
Мы ревели отчаянно и бесповоротно, пока мимо не прошли ребята из нашего отряда. Ромка Звонарев совершенно искренне спросил:
- Вы чего, а? Лидьванна наказала, на дискотеку не пускает? – В его понимании это было самым ужасным наказанием.
- Лидьванна? – не унимался он, пытаясь прорваться сквозь наши вопли.
Лидьванна – это наша классная руководительница, Лидия Ивановна. Мы всем классом приехали с ней в летний трудовой лагерь.
С появлением Ромки картинка горя и безысходности, которую мы себе нарисовали, перестала быть четкой, как-то смазалась.
Мы растерянно оглянулись, потом посмотрели на Ромку, друг на друга.
- А тебе чего? – пыталась защитить уходящее Светка. – Плачем и плачем, тебе какое дело?
- Да ладно, не очень-то и надо, - Ромка, глянув на меня, пошлепал босыми ногами в сторону лагеря.
Время близилось к вечеру, а в восемь дискотека. И ему надо было еще причесаться и отмыть ноги, чтобы пригласить меня на медленный танец. Правда, после увиденного он сомневался в результате, но попытка ведь не пытка? Так он думал, уже почти бежав к душевым кабинкам.
Помню, я в тот вечер решила не отказывать ему в танце. Все-таки он уже написал мне письмо. И я уже даже ревела над ним.

14.06.16г.