В суете и текучке повседневных, часто необязательных дел, все откладывалась поездка в далекие, отделенные годами воспоминаний, места. Наконец, нахлынуло, подступило к горлу, что-то такое, что носить в себе долее не было возможности и оставалось поехать, прихватив с собой сестру. Едем по дороге знакомой с детства. Сестра разволновалась, почему-то вспоминает свое белое, атласное платьице, привезенное родственницей из Питера. И как в тот же день, по наущению старшей сестренки, процеживали грязную лужу через подол.
Сворачиваем с трассы Петербург – Киев на небольшую деревню Поддубье. За деревней дороги практически нет,запустение, безлюдье, уныние и безисходность, ждет нас там, возможно, лишь медведь. Места теперь здесь глухие, охотникам раздолье. Лес давно не очищается от старых, перезревших деревьев, приходится убирать упавшие поперек лесной дороги стволы. В очередной раз поминаю добрым словом предусмотрительную сестренку, заставившую прихватить топор и лопату.
Изредка встречаются свободные от леса поляны, засеянные овсом и другими, интересными кабанам, злаками. На краю полян обустроены охотничьи схроны. Угодья давно сданы в аренду московским любителям охоты, прилетают охотиться на вертолетах. Местным жителям хорошей дороги к старому кладбищу не дождаться, москвичам здешние дороги без надобности, вертолёту достаточно лесной поляны, заботливо очищаемой местным егерем.
Добираемся до кладбища по бездорожью , с трудом преодолевая заполненные водой ,набитые тяжелой техникой ямы.
Красная Горка - старый, деревенский погост. Много заброшенных могил, на крестах, через одного фамилии Леоновых, Леоненковых,- родня, скорее всего.
Запустение, вечный покой, тишина.
Остатки каменного фундамента бывшей здесь когда-то часовни навевают тоску.
Скособоченные бетонные опоры линии электропередач уныло обвисают оборванными проводами. Охотники за цветным металлом добрались и сюда. Электричество здесь никому не нужно.
Прилаживаем на кресты эмалевые, свежие фотографии деда и бабушки.
Смотрят с одобрением:
- Спасибо, помните.
- Ну, что – идем? – говорю сестре. Она понимает, о чем я – договорились загодя отыскать место, где прошло наше далекое деревенское детство, стоял когда-то дедовский дом.
Вера с сомнением смотрит на едва угадываемую дорогу, заросшую высокой травой, на темные тучи, грозящие плеснуть дождем. Давнее желание перевешивает, и она шагает за мной, приминая траву.
Время до неузнаваемости изменило знакомые места. С трудом отыскали придорожный камень, сидя на котором, по пятницам, поджидали отца. Он работал трактористом в МТС, приезжал домой только на выходные.
Наша цель – старое двухэтажное кирпичное здание, неизвестно кем построенное в дореволюционные времена. Скорее всего- местным крестьянином, разбогатевшим на торговле в Питере. С обрушившейся кровлей, без окон и дверей, с разваливающейся кирпичной кладкой это здание до сих пор видно издалека. Стоит как немой укор людям, покинувшим эти места.
Прошел короткий, летний дождик. Намокшая трава. Одежда неприятно липнет к телу.
Наконец , мы у цели. Дедовский дом был построен рядом с кирпичным зданием, мы помним его еще пригодным для школы, затем клуба, в котором крутили кино.
Растерянно топчемся на месте дедовской усадьбы. Никаких примет бывшего здесь когда-то жилья, лишь небольшое возвышение. Ни кустов сирени, ни фундамента, ни одичавших плодовых деревьев, ни большой черемухи, с которой дед большими деревянными граблями доставал нам сладкие, набивавшие оскомину, ягоды – яркое воспоминание деревенского детства. Ни следа, ни намека на жилище,- всё поглотило безжалостное время.
Грустное, подавленное лицо сестры.
Цветные картинки детства.
Мой зеленый трехколесный велосипед, у братишки - красный.
Младшей сестренки желтый сандалик, попавший под редкую в деревне грузовую автомашину.
Рыжая, торфяная вода мелиоративной канавы, где купались без спросу. Дед ругался –“ Утонете, дно топкое!”
По кустам, по траве, не разбирая дороги, молча возвращаемся к оставленной у кладбища машине. Смотрю на часы, прошло два часа, два часа в прошедшем времени.
С грустью понимаем, что были здесь в последний раз.
Детство ушло, теперь – навсегда.