А.Крячун
Были Старого Арыка.
МЕСТЬ
Лето всегда было жарким. Свою лепту в «счастливое детство» вносил Арык, который протекал рядом с нашими домами. Самое широкое и глубокое место было напротив дома, где жила старуха, по имени Груня. Облик Бабы Яги и злых колдуний прочно ассоциировался с ней в наших детских умах, и поэтому другой клички, как Яга, она не могла иметь.
Радостно визжа, голая ватага бросалась в канал. Летящие брызги смачивали глинистые берега, с которых мы катались на грязных трусах. Эти горки заменяли санные спуски, компенсируя этим бесснежные среднеазиатские зимы. В этот момент выходила баба Груня с метлой.
- Ну-у-у! Бугаи скаженные! Марш отсюда! – Тому, кто не успевал увернуться, перепадало метлой по голой спине. Удары были хлёсткие - плотные и больные.
Эти гонения происходили ежедневно. Но, в основном, как только старуха появлялась в своей калитке, мы перебирались на недоступный для неё другой берег, заросший кустами и камышом. После её ухода – всё начиналось вновь. Нам это надоедало. И мы готовили план мести. Предложения поступали различные: замазать окна извёсткой, пустить во двор гадюку, забить калитку гвоздями. Местный садист – Армек - предлагал поджечь дом. Его вариант сразу отклонили. Нам нужен был самый безобидный план – чтобы несильно навредить и дать ей понять, что мы вступили в войну.
Оригинальное решение подкинул сын самогонщицы Славка: « А, давайте ей в туалет закинем дрожжей. Я видел, как бродит брага. Будет пены немного и всё. Дрожжей я принесу». Это решение показалось нам самым безобидным.
Счастливыми днями для нас были суббота и половина воскресенья. В эти дни старуха уезжала в соседнее село к сестре, где торговала гусиными яйцами. Значит, в субботу ночью можно воплотить месть.
Ближайшим соседом к туалету бабки Груни был наш огород. В помощники себе я взял друга Валерку. Дрожжи, принесённые Славкой, были спрятаны в кустах, недалеко от ограды, через которую предстояло проникнуть ночью и совершить возмездие.
Родители никогда не ограничивали во времени – можно было остаться ночевать у друга, и никто не поднимал тревоги. Когда в моем доме погас свет, я и Валера, соблюдая меры конспирации, подошли к границе огородов. Достаточно было приподнять несколько веток изгороди - и я спокойно, по-пластунски приблизился к деревянному сооружению. Кулёчек с дрожжами я опустошил в небольшое отверстие.
«Наверное, мало?» – подумал я.
* * *
- Слишком много! – сказал Валера, когда к обеду в воскресение мы увидели ползущую из-под бабкиной калитки зловонную пену. Будка туалета стояла в конце огорода, и невозможно было представить всё пространство в 30-40 метров залитым пеной. Дни стояли знойные, и процесс брожения начался хорошо, распространяя удушливый смрад. Взрослые толпились у дома бабы Груни, ничего, не понимая.
- Пошли к нам, посмотрим, - сказал я, и мы направились к моему огороду.
Сразу стало ясно, что месть удалась. И мы понимали, что ответное возмездие со стороны обидчицы будет более «неотвратимым и страшным».
Будка туалета возвышалась над хлопьями пены. Пузыри, величиной с перевёрнутое корыто, расползались по огороду, поглощали кусты картошки и тихо лопались, разбрызгивая коричневые капли в радиусе нескольких метров. В центре пенного ужаса, на навозной куче, столпились гуси. Вожак стаи – серый гусь Гага – ходил по периметру, громко шипел. Забегал опять на пригорок к гусыням, тёрся об их бока и снова обходил замкнутый контур пленившего их потока. Густой запах висел в сухом безветренном воздухе.
Бабка Груня приехала в пятнадцать часов пятнадцать минут. Когда она открыла калитку – к её ногам хлынул тёплый и нежный пузырящийся поток. Это время запомнилось навсегда, потому что от её вопля в ближайших домах звякнула посуда в шкафах, на неделю перестали нестись куры, а у стоящей рядом толпы соседей остановились наручные часы.
Милиция была рядом, и за мной пришли в пятнадцать часов сорок минут. Вся наша компания была в сборе. В кабинете участкового шестеро сидели на трёх стульях, трое на подоконнике. Я и Валера стояли. В нашем посёлке за последние десять лет это правонарушение было выдвинуто в разряд «чрезвычайных», потому что милиция, в основном, боролась только с пьяницами.
- Ну что, изобретатели! Кто совершил злодеяние, и каким способом, в адрес гражданки Груни? – Было видно, что участкового - старшину Мароку - разбирает смех, но он сдерживал себя.
Я был старше всех, мне уже было 14 лет, и я понимал, что правда всё равно выяснится. А выражение: «добровольное признание смягчает наказание» - слышалось в мой адрес не единожды. И я шагнул вперёд.
- Я всё сделал сам!
- А я помогал ему! – выступил Валера.
- Мы все участвовали! - вскочили остальные.
- Так! Запишем всем «Явку с повинной». Идите по домам, и завтра пусть каждый принесёт «Объяснительную записку» с описанием «преступления» подробно и свою роль в нём. Разойдись.
Старшина, конечно, поступил против правил, отпустив нас. По закону, каждый должен был в изоляции от остальных изложить степень своего участия и отведённой ему роли в вышеуказанном «злодеянии», чтобы избежать сговора. Но бабка Груня досаждала не только нас, но и весь посёлок. Милиционеров она обзывала «дармоедами» и злилась на них, что они не разрешали ей продавать гусиные яйца в родном селе, называя это спекуляцией. Поэтому «страж порядка» Марока принял нашу сторону и дал возможность подготовиться к ответу.
***
Мы сидели на нашем чердаке с листочками бумаги. Посредине, на перевёрнутом ящике, стояла чернильница-непроливайка и три ручки на одиннадцать человек.
Нужно было распределить роли так, чтобы «остаться невиноватыми, ответить за содеянное и понести справедливое, но лёгкое наказание». Главное – необходима была веская причина, толкнувшая нас на этот поступок. И тут меня осенило. В голове начал рождаться план – он оказался таким простым, и я удивился, что он не пришёл раньше.
- Все пока сидите. Я сейчас напишу свою версию и прочитаю. Со мной должны согласиться все.
Я стал на колени и начал писать. Без ошибок не получалось. А нужно было преподнести «Объяснительную», как правдивое описание моих действий. После того, как я удовлетворился написанным, переписал на чистовик и начал читать друзьям:
« Объяснительная записка.
15 июля 1965 года я лежал в своём саду и дышал непристойным запахом, исходящим из соседнего огорода. Наши огурцы, помидоры и фрукты на деревьях пропитывались им. На вызов, чтобы перекрыть смрад, соседка не вышла, потому что была в отъезде по случаю продажи гусиных яиц. Я где-то слышал, что плохие запахи могут перебить дрожжи. Поэтому перелез через забор и высыпал дрожжи в источник запаха. Последствия, которые случились после этого, меня удивили сильнее, чем бабу Груню.
Злых умыслов не преследовал.
16 июля 1965 года.
Подпись».
Слушали меня внимательно, но смысл моего самопожертвования не понимали. Когда я закончил, объяснил:
- Мой огород самый близкий – это первое. Дрожжи высыпал я – это второе. Одного накажут всё равно мягче, чем группу – это три. Я самый старший – это четыре. А самым большим наказанием будет – вымыть Грунькин огород, это мы сделаем вместе.
- А, что нам тогда писать?
- Каждый описывайте, что делали в этот день: где гуляли, с кем встречались, купались, играли. А в конце сделайте приписку: «В нападении на туалет бабы Груни не участвовал!»
* * *
Марока внимательно прочитал все «объяснительные». Мой листок отложил в сторону и сказал:
- Это ты придумал? Быть тебе юристом в будущем.
* * *
Наказание нам было вынесено, как я и предполагал. На второй день, когда процесс брожения прекратился, мы, вооружившись лопатами, вениками, совками и тряпками постучали в калитку бабы Груни.
Такого порядка и чистоты не видели эти края со времён нашествия Александра Македонского. В бабкином огороде сорняк был выполот и сожжён; картошка выкопана; деревья, сараи, туалет и стены дома побелены; электрический столб выскоблен осколком стекла. Гусь Гага и пять гусынь, вымыты в канале. Земля, которой касалась туалетная пена, была перекопана.
В этот день Яга накормила нас яичницей из гусиных яиц и напоила компотом из слив.
***
На следующий год у бабки Груни на огороде вызрел невиданный урожай овощей. Мы все поняли, что это были последствия «нашей мести».
Теперь, когда мы купались, Яга выносила нам на табуретке тарелку со сливами и говорила: «Вы, хлопцы, только сильно не орите, а то от крика голова болит, да гуси плохо несутся!»