Глава вторая
Спящая женщина на полу в собственной прихожей открыла глаза. Будто кто-то воспользовался выключателем. Правое плечо, рука, спина окоченели. Поразмышляла об этом и почему она на полу. Закряхтела, свалилась на бок, встала на корточки и поползла в комнату к дивану. Именно поползла и смешно, ей не было. На диване удобнее. Стянута куртка и лежит на полу. Сапоги рядом. Со всем остальным на себе женщина снова погружается в сон, в котором обкушается шоколада и наконец-то согреется.
— Твоему организму магния не хватает. —
— Тот, кого обуревает желание, есть шоколад, нуждается в магнии. —
Мама Ларисы вздохнула. Она зашла к дочери, имея ключ, вошла без предупреждения.
— Где-то я читала об этом. Лучше бы ты мужика богатого вместо шоколада захотела! —
— Ты всю жизнь у меня ненормальная. У людей дети, как дети. —
— Одеть из твоей одежды ничего не могу, всё большое, даже обувь. —
— Идти возле тебя на улице странно, будто ты мать, а я твоя дочь. —
— Громадина, в папашу своего и его мамочку выродилась вся. —
Мама Ларисы прошлась взглядом заведующей по долгому телу дочери. Прошлась такой же поступью вдоль дивана, на котором возлежало это долгое и так раздражающее тело. Туда-сюда.
— Гулливер…. —
И закатила глаза от возмущения. И об ужас! Сквозь стекло плафона люстры просвечивала пыль и засохшая муха в ней. С заведующей случился профессиональный столбняк.
— Как ты живёшь! Заросла паутиной! Что молчишь корова? —
— Мама…. Ты говорила о магнии и моём организме. —
— Насрать мне на твой организм. Ему скоро сорок лет будет. Справится сам. —
За входной дверью стоит мужчина, слегка наклоняясь к ней. Он вышел из своей квартиры по делам и задержался. Конечно, слов, доносившихся из квартиры соседки ему не разобрать, но повышенный тон, раздраженность и женскую агрессию он слышит и понимает. Понимает её и Гулливер на диване. В выражение «материнская любовь» дочь в далёком детстве ещё заменила слово любовь на слово раздражённость. Научилась выхватывать из бурлящего негодования слова и фразы несущие смысловое действие. Научилась делать это так виртуозно, что бы ни жгло душу, ни сердце, ни пальцы. Школьные годы прошли и студенческие тоже. Друзья и подруги этих лет, заполнявшие собой половину дня, обросли семьями, детьми, кое-кто и внуками. День наполнился бессмысленным хождением на работу в офисы, меняющиеся со странной периодичностью. Ночь страхами и сравнениями себя с кем-то не в свою пользу. Выходные раздражённостью мамы.
Мама Ларисы застопорилась у окна. Подоконник оказался чистым. Женский организм вздохнул с облегчением и запросил дивана. Может сердитый человек вздремнёт немного. Не вышло. Прямо за окном окна недавно сданной в эксплуатацию точечной высотки.
— Весь свет закрыли. Смотри теперь в стены. —
— Местная власть задним местом думает и только о взятках. —
— Представляешь, сколько они хапнули за разрешение на точечное строительство. —
И вдруг замурлыкала незамысловатую мелодию. Вся заискрилась играючи голосом, телом и лицом. Сдёрнула шарф с шеи. Стала двигать шторами, собирая их в одинаковые складки.
— Включи свет. Ла-ла-ла. —
Дочь не поняла мать или не слышала.
— Включи свет сейчас же. —
На этот раз дочь слышит и начинает складывать, по мнению матери, длинное тело пополам, что бы встать, но очень уж медленно.
— Корова! —
Мать бежит и сама включает свет в люстре. Возвращается к окну. Припевая, продолжает манипуляции. Дочь уже сидит на диване.
— Мама! Ты чего пришла? —
— Ты у меня единственная дочь. Мама о тебе заботится. —
Слова говорились ласково и певуче не дочери, а окну.
— Иди сюда доченька. —
И тут же с ледяной настойчивостью в голосе добавляет скороговоркой, не убирая с лица улыбку предназначенную окну:
— Кому сказала, иди сюда. —
Строго глядит на дочь. Передумывает. Взмахивает рукой и опускает с досадой.
— Сиди уж. —
Отходит от окна. Садится в кресло напротив дивана. Набирает в грудь воздуха.
— Вот в кого ты у меня такая! Мужиков прут пруди вокруг неё, она их не видит. —
— Это не так мама. Давно не так. Ты живёшь в своём образе двадцатилетней давности. —
Если от шестидесяти одного лет мамы отнять двадцать лет той самой давности, будет тридцать девять дочерних сегодняшних (плюс минус). Дочь вспомнила тот период из жизни мамы. Мужчин у мамы в то время было валом. Но все как-то гужом, гужом, да мимо. Зайдут в дверь раз другой, выйдут и исчезают в неизвестном направлении. Мать читает мысли дочери и наполняется родительским гневом.
— Тебе не нравится мамин образ жизни, зато тебе нравится сидеть в собственной квартире.—
— Тебе не нравился мамин образ жизни, зато нравилось каждое лето ездить на море. —
— Нравилось, что холодильник всегда забит продуктами. —
Здесь употребилось совсем другое слово «жрачка».
— Нравилось носить красивые шмотки и иметь не пустой кошелёк. А кто поставлял тебе таких поклонников? Не помнишь. Если бы не была коровой, вышла бы за кого-то из них замуж. —
— Они все женатые были. —
Успевает вставить дочь.
Мама отмахивается и не прерывает бурлящий поток слов.
— У тебя под носом живут два достойных образца. Балконы напротив. Глаза в глаза буквально! —
— Куда ты смотришь, дурра набитая! —
— Ты меня в гроб раньше времени загонишь! —
— Ну, всё как у не людей! —
Глаза у заведующей останавливаются. Видно, что человек соскочил с главной темы. Женщина встаёт и направляется в прихожую. Там висит зеркало с подсветкой. Отражение себя в нём заведующей всегда нравится. В прихожую не попадает дневной свет, а вечернее освещение скрывает первые признаки женского увядания. На этот раз зеркало ничем женщину не порадует.
Далее она буквально вытащит дочь на балкон, якобы подышать свежим воздухом. Будет вдыхать его полной грудью и смеяться. Заправлять прядку волос дочери за ушко и смеяться. Смахивать снег с перил и смеяться. Изобразит игру в снежки, а увидев «неожиданно» мужчину на балконе соседнего дома, швырнёт в его сторону снежный комочек. И ведь попадёт поганка эдакая! При всём при этом будет успевать щипнуть уходящую с балкона дочь и вернуть обратно несколько раз. Достойные мужские образцы взирали со своих балконов на женщин. К ним неожиданно присоединился третий образчик. Он то и ответил на снежок, быстро слепленным своим снежком. Номер три. Назовём его так. Первый и второй образчики улыбались и комментировали происходящие действия перед собой. Все три квартиры, на балконах которых стояли сейчас мужчины находились в стадии ремонта. Признаки ремонта явно просматривались сквозь оконные стёкла и присутствовали на балконе в виде пакетов с сухими строительными смесями, инструмента, покореженных вёдер. Образец под номером три, игрой в снежки с женщинами создал приятную обстановку и мужчины познакомились между собой. Образец под номером два, пожал руку образцу под номером один. Их балконы совмещены. Балкон третьего образца достойного мужчины в отдалении от двух совмещённых балконов. Двое мужчин на совмещённых балконах помахали ему руками.
Первым ретировался с балкона номер три. Неожиданно так, будто его сдуло ветром. Мама Ларисы даже вниз посмотрела, не так ли это. Как раз в их подъезд заходил мужчина, но он был одет и с пакетами. Женщина жеманно поёжилась, передёрнула плечиками, а таковыми они и были. Заведующая небольшая женщина, даже маленькая. От такого понятия о ней уводил всегда высокий каблук, который с великим облегчением незамедлительно сбрасывался под столом в рабочем кабинете, и в прихожей дома. Не удобная и не по возрасту обувь выматывала ноющей болью вплоть до ножных ванн, только они успокаивали измученные и повёдённые артрозом ноги пожилого человека. Шестьдесят один год. Как не крутись, как не разглядывай эту цифру, ты пожилой человек. Врачи и те, поднимут от рабочего стола ничего не выражающие глаза на больного в таком возрасте и произносят фразу с еврейским акцентом:
— А что вы хотите? Возраст. —
Ларисина мама возрастной себя не ощущала. Где-то так сорок, сорок два, ну, может быть сорок пять, это для скептиков.
Образчик под номером один, видимо ну очень осмотрительный мужчина, сразу среагировал на женское передёргивание плечами. Жестами посоветовал им зайти в квартиру. Жестами изобразил больного в кровати с завязанным горлом и насморком, указывая на последствия. Погрозил даже пальцем, видя, что заигравшаяся старшая женщина не реагирует на его советы. Образец под номером два слал и слал прощальные воздушные поцелуи. Он явно не хотел расставаться с женщинами на балконе. Надо отметить, что первые двое мужчин не курили, когда как третий пробыл на балконе ровно столько, сколько дымилась прилипшая к губе сигарета. За это время он успел в снежки поиграть, покурить и познакомится с соседями. Чуть не забыли! И с женщинами вступить в контакт. На забрызганном побелкой стекле его квартиры, одна за другой появлялись цифры городского телефона. Как только Ларисина мама увидела это, тут же помахала всем ручкой и затолкала замёрзшую дочь обратно в квартиру. Всё в матери ликовало, ноздри трепетали, как у дикой самки во время охоты. Адреналин наполнил кровь благодатной силой. Она молода, она стройна, она красива. По ощущениям конечно. Хотя стоит отметить, что у сегодняшних женщин трудно определить возраст с первого взгляда, а тут расстояние между домами приличное, да и зрение у мужчин раньше женщин портится. И вообще они меньше живут.
— Учись! Пропащая. —
Мама роется в сумке, достаёт ручку, смятый чек из продуктового пакета, подходит к окну и во время. Она успеет сфотографировать глазами пять цифр номера городского телефона, прежде чем мужская рука, небрежно сотрёт его мокрой тряпкой. На действия мамы дочь никак не отреагировала. Холод, как мы все уже поняли, ей противопоказан.
Как машина на авто колонке, заправившись адреналином на балконе, мама будет вещать и вещать из кухни, из ванной комнаты, с кресла, из прихожей о тактике поведения дочери. Вкратце это выжать и выбросить, если мужчина женатый. Стать ланью и его тенью, если в годах и разведён, или развод намечается. Просто получить удовольствие и здоровье, если мужчина прост молодой человек.
— Поняла корова? —
— Могу повторить. —
И не дождавшись ответа:
— Да ну тебя…. —
Голосом обычного человека говорит мама, что бывает редко, ведь она заведующая.
— Пошла я. —
— Ничего не забыла? За чем-то же ты приходила мама. —
— А кто к тебе кроме меня придёт, дурра…. Чка. —
— Осторожнее мама, скользко на улице. —
— Поучи меня…. —
— Я советую. —
— Твоя мама ни в чьих советах не нуждается. —
Заведующая спускается по лестнице. Строгим взглядом осматривает замусоленные временем стены, полы, окна подъезда, качает головой и снова наполняется ядом. Тут можно, согласится с человеком.
Соседская дверь скрипнула.
— Здравствуйте. —
Так, на всякий случай говорит соседской двери Лариса и заходит в свою квартиру. Вдруг там пожилой человек живёт, надо быть вежливой.
Ровно через сорок минут в квартире Ларисы раздаётся телефонный звонок. Мама. Как ногтем о натянутые нервы.
— Звонила? —
— Тебе нет. —
— Мужику с балкона, дурра. —
В школьные годы дочь ещё слёзно просила маму не называть её этим словом. Как ножом резали торт и остановились надолго. Края засохли, а нож лежит в надрезе, время от времени туда-сюда его двигают. Не больно. Противно.
— Сейчас же позвони. —
Дочь знает маму, перечить ей нельзя.
— Пусть помучится. —
— Поучи меня! Сейчас же позвони. За квартиру перестану платить. Зарабатывать надо дорогая, а не спать как корова. —
— Я ему телефонный номер свой на тетрадных листах написала большими цифрами, пусть сам звонит. —
— Не ври матери. —
— Да позвоню я, позвоню. —
— Что б завтра новости уже были. Тебе не рожать, чего ломаешься. —
— Противно. —
— Непротивно кошелёк матери половинить! —
— Будут тебе новости. Пока мам. —
— Сейчас как дам трубкой по голове! Положи трубку и набери его номер. —
Дочь с опаской сторонится трубки, смотрит на неё и кладёт на место. Рядом с аппаратом городского телефона лежит начатая плитка горького шоколада. На столе в кухне ещё одна.
Похоже, что шоколад сделал своё дело, настроение Ларисы само по себе улучшалось. За окном темно. После быстрого душа, тело перестало быть неприятно сухим. Банный халат сохранял влажное тепло. Ладонь смело погладила зиму за оконным стеклом. Контраст тепла и холода нашёл компромисс. Одна ладонь холодная, другая тёплая сменили постельное бельё на кровати. Женщина укладывалась и знала зачем. Телефон отключен.
— И тот и другой? —
Лариса спешно проверяет телефоны. Выключает вечно бубнящий телевизор. Доедает шоколадную плитку ту, что на кухне, запивая её горячим чаем, отмечает про себя, что кроме шоколада во рту у неё ничего больше не было за весь день. Вспоминает зиму за стенами дома, ситуацию на работе, написанное заявление на увольнение по собственному желанию. Всё отметается в сторону, перед острым, как лезвие стремлением ощутить внутри себя извечно желаемый и исконный, недосягаемый порой, манящий и убегающий из-под каждого представителя обеих полов оргазм. Искусственный он или настоящий, с присутствием партнёров обоих полов или нет, не важно. Важен только оргазм. Как хотите, но слово, именуемое самое наивысшее плотское наслаждение людей на слух не-вы-но-си-мо. До смешного, до отвращения, не понимания и отторжения. И это рычащая буква «Р». Не подходит оно и всё тут. Не то слово. Не тёплое. Не вкусное слово на слух. Но другого нет….
Только полностью расслабившись, сосредоточившись на точке отправления, включив на полную катушку собственные фантазии, не стесняясь их, можно достичь желаемой цели. Расслабленный человек, отпустивший себя в страну чудес прекрасен лицом и духом. Нет ничего в нём сейчас от мирских забот, передряг. Глаза закрыты. Рот полураскрыт. Не стало человека в комнате. Лежит одна оболочка, руки теребят то, что нужно теребить, фантазии жирными взбитыми сливками прокладывают себе путь глубже и глубже в женских дебрях. Грудь с набухшими вершинами покачивается из стороны в сторону под тканью ночной сорочки. Вздохи сменяют «ахи», «ахи» переходят в короткий крик. Приходит очередь слезам счастья, тихого и одинокого счастья. Его впитывает женщина и впитает подушка. Будет долго им пахнуть.
Мы всё любили. Мы все желали. Мы все знаем как после с великим трудом достигнутого удовольствия, хочется покоя и внутреннего созерцания. Им мы провожаем короткое удовольствие внутри себя и скажем ему до свидания. Мы молоды, время ещё много впереди нам кажется. До встречи!
Звонок в дверь заставил женское тело вздрогнуть, захлопнуть колени и испугаться, как будто женщина поняла, что за нею подглядывают. Стыд то, какой! Пусть это будет не к ней, не в её дверь. Пусть! Звонок снова звонит, и звонит в именно её дверь. Как-то странно звонит. Глухо. Только бы не мама! Господи пронеси! Женщина уже не заиндевевшая ветка за морозным стеклом, она вся горячая, с убыстрённым сердцебиением, с взмокшими подмышками и босиком. Щелчок замка, шорох провернутого ключа в его глубинах, скольжение о дверную поверхность брошенной в сердцах дверной цепочки. Рывок на себя за дверную ручку. Перед глазами ночной подъезд. И никого.
— Добрый вечер. —
Мужской голос сверху колыхнул подъездную тишину.
— Ночь на дворе. —
Сердито так, и машинально ответила горячая женщина. Ответила. Кому? Она тянет голову и тело.
Никого!
— Я рядом с вами. Я на лестнице. Решил поменять перегоревшую лампочку. —
— Зачем меня беспокоите. —
Женщина подняла глаза на мужчину.
— Простите? —
— В мою дверь, зачем звоните? —
— Так не звонил я. Звонок мой раз шатался. Укрепил. Проверил, пару раз нажал для этого.—
— Понятно… Звонил ваш, а мне послышалось мой. —
— Это от того, что дверь моя открыта. Прошу прощения за беспокойство. —
— Нет, это я вас благодарю за беспокойство, теперь у нас будет светло в подъезде. —
— Никто не промахнётся. —
Неуместно ляпнул мужчина. Нельзя в ночное время разговаривать с женщинами полунамёками.
— В смысле? —
Женщина вся скукожилась. Глаза сощурила и смотрит на лестницу, потому как мужчина с лестницы ей не нужен вовсе, совсем, и никогда.
— А-а-а…. Кажется, поняла. Только ко мне вам дорога заказана. —
Мужчина на лестнице оглядел подъезд.
— Вы кому это всё говорите? —
— Вам всем. —
Женская рука захлопывает дверь.
— Вымрешь. —
Мужчина спускается с лестницы. Вспоминает солидные ступни ног женщины.
— Страус. —
Мягко улыбается сравнению соседки с представителем динозавров.
Затаскивает в квартиру лестницу. Гремит ею специально и действия свои старается производить медленно, что бы погреметь подольше.
Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/12/1843