Ужаснуться на бороду, глянув в ручей,
Топором попытаться побриться.
Партитуру расписывать для снегирей
И разучивать соло с синицей.
И рвануть напрямки, кувырком, в бурелом,
Штурмовать кабарожьи отроги.
И, распадки крестя и хрипя над хребтом,
Прорываться к хасанской дороге…
Василий Солкин
Тигриная любовь
К сожалению, очень уж мало осталось в мире мечтателей и романтиков, кто, презрев все блага «развитой цивилизации», предпочитает шастать по землице в поисках синей птицы или философского камня… Кто-то из этого людского племени забирается глубоко в тайгу, собирает дополнительную информацию о колоритном звере российских лесов – буром медведе, другой щедро тратит бесценное время скоротечной жизни на изучение дорогостоящего представителя семейства куньих - соболя…
Васе Солкину, молодому сотруднику солидного учреждения с длинным названием Тихоокеанский институт географии Дальневосточного отделения Российской академии наук, отчего-то сразу приглянулись вроде ничем особым непримечательные когтистые тритоны. Изучая биологические особенности этих краснокнижных представителей семейства саламандр, начинающий исследователь делал открытие за открытием…
- Динозавры не вымерли! Их ещё можно найти на отдельных малодоступных Сихотэ-Алиньских хребтах! Правда, остались только их самые малые представители. Когтистый тритон - это вам не ахти чего, а показатель состояния экологии региона! - хриплым то ли от простуды, то ли внутреннего возмущения голосом, порой горячась, доказывал Солкин оппонентам с высокими учёными званиями и степенями из института важность всестороннего научного изучения этого вида пресмыкающихся. - Уссурийские саламандры - немногие из современных представителей фауны планеты, кто сумел заглянуть в наш век из эпохи первобытных ящеров. Сейчас когтистые тритоны ведут ночной образ жизни, обитают только в заросших мхами галичниках и в непорубленных, обойдённых пожарами истоках горных ключей. Они реагируют на все изменения в ареале обитания, а при малейшем нарушении баланса в экосистеме и вовсе пропадают. Эти пресмыкающиеся, достигающие длины тела всего 10-15 сантиметров - барометр благополучия местности, свидетель, если хотите, редких теперь на земле оазисов первозданной природы...
С большим трудом выхлопотав очередную длительную «таёжную командировку», Василий разработал маршрут экспедиции, который мог бы позволить обнаружить новые места обитания «вымирающих динозавров». В научное путешествие исследователь отправился сначала по железной дороге до районного центра, затем на автобусе до небольшой, притулившейся к Кедровому хребту деревушки. Откуда, в свой черед, отыскав проводника, ушёл по распадку в верховья безымянного ключа. Здесь, учёный подлатал-поправил заброшенную лесную избушку, где и обосновался.
Была у Василия, как и у любого настоящего романтика, «грандиозная» мечта, какую он пока доверил только нескольким друзьям - раскрыть секрет дыхания когтистых тритонов – единственных в Евразии животных, не имеющих лёгких и жабр и осуществляющих дыхание только кожей. Этот способ усвоения кислорода, считал исследователь, ни много ни мало, а в экстремальных ситуациях мог бы пригодиться и человеку, а со временем, вероятно, и стать основным.
«Одноглазым циклопом», как, наверное, он виделся летучим мышам и совам из-за прикрепленного ко лбу фонарика, вооружённый капроновым сачком, Василий по ночам шарил по затаённым местам и схронам ключа: отлавливал водных ящерок, делал необходимые измерения тела, температуры, изучал рацион питания пресмыкающихся, проводил различные научные эксперименты… Днём учёный кашеварил, умудряясь разнообразить меню на одну персону, таежными деликатесами… В оставшееся свободное время, ожидая, когда над тайгой сгустятся сумерки и редкие пресмыкающиеся вылезут из своих убежищ, бренчал на «семиструнной» — своей постоянной преданной спутнице и, сочиняя куплеты к новым песням, созерцая небесную высь, курил, пуская изо рта колечки дыма, похожие то ли на тарелки инопланетных летающих кораблей, то ли на загадочные обручи далёкого Сатурна.
На третью бессонную ночь научно-плодотворного вторжения в саламандровые владения исследователь уже собирался выходить из ручья, когда, сделав только несколько шагов от воды, услышал угрожающее рычание зверя. Какому-то, судя по голосу, крупному обитателю тайги не понравилось соседство человека, о чём он сейчас недвусмысленно заявлял. Вася, попятившись, вернулся к исходной точке на ручье и, преодолев несколько десятков метров по отшлифованным столетиями скользким валунам, рискнул ещё раз выбраться на обрывистый прибрежный склон. Но и его новая попытка пресеклась тем же угрожающим звериным рыком. Обладатель жуткого голоса теперь показался и сам - тигр смело и бесцеремонно рассматривая непрошенного гостя.
После недолгого замешательства Василий несколько раз громко крикнул, пытаясь отпугнуть хищника, но в ответ тигр лишь вздыбил на загривке шерсть и страшнее оскалил пасть… Когда диалог на повышенных тонах не сложился, учёный заговорил с полосатым хозяином тайги тихо и спокойно, пытаясь убедить хищника в своих самых добрых намерениях. Тигр внимательно слушал незнакомую человеческую речь, вроде бы успокоился, но оставался рядом и при новых попытках исследователя покинуть водоём, делал несколько шагов навстречу. Только когда проснулись и возмущённо защебетали, ночевавшие в прибрежных ивовых зарослях вставшие недавно на крыло птицы-овсянки, усатый владыка снял осаду и позволил молодому учёному вернуться к избушке.
Оставшись в одиночестве, тигр заинтересованно спустился к ручью. Пытаясь понять, что понадобилось человеку на её участке, дикая кошка тщательно обнюхала след от сапога, затем прошлась вдоль берега ключа, проверила на ощупь студеную воду, «брезгливо» сунув в прозрачный омуток когтистую лапу, преодолев неприязнь зашла в воду поглубже, не поленилась, поймала и попробовала на вкус одного тритона. «Какие же они склизкие и безвкусные!» - фыркнув, подумала полосатая кошка.
Молодая тигрица ещё только набиралась таёжного опыта, но уже знала, что все птицы и звери обязательно занимаются какими-то важными делами и впустую не шастают по лесу. За год самостоятельной жизни, как тигрица, повзрослев, ушла от матери, было лишь одно исключение из правил - полосатый самец, прошедшей зимой праздно гуляя по тайге, притащился в гости. Он вел себя очень нагло, навязывая свои ухаживания, и тигрица, не оставшись в долгу, расцарапала нахалу морду. А теперь вот этот чудак, совсем непохожий на тигра, уже какую ночь копошиться в её ручье. Чего он на самом деле хочет, чего притворяется? Почему он так неуклюже ходит на двух ногах? Как у него странно ярко по ночам светится единственный глаз! На берегу дикая кошка, тщательно стряхнув с рыжей шубы остатки воды, топорща усы и удивлённо наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, ещё долго не мигая смотрела вслед человеку.
Днём Василий провёл своё расследование ночного происшествия. По отпечатку лапы на илистом берегу реки, имеющему продолговатую форму и незначительно выраженному среднему пальцу, учёный установил, что рядом с ним живёт молодая тигрица. Не отступив от своих планов, но подстраховавшись, в ближайший «ночной вояж» Солкин вышел с ружьём, предполагая в случае агрессивных действий своенравной тигрицы отпугнуть последнюю выстрелами. Но оружие доставляло массу неудобств: при каждом наклоне вперёд ствол, вправляя мозги, тюкался по «мозжечку», перевешенное же поперёк тела оружие давило на грудную клетку, стесняя дыхание. «Начертыхавшись» и набив шишек на затылке, Василий оставил ружьё на обломанном суке приметного старого ясеня и, увлечённый своей работой забыл о возможных угрозах, исходящих из леса.
Где-то в середине исследований, когда «энная» когтистая саламандра была досконально измерена и отпущена, учёный расправил натруженную спину и обомлел: среди зарослей берегового орешника мерцал, направленный прямо на него лучик света. «Огонёк слабый – видно, совсем подсели батарейки фонарика за время долгого скитания по тайге его владельца», - сделал первоначальный вывод исследователь.
- Это кто там? Эгей! – окликнул незнакомца Василий. Обладатель осветительного прибора так и не подал голоса, на время пропал, но вскоре тусклый лучик проявился немного в стороне.
- Хорош шутить. Не смешно! – Василий попробовал образумить упорно хранившего молчание чужака. «Выгоревшая фара» на несколько секунд исчезала, но упорно проявлялась каждый раз на новом месте. Исследователю становилось немного жутковато. «Если это человек, то как сюда добрался – это место знакомо далеко не каждому. И что за «игры» он устроил с фонариком? Почему он игнорирует участвовать в разговоре? Может, он немой или сумасшедший? Да и человек ли?» - рассуждал Василий. Учёный на всякий случай потряс головой, чтобы убедиться уж не мираж ли перед глазами, и соотнести с реальностью всё, что с ним сейчас происходит.
- Ты кто такой? Человек, нет ли? – Василий вновь, уже попадая под власть «мистически» развивающейся ситуации, адресовал свой вопрос в безгласную неизвестность… Лес молчал, и ни один шорох не выдал таинственного пришельца. Василий осторожно, почти крадучись добрался до ружья и, крепко сжимая в руках оружие, постоянно оглядываясь, посчитал благоразумным раньше срока закончить исследования и ретироваться в избушку. Отступая, Василий несколько раз запинался о «замаскированные» лесины и пни, падал, но всё время сопровождавший его владелец фонарика сохранил дистанцию, не воспользовался беспомощностью учёного. На всякий случай Василий понадёжнее подпёр дверь зимовья и положил у выхода остро заточенный топор, чтобы при необходимости достойно встретить неприятеля. Только в избушке Солкин заметил, что при падении глубоко рассёк запястье руки. Делая перевязку, Василий всё время прислушивался: не приблизился и не собирается ли начать штурм его убежища неизвестный?
Дождавшись утра, загнав в оба ствола по пулевому патрону и набив боеприпасами карманы, Василий осторожно вернулся к месту появления «нечистой силы» и, проявив пинкертоновские способности, постарался найти причины её проявления. Но сколько не искал, сколько «не принюхивался» новоявленный сыщик, среди ясеней и кедров он обнаружил только следы тигра. «Тигрица, устроив какую-то непонятную игру, жмурит или, пряча один глаз за стволы деревьев, вторым семафорит ему. Неужели подражает свету фонарика, принимая меня за какое-то одноглазое существо…», - удивляясь необычному поведению животного, начал догадываться Василий.
К следующему вечеру неожиданно раскраснелась и распухла на месте пореза рука, но Василий надеялся, что всё «срастётся само собой», продезинфицировав и перевязав рану, вышел в ночное к ручью. Работать одной рукой было неудобно, вдобавок сбилась повязка с раны, и та вновь закровоточила, а тут и как назло, видно, чувствуя его частичную недееспособность, на «свет божий» выползли самые необычные по форме и раскраске особи тритонового царства. Забыв о травме, Василий резко среагировал на очень даже «габаритный» экземпляр саламандры с длинным бугристым хвостом, включив в действие хворую руку. Пресмыкающее скользнуло по больной руке, задев своей кожицкй рану, и исчезло в пещерке между развалинами камней.
Руку пронзила резкая боль, которая отдалась во всём теле. Не сумев сдержаться от болезненных ощущений, учёный закричал и инстинктивно сунул пострадавшую конечность в воду. Но и это не помогло: скопившаяся на шкуре тритона водоустойчивая «ядовитая» слизь уже впиталась в рану. Подстёгиваемый болью, не переставая орать и игнорируя всё время находящуюся рядом «подмигивающую» тигрицу, учёный устремился в спринтовский забег: лихо преодолев дистанцию с препятствиями до избушки, неприкаянно метался от одной стены к другой, «ходил по потолку», дико выл, хрустел зубами, изо всех сил сжимая гнилую деревяшку… адская боль не стихала несколько часов, и только ближе к полудню изнеможенный и уморённый учёный забылся праведным сном.
Во время незапланированного происшествия с двуногим гостем, когда тот издал громогласный вой, полный ужаса и боли, встревоженная тигрица незамедлительно большими прыжками понеслась к нему на помощь, беспокойно сопровождала. А когда человек скрылся в своём бревенчатом строении, взобравшись на крышу лесного домика, грозно рычала, осматривая округу, чтобы найти возможного противника двуногого и наказать его.
Проснувшись, учёный приятно потянулся, вспомнив о вчерашних страхах и немощи, с интересом посмотрел на ладонь – о ране напоминал лишь слабо видимый розоватый рубец. Прикосновение к тритоновой шкуре было сверхболезненно, но имело эффективное лечебное воздействие.
Тигрица больше не пугала забредшего странника. Постепенно она взяла на себя функции хозяйки. Обошла лесной участок вокруг избушки и тритонова ключа, пометила владения, чтобы случайно не сунулся другой тигр или бурый медведь. Пока двуногий «будоражил живность» в полуночных творческих командировках, выловила возле избушки несколько полёвок и чёрную крысу, делающих вороватые набеги и портивших ему съестные припасы. Заметив, что учёный давно не кушал мяса, задавила и принесла к самому порогу избушки подсвинка.
Тигрица всё чаще попадалась на глаза человека. При встречах в тайге, чувствуя немного испуганный, но всё же больше восторженно-восхищённый взгляд двуногого, дикая кошка на минуту-другую замирала, грациозно выставив напоказ янтарно-оранжевого цвета с тёмными поперечными полосами царственную мантию. Избрав себе постоянное место лёжки под пробковым деревом - амурским бархатом - недалеко от избушки, затаившись, полосатая хозяйка впервые в своей жизни слушала положенные на ноты песни об известных ей картинах: о кабарожьих отрогах, о изюбрином рёве, о хмуром кедре… Марго, - дал имя хозяйке тритонового ключа Василий. Человек и зверь постепенно привыкали друг к другу.
Изучения тритоновых секретов шли своим чередом, и недели через три учёный решил наведаться в деревню, чтобы пополнить «научно-исследовательскую» базу продуктами и созвониться с домом, сообщить на «большую землю», что всё с ним благополучно. После возвращения из таёжного села добавилась ещё одна «головная боль»: Лариса, необыкновенно красивая девушка, с которой они уже год как познакомились и встречались, непременно хотела навестить его. И все увещевания и просьбы ещё немножечко подождать, что он живёт в спартанских условиях, что здесь совсем отличные условия от городских, что, наконец, нужно идти через тайгу, не смогли убедить её отказаться от задуманного. И сейчас Василий наводил марафет в избушке и её окрестностях, готовясь к встрече.
С утра влажный туман густел, концентрировался в тяжёлые свинцовые сгустки, плотно застилая небосвод. По слабой мороси к обеду, когда Василий добрался до деревушки и встретил Ларису, ещё сложно было догадаться, какие сюрпризы готовит непогода. Тайфун не был капризным и переменчивым, а обрушился всей своей мощью на приморскую тайгу. Шквалистый ветер пытался разорвать одежды и бесконечно бросал в лицо ушаты воды. Распадок, которого обычно Василий придерживался, возвращаясь к избушке, стремительно наполнялся водой. Пришлось сойти с тропы, чтобы не попасть в вскипевший водоворотистый поток. И вскоре потерялись привычные ориентиры, смешались, перепутались стороны света, минуты и часы… Василий ещё не признавался себе, что они заблудились, и, стараясь сохранять хладнокровие, оберегал Ларису от ударов веток деревьев, надеясь больше на интуицию, продолжал движение… Неожиданно совсем рядом, буквально в трёх шагах от них, засветил знакомый тусклый фонарик, Марго пришла на помощь и сейчас выводила их.
Если все большие и малые превратности судьбы и «природные стихии» удачно преодолеваются, то их негативная составляющая быстро забывается. Тайфун, побуйствовав да поистощившись, откатился набирать силы обратно в Японское море. И солнечное утро превратило вчерашние страхи в триллионы сверкающих бриллиантов, разбросанных в остатках капель по веткам деревьев и кустов.
- Ты зарос и больше похож на лешего. Если так пойдёт дальше, то совсем одичаешь, - выказывая показное неудовольствие, обворожительно смотрела на своего избранника Лариса, не зная, что Василий загодя, желая произвести достойное впечатление и продемонстрировать какую-никакую, но всё-таки интеллигентность, старательно ровнял бороду и волосы. Правда, за отсутствием зеркала пришлось стричь локоны, глядючи в водную заводь.
Пробыв два дня на лесной заимке, надышавшись чистым смолянистым воздухом, изучив все местные достопримечательности, немножко заскучав, Лариса озвучила и основную цель своего приезда:
- Здесь, конечно же, прекрасно! И находиться здесь просто здорово! Но это не может продолжаться вечно. Вася, ты же человек, а не зверь. Тебе нужно подвести итоги, заявить о себе как об учёном. У тебя же столько открытий! Чего ты застрял в лесу? Люди должны жить с людьми. Как хочешь, но обратно я одна не поеду.
Уступая пожеланиям девушки, Солкин начал свёртывать научную работу. Сейчас в нём боролись противоречивые чувства: с одной стороны, он соглашался с лаконичностью рассуждений Ларисы и не хотел терять девушку, с другой стороны, понимал, что поступает предательски к своим исследованиям, к загадочным тритонам, к тигрице Марго… Собираясь в дорогу, учёный всё-таки надеялся вернуться в этот замечательный таёжный распадок. Ещё многие нераскрытые тайны когтистых тритонов ждали своего часа…
Шуба тигрицы была раскрашена теми же красками осени, что и первые опавшие листья. Люди заметили Марго, только когда подошли вплотную. Хозяйка тритонового ключа, перегородив им путь, улеглась прямо поперёк тропы и выжидающе замерла. Настроение хищницы выдавали лишь по-змеиному беспокойно играющий кончик хвоста да налившиеся недовольством пронзительно-черные шмели, затаившиеся в уголках глаз и вот-вот готовые сорваться с места и ужалить.
Тигрица с вызовом смотрела на женщину, затем обижено перевела взгляд на Василия. Марго думала, что этот двуногий романтик останется и они вместе будут сочинять звуки, вливая свои голоса в таёжную музыку. А выходит, он обманывал, когда пел, что так влюблён в эти места: в таёжный рассвет, в осенний хрусталь рек, в бесконечные цепочки хребтов… И сейчас невесть откуда взявшаяся соперница уводила лесного скитальца…
- Марго… так получается… извини, но я должен идти… - Василий так и не найдя нужных слов для зверя, посмотрев на красивые вьющиеся локоны и сейчас испуганный взгляд девушки, и вселяя ей уверенность, крепче обняв за плечи, добавил: - К людям…
Охомутавший живописную морскую бухту Золотой Рог разномастными на любой причудливый вкус и толстый кошелёк строениями, город Владивосток туманил мысли броскими вывесками, отвлекая от всяческих прочих идей, многообещающе манил яркими афишами и рекламными плакатами.
В институте дела шли своим чередом. Из кабинетов доносились мудрые фразы, суетливо, спеша везде поспеть, хлопали дверьми лаборанты и аспиранты, более важно и степенно передвигались заведующие деканатами и кафедрами. Дождавшись приёма у своего непосредственного руководителя, Солкин вкратце отчитался о поездке.
- Давай закругляйся со своими ящерицами. Кому они нужны? Ты пойми, тритоны - это не перспективно. Есть ли они, нет ли, никто ими не интересуется, - сделав паузу и вскинув руку вверх словно устремился в долгий марафон, неся при этом только видимый ему факел, руководитель продолжил, обозначив цель сего длительного забега: - Коммерция, брат! И мы с ней должны считаться. Привлечение денег, новые гранты, международные проекты – вот на что нужно нацеливаться! А институт, дорогой мой товарищ, почти что на самофинансировании. Замахнулся бы ты, Вася, на хищника покрупнее, тут бы и спонсор отыскался, и перспектива, - нетерпеливо дослушав доклад, неожиданно безапелляционно высказался руководитель.
- На ниве жизни у каждого свои горы, которые нельзя обходить. Как альпинисту, нужно карабкаться вверх. Покорить. Освоить. Понять. Вот и моя гора - пережившие века динозаврики. Пусть они и крохотные с виду когтистые тритоны, но всё равно гора, И для науки они представляют не меньший интерес, чем любое другое животное, а в каких-то вопросах и большее значение… - пробовал привести аргументы в пользу продолжения работы по изучению редкого вида уссурийских саламандр Солкин.
- Ладно, чудак-человек. Как хочешь, а денег под твоих ящериц институт больше не выделит. Тебе нужно сделать выбор, - уже не внимая возражениям, уверенный, что у подчинённого нет другого выхода, как согласиться с ним, вынес окончательный вердикт начальник.
- Они нужны… они же вымирающие… - бормотал себе под нос Василий, выходя из кабинета. Пусть не в ближайшее время, но он ведь рассчитывал продолжить свою работу по изучению тритонов. А теперь…
Вечером к Солкину заскочили приятели. В комнате, обставленной современной мебелью, сильно погрустневший сотрудник института чувствовал себя неуютно, словно забытое слово, что вздумало вернуться в азбуку, где всё намешано и учат нынче другим истинам, как сорванный на лесной опушке для короткого созерцания, ради баловства, а теперь увядающий цветок…
- Столько дней пробыл в тайге! Выдержал! Наверно, тянуло домой? – обрадовавшись возвращению товарища, спросил, похлопывая по плечу один из друзей.
- Нет, если честно, даже не хотелось уходить. Там правда, там ничего не надо придумывать и лгать, там ничего не продаётся, - не таясь, говорил исследователь.
- Но всё-таки ты пересилил себя и вернулся! - попытался свести к шутке разговор товарищ.
- А я, наверное, не вернулся… - выдохнул, ни как не реагируя на весёлый тон, ещё больше становясь сумрачнее Василий…
Лариса находилась всё время рядом, молчала, переживала, старалась предвосхитить желания своего избранника, а Василий вроде бы и был здесь, но, не умея совладать с собой, всё чаще отрешался от реалий и оставался там, в своих мечтах и мыслях. И девушка понимала, что он не сможет всегда быть подле нею, не обрюзгнет в домашней суете и, тяготясь размеренностью и распорядком семейного быта, будет убегать в свою бескрайнюю тайгу, к безымянным речкам и нехоженым хребтам. Но Лариса уже знала: с этим можно мириться, научиться ждать, а лучше заразиться его увлечением…
- За динозавров Сихотэ-Алиня… за тигрицу Марго… за тритоновые ключи… как жахнем… жахнем… жахнем… - будто рвались струны, не выдержав высоких аккордов новых песен, звенел хрусталь в руках гостей, а хозяин пытаясь забыться и не пьянея, поднимал всё новые тосты за обитателей тайги…
Необъезженными скакунами неслись по бесконечным бирюзово-синим степям непослушные облака. Притягивая к себе свободный и непокорный взгляд, не убаюканная столетиями говорливая река, прорезав могучий таежный хребет, устремилась напрямик к морю. Схороненный до времени под листьями папоротника-трёхлистки, по древним китайским легендам, сбежавший от императорской опёки, похожий своей подземной частью на человечка - магический корень жизни - женьшень теперь смело надел видимую издалека красную шапку. Тигрица Марго улыбалась первым сентябрьским дням и то и дело счастливо поглядывала вдоль распадка, где после небольшого перерыва над избушкой у тритонова ключа под покровом таёжных картин вызовом для городских «цивилизованных» нравов вновь раздавались слова песен…
И пижама и теплый плед
Дома брошены - я готов
Превратиться в тигровый след,
Подстеречь изюбриный рев…
Мы с тобою - тайги корабли.
Я подставлю другу плечо,
Завтра нас Сихотэ - Алинь
С гребня сопки в распадок качнет…